Влюбить отличницу
Прощаюсь с охранником и стремительно выхожу, куртку одевая на ходу, а о второй обуви даже не запариваясь. Хоть и ноябрь, но я пока в своих кроссах вывожу лёгкий снег и морозец, сковавший тротуары; иммунитет хороший, закалён лыжами, поэтому зима совсем не пугает.
Поднимаю глаза к небу, голубому, светлому, сегодня солнце. И как можно в такую погоду в школе пухнуть?!
— О, Козырь, ты тоже вышел подышать чуть пораньше? — с неприглядным интересом спрашивает Катон, который неожиданно оказался под боком.
— Какими судьбами? Ты ж физру не пропускаешь.
— Да так, решил что-то в жизни поменять! — весело отзывается друг и улыбается так, словно жизнь макнули в клубничное варенье или наконец втюрился.
Последнее предположение сбивает, с головы до пят прошивая током.
— Тебя вроде бы всё и так устраивало, с чего бы? — кошусь на беспечно счастливого Катона и не могу принять перемену в нём.
— Представь, что человек, которого ты знаешь много лет, которого видишь почти каждый день, вдруг открывается тебе с новой стороны. И оказывается, что он всегда был алмазом, укутанным в тряпьё…
— Э, ты кто? Где мой Витёк? — шутливо толкаю друга в бок, а сам не хило так напрягаюсь, перебирая в голове случаи, когда Катон был таким же воздушным что ли!
Сахарная вата, прям зубы сводит от сладости!
— Слушай, Коз, давай не будем трогать Богдану?
Какой-то миг и ко мне разворачивается не развесёлый Витёк, а серьёзный Виктор, даже выпрямиться захотелось от его тона, а от предложения, наоборот, опереться на что-нибудь более устойчивое, чем моё сегодняшнее настроение, скачущее от «забью на всех» до «забью всех».
— Она же крыса… — мягко напоминаю другу я, если вдруг он успел забыть!
— У неё искренние чистые глаза… — парирует мне, а мои глаза, кажется, сейчас из орбит вылетят от шока.
Всё, нервы всмятку — меня пробивает на дикий хохот, словно лучшие шутки КВН посмотрел за раз. Катон лишь молча наблюдает, оставаясь серьёзным и хмурым, словно мой смех его оскорбляет, а не тушёнку. Боже, да она же даже не Лунёва, а Богдана! Как я не заметил?!
Всегда холодный и отстранённый Катон и вдруг кого-то по имени назвал, заступился, про глаза пургу несёт… Да ему обращать внимание на таких, как тушёнка, западло было, по статусу не подходит. И что же я слышу теперь?!
— Гонишь? — отсмеявшись, спрашиваю я. — Тебе на физре успело в череп прилететь?
— Брось, Коз, сегодня все были впечатлены маленьким оловянным солдатиком. Даже ты! — напоминает дела давно минувшие, я уже и позабыть успел.
После этого столько всего произошло, да разговор с поварихой был примечательнее!
— И? К чему клонишь?
— Хочу приударить за Богданой, а вы мне с Саньком можете помешать, — наконец подводит к главному Катон, в чьей разумности и адекватности я уже сомневаюсь.
— Друг, приём! Она же моль, тень, юродивая, малохольная! Тушёнка! — чекану каждое слово, чтоб напомнить Витьку, о ком мы вообще говорим.
— Она самая красивая девчонка в классе, если не во всей школе, — беспечно хмыкает тот, послав мои доводы лесом, нагнув их раком.
Если б такое сумасшествие подцепил Скорп, я б ещё поверил, но как вылечить Катона…
— Ты бредишь… Она — предатель!
— Ты же не знаешь, почему она это сделала, — осуждающе качая головой, резко обрывает меня друг, словно я — маленький ребёнок, не разбирающийся во взрослой жизни.
— А ты знаешь? — взрываюсь возмущением.
— Знаю! — кивает, поправляя сползающий рюкзак правой рукой. — И, поверь, всё не так просто…
— Ну, поведай мне, раз такой осведомлённый. И когда только успел! — злюсь и не понимаю, на что больше. На то, что друг очарован крысой, или на то, что наша дружба даёт трещину.
Нет, хорошо, что Катон сказал начистоту, не стал утаивать, ведь я мягким местом чувствовал, что его обмолвки эти странные до добра не доведут. Замечательно, что открылся, признание проблемы — уже первый шаг к выздоровлению. А Лунёвой невозможно заинтересоваться нормальному здоровому человеку!
Вдруг она и на Витька моего так же зыркнула, как на Скорпа?!
Да не, что за бред! Хотя… судя по словечкам его нелепым, тут нужно прописывать убойную дозу антибиотиков. Не меньше!
— У Богданы маму так закрыли в кабинете, а она астматиком была. Не спасли. — кидает сухие факты мне в лицо, разбивая все слухи, что роились вокруг Лунёвой всё это время.
И как теперь понять, где правда, а где вымысел?
— Откуда такая инфа? — настороженно уточняю я, мало ли, вдруг Катона облапошили, напичкали дезой и отправили растрезвонить нам со Скорпом.
Нет, стоп. О чём я только думаю! Сейчас бы лучшего друга подозревать в слабоумии и неумении ложь от правды отличить… Чувствую, как засасывает неуправляемый вихрь, ещё чуть-чуть, и я не выберусь.
— Катя рассказала, — заметив моё удивление, Катон продолжает. — Я её поймал после того, как ты ушёл. Странным было, что она заступилась, да ещё тебя предостерегла. Хотел понять, с кем и с чем имеем дело.
— А если повариха наврала?
— Смысл?
— Чтоб мы Лунёву в покое оставили! — неужели мне нужно Катону очевидное объяснять, докатились…
— Они слишком правильные девчонки, чтобы шутить подобным или даже привирать. Так что, дашь мне время? — спрашивает, будто разрешение просит, зелёный свет у регулировщика требует.
Так я и поверил, что Катону нужно моё слово!
— Спасибо, Коз! Вот увидишь, нам ещё на руку будет! — похлопав меня по плечу в знак дружелюбного одобрения, говорит Витёк, опять повеселевший. — И ты это…медицинские всякие данные удали.
— Да-да… — киваю, как болванчик, и думаю о том, как потом скажу ему, что предупреждал. Как только поймёт, во что ввязался, так сразу напомню о своих предупреждениях! А ведь он даже о медкарте помнит. — Ты домой?
Смотрю в уходящую спину друга, и только сейчас понимаю, что он реально решил прогулять два урока, кроме физры у нас по расписанию остался ещё и английский. На секундочку — профильный, особенно для сдающих.
— Не, к англу вернусь! — оборачиваясь, бросает Катон и скрывается за воротами.
Вспомнив, что мы с ним в группе с тушёнкой… Лунёвой (наверное, теперь её нельзя будет называть привычной кличкой), зло пинаю первую обувь и возвращаюсь в школу.
— Всё, назад? — удивлённо спрашивает охранник, а я лишь мрачно киваю в ответ.
Учёба же у нас свет! Свет в дурдоме, видимо…