Пляска в степи

Иштар медленно жевала тонкую сухую лепешку, прислушиваясь к спору, что разгорался между отцом и одним из лучших его полководцев. Она и четверо мужчин делили вечернюю трапезу в роскошном отцовском шатре. Накануне тот получил весточку от Саркела и потому после захода солнца собрал своих военачальников и советников, намереваясь обсудить с ними дальнейшие планы. И не всем они пришлись по нраву.

Мужчины сидели на расшитых подушках вокруг низкого столика, щедро уставленного яствами и сосудами чеканной работы. На серебряных подносах в глубоких чашах остывало мясо, но почти никто из них так и не притронулся к еде; они все больше пили вино из серебряных чаш и хмелели.

Иштар старательно прятала улыбку в уголках губ. Как и всякий гордец, ее отец ненавидел, когда с ним пререкаются. Как и всякие полководцы, двое мужчин ненавидели бросать в безнадежную схватку своих лучших воинов, чтобы те напрасно погибали. Как и всякий советник, последний из собравшихся думал о золоте и богатой добыче. Как и любой хазарин, все четверо отчаянно ненавидели русов, и если ее отец еще мог обуздать чувства, думая о цели, которую он преследовал, то вот его полководцы не стеснялись в выражениях и отчаянно не хотели, чтобы даже один хазарин встретил смерть из-за чаяний руса.

Саркела в хазарском стане не терпели.

Склонив голову, Иштар рассматривала свои ладони, чтобы никто не заметил смешинки в ее взгляде. Она и впрямь забавлялась, слушая, как лучшие из мужей понапрасну сотрясают воздух громкими голосами и взмахами рук. Ее отец уже все решил.

Отец Иштар, хазарский полководец Багатур-тархан недовольно хлопнул в ладоши, пытаясь обуздать разгоревшийся спор.

— Так. Дело решено, — сказал он раздраженно, — мы сговорились с Саркелом.

Они уже говорили дольше, чем он намеревался. Он позвал их в шатер, чтобы объявить о своем решении, и не ожидал услышать в ответ несогласные, непокорные речи.

— Хазар-Каган скоро умрет, — но его первый полководец — Барсбек — не собирался сдаваться. — Все говорят. Мы должны быть в столице, когда это произойдет.

— Все пророчат ему смерть уж какую весну, — проворчал Багатур-тархан. — Звезды ошиблись и на этот раз.

— У него нет наследника, — угрюмый Барсбек гнул свое. — Нет сына. Начнется резня. Если мы опоздаем, то подохнем будто псы.

— Так. Ты причитаешь, словно старуха, — недовольно попенял ему Багатур-тархан. — И кличешь беду, когда ничего еще не случилось!

— Мы можем взять богатую добычу у тархана русов.

Иштар, чье мнение никто не спрашивал, едва терпела толстого советника отца. Тот, может, и понимал в торговле да купеческом ремесле, но она не могла смотреть на него без отвращения. Вот и сейчас тяжело сглотнула, унимая дурноту, когда мужчина принялся развязывать узелки на кафтане своими толстыми пальцами, унизанными плотно сидящими перстнями. Чтобы их снять, потребовалось бы отрубить пальцы под корень.

— Золото купит нам много славных воинов, — советник отца продолжал размышлять. — Золото купит нам все.

— Оно не купит нам победу, — Барсбек свирепо мотнул головой, и длинные черные волосы стегнули его по лицу.

Его кожа была намного белее, чем у Иштар, ее отца и остальных мужчин. Его мать была светловолосой рабыней, украденной во время одного из успешных набегов на русов. Ее сын унаследовал от нее светлую кожу и серый цвет глаз, какой не встречался у чистокровных хазар. Его нежная, безмолвная мать, которую замучил его же отец. Все шептались, что Барсбек вырос и убил его из мести.

— Может, Парсбит дело говорит.

В ярости Барсбек обернулся ко второму полководцу, вздумавшему встать на сторону тучного советника.

— Золото и меха, и торговый путь, — добавил тот. — Мы купим войско.

— Так и будет, — Багатур-тархан благосклонно кивнул ему.

— Ну же, поразмысли сам! — второй полководец, Чорпан, обернулся к Барсбеку. Он слишком уважал его, чтобы не попытаться объясниться. — Мы раздавим Нищу-хана и его шатер как муху! Он ослаблен теперь.

Барсбек покачал головой. Багатур-тархан же довольно улыбался.

Когда мужчины затеяли с ним спор, все трое были против него. Сейчас же сопротивлялся лишь Барсбек. Но он всегда сопротивлялся, за что Багатур-тархан его и ценил. Хороший каган всегда выслушает всех своих полководцев, особенно тех, кто ему возражает. Не стоит слепо полагаться лишь на свой взгляд, он может быть затуманен и притуплен. Багатур-тархан следовал этим правилам всю свою жизнь, и пока что они ни разу его не подводили и позволили забраться очень и очень высоко. Хотя, видит великий Тенгри, ему множество раз хотелось укоротить Барсбеку язык!

— Нам нужно вернуться в столицу, — Барсбек продолжал стоял на своем. — Когда умирал предыдущий Хазар-Каган, да будет благосклонен к нему Тенгри, шады устроили резню.

Скривившись, Багатур-тархан посмотрел на него, но ничего не сказал. Они все помнили, что случилось тогда — прошло не так много времени. Но этот спор Барсбек все же проиграл. И он это понимал.

— Так. Мой младший сын направит к нам конницу и осадные орудия из Беленджера. Мы должны встретиться с ними на половине пути.

Отец Иштар довольно хлопнул раскрытыми ладонями себя по бедрам и потянулся к кубку со сладким вином. Барсбек резким жестом откинул назад полы расшитого золотой нитью кафтана и постучал пальцами по столу. Он поймал взгляд своего кагана и едва заметно покачал головой.

Иштар подавила вздох, благодаря всех богов, что мужчины, наконец, закончили бессмысленный спор. Он порядком ей наскучил, и она устала слушать их бесконечные препирательства. Зачем, если ее отец сказал, что уже обо всем сговорился с Саркелом? Он не отступится от своих договорённостей, что бы ни случилось, чтобы ни сказали его полководцы и советники.

Отец сам велел ей остаться и послушать, хоть она и приходилась ему дочерью, а не сыном. Но Иштар — важная часть плана и сговора с Саркелом, и чтобы управлять тарханом русов, она должна знать все, что замыслил ее отец. Потому она и сидела в отцовском шатре этим вечером, и скучала, и вполуха прислушивалась к беседе мужей.

Барсбек окинул ее тяжелым взглядом, и у Иштар по коже побежали муравьи. Уязвленный, рассерженный мужчина — опасный мужчина. Она запахнула на груди поплотнее кафтан, и браслеты на ее тонких запястьях мелодично зазвенели.

Трое мужчин будто впервые вспомнили, что она здесь, и разом обернулись к ней. Отец выглядел чрезвычайно довольным. Он даже улыбнулся ей.

— А, Иштар. Ты еще здесь. Ступай спать, мы закончили нынче.

— Да, отец, доброй ночи.

Она склонила голову, словно послушная дочь, гибким, изящным движением плавно поднялась на ноги, расправила широкие шаровары из гладкого шелка и покинула шатер.

Выходя на воздух, она накинула на плечи отороченный пушистым мехом плащ. Скоро-скоро осень вступит в свои права. Ночи уже становились все длиннее и холоднее, а дни — короче. По Степи гуляли сильные, выбивавшие из седла ветра. Они поднимали в воздух мелкий песок и пыль и уносили далеко-далеко.

Повсюду в хазарском лагере горели костры и факелы, но даже их свет не перебивал свет раскинувшихся по всему небосклону ярких звезд. Духи предков улыбались ей с небес, и, запрокинув голову, Иштар любовалась ими, словно завороженная. Она любила степь всем своим сердцем, она не знала иной жизни, но была уверена, что не сможет так сильно полюбить ни один роскошный дворец, ни один богатый терем. Разве можно будет во дворце увидеть сияние дюжины дюжин звезд на черном-черном небе? Разве можно там будет задохнуться от нахлынувших чувств?

Крадучись, она пробралась в шатер. Но не в тот, который был поставлен для нее. Этот чужой шатер, в который зашла Иштар, был не столь богато украшен, как у ее отца, и отличался по внутреннему убранству. Повсюду валялись свернутые и раскрытые свитки с картами и непонятными надписями. Иштар они не сильно интересовали, и она лишь скользнула по ним равнодушным взглядом.