Любовь зла - полюбишь...Бумеранги
Сергей
Евгения собралась в банк, и я попросился с ней пассажиром. Хотелось проветриться, посмотреть город, немного отвлечься от вновь нахлынувших проблем. Для себя решил использовать представившуюся возможность отдохнуть за границей по полной. В шутку хотел искупаться, но Николь отговорила. Как и обещал, отснялся для ее рекламы. Она познакомила меня со своими друзьями. Интересные, творческие. Музыканты, вольные художники, начинающие актеры, андеграунд. Я не общался с подобными людьми раньше, и мне понравилось быть частью всего этого. Даже если я не понимал шуток и диалогов. Но музыку я мог оценить. Понравилось сбросить груз ответственности, проблем, вечной вины перед всеми, чьи ожидания не оправдал, и стать просто собой. Не зная языка, я сначала нервничал. Но ребята ничего оказались, где на ломаном английском, где жестами общались со мной. А когда немного выпили – языковой барьер стерся. Ребята и я отправились в бар, и веселились до утра. Давно я так не отрывался. Очнулся в чужой постели, с какой-то незнакомкой. Суда по состоянию одежды у нас было, но про презерватив я не забыл. Похвалив себя, быстро оделся. Девчонка спала, и я, не прощаясь, по-тихому смылся.
Несколько дней я был счастлив, шатаясь с сестренкой по городу, по гостям, каким-то выставкам. Я точно вернулся во время, когда только окончил школу и думал, что делать дальше. А потом позвонила Вита и рассказала о заболевшей дочке. Я сделал тест на совместимость, как донор. Евгения, узнав о беде, решила пройти тест тоже. Я прекрасно видел, что она заставляет себя. Так получилось, что плохую новость я сообщил при Никосе и его детках, и Евгении пришлось играть роль заботливой бабушки, готовой ради внучки на все.
Сегодня мы решили заскочить за результатами. Развалившись на пассажирском сидении, прокручивал в голове ночное происшествие и решал, что мне за это будет. То самое происшествие все еще давило неприятными сомнениями. Старею, наверное, раз начал жалеть о таком. Мне отвели один из номеров в полупустом отеле. У семейки Анжелис был свой дом, но я сам попросился жить отдельно. А ночью ко мне явилась Николь. Паршивка просто открыла дверь своим ключом. После общего, почти семейного, ужина за одним большим столом, где я немного перебрал со спиртным, не удивительно, что не сразу сообразил, кто со мной в постели. Без Виталины я не то чтобы скучал, но мне ее не хватало. И не сразу понял, что со мной не она. А когда понял, то поздно было отступать назад. Николь ушла под утро, а я лечился от похмелья и ругал себя. Только еще одной истории с сестрой мне не хватало. Злился, чувствуя, что эта ночка выйдет мне боком. Проблемы, дав передышку, снова догнали меня. Еще голова раскалывалась, и поездка не облегчила мое состояние. Хотелось набить кому-то рожу.
Пялился в окно на скучные серые улицы под хмурым небом. На свинцово-серую гладь моря, временами мелькающую в разрывах домов и деревьев. Март оказался неласковым не только на родине, но и тут. Природа бастовала, затягивая с наступлением весны.
- Переживаешь? – нарушила молчание Евгения.
Я метнул на нее испуганный взгляд. Показалось, что она знала, где и с кем провела ночь ее падчерица. Но Евгения смотрела спокойно, без тени возмущения и осуждения. Пронесло. Она о чем-то другом. О Ладе, наверное. По ее спокойному лицу и не скажешь, что переживает за внучку.
- А ты…- хотел сказать « не очень», но сдержался. Не хотелось ссориться из-за моего дрянного настроения.
- Я… - она замялась, останавливаясь на светофоре. – Мне очень жаль девочку. Я дам деньги. Переведи на операцию.
Мне на телефон упало сообщение из клиники с результатами анализов. Донором для дочери у меня быть не получится. На секунду почувствовал облегчение, всегда боялся больниц, уколов, Но тяжесть вины снова придавила плечи.
- Пришло сообщение. Я не подхожу для донора, - сообщил на вопросительный взгляд матери. – А ты?
Она бросила на меня быстрый, вороватый взгляд и излишне резко надавила на газ. Автомобиль рванул вперед.
- Я… у меня сахар повышен и поджелудочная, - проговорила она. – Я думаю, найдется еще кто-то, кто подойдет. Я оплачу донора…
Не сразу дошло, о чем она. Сначала подумал, что жалуется мне на здоровья, требуя сочувствия. А потом догадка обожгла мозг.
- Ты отказываешься! Ты подошла, и ты отказываешься! – не мог поверить.
Она же женщина, мать и может так просто оставить ребенка в беде. Люда бы никогда так не сделала. Не откупилась бы деньгами.
- Я дам денег. Найдут другого человека, - раздраженно протараторила она. – Я не могу… Как ты не понимаешь! У меня сахар, могут быть осложнения. В моем возрасте все плохо восстанавливается. Останется шрам, а Никос…
- Ах, Никос… - протянул я, понимающе покачав головой. – В нем все дело.
- В нем и не в нем. – Она упорно смотрела на дорогу, игнорируя мой взгляд. Оправдывалась перед собой. - Зачем я ему со шрамами? Я, знаешь ли, и так на двадцать не выгляжу. Молодых охотниц за деньгами хватает. Вьются возле него постоянно. А этот отель… я в него десять лет жизни вложила. И терять не собираюсь, оставшись на улице ни с чем. Ты не понимаешь! – выкрикнула она, не сдержавшись.
Нарушила что-то. Нам засигналили со всех сторон. Вырулила на обочину и остановилась, включив аварийки.
- Так объясни, - я откинулся на дверь, сложив руки на груди, разглядывал ее, женщину, отказавшуюся от меня дважды.
Она ведь отказала сейчас умирающей крохе Ладке, а это все равно, что мне. Было больно застарелой болью. Так же болело, когда отец в очередной раз слал меня нах, не выполняя свои же обещания, при этом злясь на меня, что я вообще есть. И противно. Впервые не хотелось быть частью кого-то. Стыдился быть частью этой небедной, но гнилой насквозь женщины. С Людой я об этом никогда не думал. Я обижался на нее, но мысли не было, что быть ее сыном – позор.
- Когда я из роддома вернулась домой, за неделю отец твой вынес последнее, что оставалось – старый холодильник «Зил». Его еще мой папа покупал. Тяжеленный. А он вынес, сдал на металлолом и пропил. И я тогда подумала, хорошо, что ребенка нет. Продолжила свое, пока Сережка не замерз. Я испугалась, и завязала. А потом это письмо от акушерки, что ты живой. Не пила я тогда, уборщицей в школе работала, понемногу себя в порядок приводила. Посмотрела на ободранную квартиру, дранный диван и треснутые стекла скотчем заклеенные, и подумала – куда тебя привезу? Ты же москвич, привык к красивым вещам и дорогим игрушкам. А тут… Люда не торопилась тебя везти, а я решила ремонт в квартире сделать. Хороший чтобы… евро… а потом уже и тебя забрать. – Она порылась в сумочке. Достала сигареты, зажигалку, приоткрыла окно и закурила. – Со мной тогда один жил… сиделец. Он предложил к Людке поехать и денег попросить за тебя. Рассчитывал, она тебя не захочет отдавать и откупится деньгами. Я… выгнала его.
Смотрел на нее и видел бывшую алкоголичку, радующуюся, что бог дитя прибрал и продолжающую пить. В сердце которой ничего не всколыхнуло письмо-признание. Может, ей и было интересно посмотреть на меня, но забирать меня от Люды она не собиралась. И судя по заминке, обдумывала предложение сидельца Коли, просчитывала свою выгоду. Но отказалась, побоялась, что Люда может отказаться платить и вернет ей ребенка. А я-то как раз был не нужен. Она и близко этого не говорила, но все предатели похожи. Я насмотрелся. Герман, его жена Марина, его покойная мать. Они всю жизнь хитрят, просчитывают, боясь упустить свое, и очень не любят платить по долгам.
- Сделала ремонт? – не смог сдержать презрения в голосе.
- Почти. Из-за этого ремонта мы познакомились с Никосом. В магазине стройматериалов. – Она улыбнулась, нервно стряхивая пепел в пепельницу. – Я сразу поняла, что он мой последний шанс на нормальную жизнь. Уговорила мать присмотреть за квартирой и уехала к нему. Сначала работала горничной. Потом администратором. Море, солнце, работка не бей лежачего – отошла я. Не красавица, какой была в шестнадцать, но ничего… Пока у себя ремонт делала, начала разбираться в отделке и материалах. Советовала ему… В общем, заметил он меня и как женщину тоже. Объявил детям, что женится. И ангелочки в двадцать четыре часа переродились в демонят. Пакостили, а я терпела, искала подход… В общем, слишком много я вложила в этот отель, чтобы потерять все.