Целительница для дракона

Негодование мешало мыслить здраво. Стоило придумать план побега, отыскать более подходящую для передвижения по лесу одежду и раздобыть провизию и хотя бы нож. Но рассудок отказывался функционировать в этом забытом богами месте. Атмосфера давила. Застоявшаяся магия, которую накопил вокруг себя проклятый, туманила сознание.

Когда Хейдес ушёл, Тали заставила себя побродить по особняку. Всё, что она знала — сдаваться нельзя. Нужно обязательно найти способ и спастись, что бы это сумасшедший с ней ни сделал. Быть может, и в Лофгрене о ней вовсе не забыли, а слова Эберхарда всего лишь манипуляция, чтобы убедить её в обратном. Подобные пленители страшнее тех, что бросают в темницу под замок. Они убеждают людей в том, что им хочется, так, чтобы те следовали их приказам беспрекословно. С ней этого не случится.

Она — ведьма, а ведьму любого толка одурачить сложно. Кроме того, она целительница, а, значит, разбирается не только в недугах телесных, но и в душевных. Тали знала: проклятия и увечья способны сломить кого угодно. Свести с ума или довести до самоубийства. Эберхард годами сидел тихо, если верить словам Саймона и остальных, но всё же не выдержал и прибег к похищению в надежде, что это его спасёт. А если нет? Что с ней тогда станет? Неужели он… убьёт её. Ей нужно быть очень и очень осторожной.

С этими мыслями Тали трижды обошла дом, запоминая расположение комнат. Она не встретила ни души и не уловила ни звука, но лишний раз убедилась в том, что слуги к своим обязанностям относятся из рук вон плохо. От пыли то и дело щекотало в носу. Мрачноватая, лишённая лоска роскошь вызывала искреннее сочувствие. Тали любила красивые вещи и уважала чужой труд. Она свято верила в то, что даже статуи заслуживают внимания и заботы, не говоря уже о резных столах и стульях, которые приносили пользу. В данном случае, одному весьма нерадивому лорду. Так у Тали появился дополнительный повод презирать Хейдеса Эберхарда.

Из чистого протеста она попыталась заглянуть за каждую дверь с чёрной ручкой, какие попались ей на пути, но все они оказались заперты, равно как и выход на веранду. В сад её, видимо, решили пока не пускать. Наверное, чтобы не мешала карликам собирать батат и травить кротов.

Дверь в кухню и на половину для слуг также была закрыта на ключ. Так что с обращением за помощью к этому неизвестному Лаэрту пока предстояло повременить.

Девушка отыскала ванную комнату возле отведённой ей спальни. Стены, потолок и пол здесь были покрыты крупной керамической плиткой, расписанной синими цветами. В центре помещения стояла огромная медная ванна на львиных лапах. Чуть в стороне располагались прочие удобства. Для комфортного мытья и остальных гигиенических процедур имелось всё необходимое: от ширм, тазов и мочалок до печки с красивым котлом для нагревания воды и крана с водой холодной, под которым в ванне поменьше зияло отверстие водостока.

На ширме висели чистые полотенца, ванна оказалась намытой до блеска, пыль вытерта почти везде, а на круглом столике стояли пузырьки с душистыми настоями и лежали куски сливочно-белого мыла с тонким запахом мёда и ромашки. Этот запах окутывал комнату, изгоняя прочие. Похоже, здесь убрались специально для неё.

Тали пришлось усилием воли унять невольный восторг. Прежде столь роскошные ванные комнаты она видела лишь в чужих дорогих домах. Сама же она пользовалась большущим тазом, да уборной на улице.

Нет. Радоваться подобным глупостям нельзя. Её расположение не купить тёплой водой и душистым мылом. Пусть даже не пытается.

Девушка вылетела из ванной и бросилась в спальню, чтобы отыскать свои вещи и переодеться в них. Но в саквояже был сложен лишь её лекарский арсенал. Платье, обувь и бельё пропали. Даже любимый жёлтый поясок исчез. Впрочем, как и все личные вещи хозяина. Ни одного чёрного сюртука или рубашки. Теперь все шкафы, комоды и сундуки были забиты… женской одеждой.

Такого количества откровенно-непристойных нарядов Тали прежде не встречала. Сплошь кружево, полупрозрачные ткани и летящие юбки. Платья с глубокими декольте (причём некоторые открывали не плечи и грудь, а поясницу до невероятно бесстыжей глубины). Глубокие узкие вырезы до пупка. Разрезы на подолах до того места на бедре, которое уже смело можно называть ягодицей. Лёгкие открытые туфельки и башмачки. Сорочки-паутинки. А ещё бельё, такое тонкое и невесомое, что даже многие корсеты можно спрятать в табакерке, а панталоны — в спичечном коробке. И у всех нарядов застёжки такие, что скорее должны называться «расстёжками»: один раз дёрни, и всё упадёт к ногам.

— Нет, он издевается! — возмутилась Тали и в гневе затолкала сорочку на тонюсеньких бретелях в ящик с такой ненавистью, будто прозрачная тряпочка провинилась в том, что на сосках золотом были вышиты созвездия. — Я ему что, шлюха из дорого борделя?

Тут её взгляд упал на ряд шкатулок на каминной полке. Прежде их там не было. В первой она обнаружила драгоценности, а остальные даже открывать не стала.

— Нет, он точно принимает меня за шлюху из ОЧЕНЬ дорогого борделя, — пробормотала Тали. — Пусть не надеется, что я стану это надевать.

Она в бессилии опустилась на диван в эркере и закрыла лицо руками. Пыталась осмыслить случившееся, но всё время возвращалась к Хейдесу. Она решила, что не пойдёт на ужин, не станет подчиняться его прихотям и скорее умрёт, чем допустит, чтобы он к ней прикоснулся.

— Как жена с мужем, — язвительно передразнила она. — Размечтался. Не дождёшься, ублюдок.

В доме не было зеркал (что понятно, ведь вряд ли Эберхард в восторге от своего отражения), а все острые предметы, вроде рыцарских мечей или секир были такими тяжёлыми, что она бы ни за что не подняла их, даже если бы смогла снять со стены. Все её скальпели, ножи, ножницы и пинцеты тоже исчезли из саквояжа. Кажется, Хейдес и сам ей не доверял. Быть может, среди вещей найдутся шпильки или гребень для волос. Не оружие, но лучше, чем ничего. Однако притрагиваться к «подаркам» пока не хотелось.

Тали сидела в тишине довольно долго, пока не услышала, как за окном забарабанил дождь. Небо заволокло тучами, погружая и без того сумрачный дом во мрак.

Где-то в глубине особняка часы пробили семь. Спускаться к ужину она не собиралась. Но в животе так предательски заурчало, что Тали вспомнила, что ела лишь утром, и то совсем немного. Ей нужны были силы. А ещё желательно нож или хотя бы вилка.

Поразмыслив здраво, девушка пошла в столовую, где уже был накрыт длинный стол. Приборы на две персоны расположили (к счастью) в противоположных концах стола. В бокалах алело вино, а в глубокой тарелке был налит густой суп с фрикадельками и картофелем. Рядом на тарелке поменьше лежал душистый хлеб с хрустящей корочкой, а к нему прилагались уже нарезанная ветчина и сыр. Возле тарелок лежало по ложке. Никаких ножей. Даже посуда не керамическая, а серебряная. Чтобы не разбить и не использовать осколки.

Хейдеса в столовой не оказалось, поэтому Тали решила поесть как можно скорее и уйти, не дожидаясь его. Дождь за окном усилился. Началась гроза. Света единственного канделябра возле тарелки едва хватало, чтобы рассеять сгущающиеся сумерки. Целительница решила, что погодный катаклизм для неё не помеха, если сравнивать с предстоящей ночью и обещанием Эберхарда о совместном супружеском сне и обо всём остальном. Теплилась смутная надежда, что раз он не явился на ужин (хоть сам и настаивал на необходимости семейных трапез), то и в спальню не придёт. Тали припоминала одно из условий их «соглашения»: не выходить на улицу во время дождя. Быть может, он боится воды и не сможет её преследовать? Такое возможно в некоторых случаях. Тали доводилось встречать человека с гидрофобией. Он не мылся годами, а потому покрылся струпьями и вонял, хуже не придумаешь. От Хейдеса пахло чешуёй и пеплом. Другой вариант — вода может вызывать на теле проклятого возникновение волдырей или что похуже. Стоило выяснить. В любом случае, вода виделась девушке полезным оружием.