Повитуха из другого мира. Я (не) твоя пара, дракон!

Мои пальцы крепко сжали вилку, а улыбка начала превращаться в оскал. Ну и гадина, гадюка подколодная. Она пыталась унизить Глорию на глазах дракона, и у неё это отлично получалось. Вспомнить только первую встречу с Рейдолиром и испачканный камзол, как к моим щекам приливала кровь.

Пока моя соседка страдала от тяжёлой работы и гнула спину наравне со слугами, эта гадина посещала балы и веселилась. А теперь пыталась отбить жениха у родной сестры, даже зная про метку истинной пары. У Виолетты не было ни стыда, ни совести. Отвратительный человек, готовый идти по головам ради своих целей. Искоса посмотрев на своего женишка, даже не удивилась его ледяному спокойствию. Как ел мясо, так и продолжил, даже не глядя в нашу сторону. Само воплощение умиротворения, снизошедшее к простым людишкам.

— Зато другие не переставали бездельничать и пудрить носик на балах, — простодушно заметила я, кладя вилку на тарелку. Подняв полный заботы взгляд на сестрёнку, спросила: — Неужели там не нашлось ни единого мужчины, что позарился на тебя?

— Ах ты, — прошипела разозлённая девушка, грозно сверкая глазами. Она была готова разорвать меня, если бы не преграда в виде стола.

— Великий Создатель, так я права? — притворно ужаснулась я, прикрывая ладонью рот.

— Нет! — рявкнула Виолетта, таки вскакивая со своего места. Пышная грудь заколыхалась от резкого движения, едва не выпрыгивая из выреза декольте. — Меня одаривали вниманием десятки достойных кавалеров! В то время как ты, Глория, подрабатывала мойщицей полов!

— Виолетта фон Эдельвейс! — громко прикрикнула мачеха, не выдержав позора своей родной кровиночки. — Немедленно убирайся в свою комнату, дабы обдумать недопустимость подобного поведения!

Девушка раздражённо отдёрнула подол платья и стремительно вылетела из столовой. За столом воцарилась тишина, причём ещё немного и запели бы сверчки. Слышался лишь стук серебряных приборов о тарелки — мужчины невозмутимо продолжали свой ужин, даже не обратив внимания на ссору. Мне бы их непробиваемость, ей-богу. Фыркнув, я вернулась к своей тарелке. Манящий пирог уже остыл, однако голод разыгрался не на шутку. Подхватив вилку с пирогом, быстро отправила его в рот.

Нежный вкус осетрины вспыхнул на языке, а после начался ад. Меня бросило в пот, испарина проступила на лбу, а руки начали мелко дрожать. По телу разливались волны жара, сменяющиеся холодом. Голова пошла кругом, горло сжала невидимая рука, не давая даже проглотить злополучный кусочек пирога. Язык распух и, казалось, вот-вот грозил вывалиться наружу. Хватаясь за стол, я попыталась встать. Сознание рывками покидало меня, отчего реальность смешалась с туманом. Последнее, что я помнила перед отключкой — обжигающая боль в запястье и полные беспокойства серые глаза.

«Неужели, у глупой Глории аллергия на рыбу? — набатом звучала в голове паническая мысль, не покидая даже в забытье. — Какая же глупая смерть… От кусочка рыбного пирога»…