Его Мираж в Академии

Мира

Понятия не имею, спросил ли лорд Тревор куратора о моем опоздании. Или, может, спросит завтра? Меня это не сильно-то волновало: в конце концов, меня и вправду вызывал Хант. И почему-то мне казалось, что немногословный и лаконичный бывший офицер не станет пояснять и отчитываться о том, когда именно он меня вызывал. 

Больше всего меня зацепили слова Кензи. Я валялась не серебристом покрывале и смотрела на белоснежный потолок. Внезапно мне стало холодно от беспощадно-бесцветного окружения, я накинула плащ и вышла во двор особняка. Здесь клены и каштаны роняли яркие листья и осень ощущалась такой, какой она  была: теплой и яркой. А какой была я?

Никогда не отличалась боевым характером, и не стремилась в спарринги с мамой, хотя и она, и отец предлагали не раз. Но мама тогда казалась почти богиней, она предугадывала и останавливала магией каждый мой шаг. А когда со мной играют в поддавки, я не любила… Я прижала к груди альбом для набросков. В детстве не любила рисовать реальный мир. Мне нравилось вести кистью по бумаге или ткани, наблюдать как расплываются пятна, видеть как краска мешается с друг другом, создавая причудливые узоры… Мне нравилась мягкая нежность акварели, неудержимая свобода батика и строгая страсть восточной туши… Но я перестала рисовать вовсе после пожаров и крови Лораны, и только когда лорд Тревор привёл ко мне самого дорогого учителя в империи, я с безразличием взялась за карандашные наброски. 

И до сих пор я не бралась за краски… Только изредка доставала положенное по статусу серьезное тяжелое в работе масло. Я не убегала прочь от дяди… да и куда? Ни осталась никого, кто был мне дорог в этом мире. Да, я хотела получить наследие родителей, хотела обратно свою жизнь, хотела найти найти тела мамы с папой, но… Меня не отпускал страх, он сковывал нервы изморозью и останавливал не хуже маминых заклятий. 

— Леди Мира, ужин! 

Горничная звала пару раз, но я продолжала сидеть и молча смотреть сквозь ветки огромного клена. 

— Мирочка, с тобой всё хорошо? — ко мне подошел дядя и обеспокоенно посмотрел на меня, — может, не пойдешь завтра в академию? У тебя в субботу интервью. Если ты плохо себя чувствуешь…

— Со мной все хорошо! Академию пропускать ни к чему! Я лишь задумалась, простите. 

— Опять летаешь в облаках, — он покачал головой. 

Спорить я не стала — но не потому, что он был прав. А потому, что не хотелось объяснять. 

Ковыряя вилкой рагу из индейки, я неожиданно для себя произнесла: 

— Лорд Тревор, я хотела бы совершить визит к управляющему на следующей неделе. 

Дядя нервно моргнул и чуть было не уронил ложку.

— Зачем, дорогая? У нас расписаны интервью. 

Действительно, зачем? Я и так знала все, что происходит, сводки и документы нам приносили дважды в месяц. компанией руководил еще назначенный мамой управляющий и совет акционеров. У меня хоть и была решающая доля, но пока я не получила «аметистового соловья», принимать участие в делах я не могу.

— Потому что хочется, — пожала плечами, — к тому же, если хотите, отличный повод для репортажа: «Сиротка Лайонел посещает исследовательский центр холдинга». 

— Это хорошее решение. Рада, что ты начала проявлять инициативу. Медийность — твое все, дорогая. 

— Да, конечно, дядя. Я подумаю еще над интересными темами для репортажей. А сейчас мне нужно подготовиться к занятиям. Благодарю за ужин.

В своей комнате я привалилась к закрытой двери. Что я творю и зачем? У меня не было ответа на это вопрос. 

Всю ночь я бежала во сне по бесконечному кровавому пожару Лораны, а сзади посмеивалась Кензи со словами «Видишь, могла же раньше?». И только под утро, после череды кошмаров я провалилась в сон без сновидений. Казалось, прошло мгновение, а горничная уже трясла меня за плечо со словами, что я могу опоздать. 

Оделась я спешно, схватила сумку и побежала к машине.

— Вы никогда не бегали, леди Мира, — заметил мне водитель.

— Я никогда не спешила.

— Тоже верно. Тогда и я медлить не буду. 

Осенние улицы столицы за окнами машины шумели мелким дождем и потоками людей. До академии мы добрались быстро, я кивнула, и сразу после проходной поспешила во второй корпус. Главное — сжать зубы и не замечать шепотки за спиной. Не обращать внимание на то, как, должно быть, бесит всех мое белоснежное платье в дождливый день. Переодеться и поспешить на лекцию. Я заколола волосы узел: вот так, обычная студентка. Темная плиссированная юбка в пол, рубашка, туфли. 

Первая лекция опять стояла у всего потока, а вот вторая и третья пары были отведены под первую практику у Ханта. И это обсуждали все, даже те студенты, которые к нему не попали. «Говорят, он до истерики загонял второкурсницу» — шептали сзади.

«Говорят, парень с третьего курса решил сам поставить себе черный квадрат и уйти» — бормотали на галерке. И только Кензи на перерыве вздохнула и произнесла иное:

— Завидую я вам. 

— Почему? Ведь все говорят, что сэр Хант страшный и строгий, — Прим говорила очень мягко, будто ей неловко было спрашивать.

— Потому что у меня «шестерка», и тем, где всего два года учится, такие преподаватели не положены, — разъяснила ей Кензи.

— А, ну так в чем проблема? Учись три года

Даже мне не пришло в голову сказать такое. Кензи какое-то время вертела в пальцах выбившуюся из хвостика прядь волос, прежде чем коротко бросить:

— Да ты наглая, Тиволи, 

Империя обязывала учиться и оплачивала ровно столько, сколько было положено магу определенного уровня. Дальше можно было учиться, но только если оплачивать самому. Очевидно, Кензи это было не по карману. Прим пробормотала извинения, но подруга мотнула головой и ушла. 

— Что, послали нищебродку всё-таки? — раздался сзади презрительный голос Эши. Мне вспомнилась сцена на первом занятии, когда Хант наложил чары на чересчур разговорчивую однокурсницу.

— А ты не боишься? Вдруг после занятий у Ханта вовсе говорить не сможешь?

Девушка вздрогнула, и уже куда менее смело ответила:

— Тебя, Мираж, он все равно больше не любит! 

И ушла вперед по коридору. Мы с Прим спустились в женскую раздевалку, переоделись в тренировочные костюмы. 

Тренировочный зал казался слишком большим для тридцати человек.  Мы стояли по группам: девчонки отдельно, парни отдельно. Все нервно переговаривались в ожидании и посматривали на дверь. Вот только открылась дверь не в коридор, а выход с другого конца зала, ведущий во двор академии. Внутрь ворвался влажный холодный ветер, а следом, держа руки за спиной, вошел Хант. Осмотрел нас, прищурился.

— Ну что, господа студенты. Начнем? 

Нестройный хор голосов забормотал что-то утвердительное. У него заходили желваки, но он ничего не сказал, только подошел ближе.

— Значит так. Я прекрасно понимаю, что вы студенты, а не солдаты. И требовать чтоб вы ходили строем в мои планы не входит. Но мне нужно чтоб вы построились в ряд по росту. Так я сразу буду понимать, кто из вас решил прогулять. Отвечать четко. Не потому что я бывший офицер, а потому что мне нужно услышать четкий ответ. Вам ясно?

— Да, сэр Хант, — Первым сориентировался Силвен и стал в начале шеренги, как один из самых высоких. Подождав, пока все студенты встанут в ряд, Хант материализовал перед нами огромный, похожий на мишень круг. 

— Подходите по очереди, концентрируете силу в кулаке, и бьете в центр. Мне нужно понять, каков ваш потенциал. Ты первый, Бэлфэйр. 

Силвен вышел вперед. И замер перед кругом в сомнении.

— Чего ждешь? Боишься? 

— Еще чего, — нахмурился парень, и вокруг руки замелькали светлые искорки магии. Он ударил в центр круга, и зал огласил звук, похожий на гонг. Хант прищурился, поджал губы.