Три по цене одной. Город Святой Анны

Город Святой Анны. Слой Ночь. «Звёздная Вишня». Девятое октября 2347 года от заселения планеты. 08:47 по местному времени.

Она просыпается долго. Неохотно. Глория ворочается с боку на бок, пытаясь задержаться в дрёме как можно дольше. Почему-то кажется, что не стоит прерывать это зыбкое состояние. Почему-то кажется, что как только она откроет глаза, случится что-то страшное. Что? Она понятия не имеет. Но ощущение беды, которая только и ждёт её пробуждения, заставляет покрепче зажмуриваться и пытаться вновь провалиться в сон. Глория переворачивается на живот и зарывается лицом в подушку, натягивая одеяло на голову.

Ещё пять минуточек!

Только…

Ничего ведь от этого не изменится, не правда ли?

Глория глубоко вдыхает, чувствуя, как гулко бьётся сердце. Сильно, отдаваясь в ушах звоном. Что-то случилось? Но ведь…

Глория страдальчески кривится и переворачивается на бок, заставляя себя разлепить глаза. Это мало что меняет — вокруг темно настолько, что не видно ровным счётом ничего. Глория трёт глаза, вытягивает вперёд руку. Ожидаемо не видит ничего.

«Я… ослепла?»

Она дышит ровно, пытаясь не дать себе сорваться в панику, которая горячей волной прокатывается по телу. Нет. Всё в порядке. Просто вокруг темно — ведь так? Не правда ли? Глория осторожно садится на кровати, рукой пытаясь нашарить… она и сама не знает — что именно. Но ведь должно быть что-то… Рядом с кроватью стоит столик — старый, с обломанным уголком и поцарапанной столешницей. Глория так и не решилась его заменить ни на что, хотя мама не раз предлагала. А на столике лежит телефон. Сейчас она дотянется до него и…

Нет. Ни столика, ни телефона. Рука касается лишь пустоты, и, лишённая опоры, Глория падает вперёд. Вместе с ворохом одеял, в которых запуталась. Она больно ударяется плечом об пол, который, пусть и скрыт ковром, но… Глория шарит по полу, понимая, что у неё в комнате никогда не было такого ковра. Мама ненавидит ковры с длинным ворсом и каждый раз, когда Глаша просила купить такой, только спрашивала, кто именно будет его чистить. Всё же несмотря на то, что и мама, и папа хорошо зарабатывали, тратить деньги на прислугу мама бы никогда не позволила… Как и регулярно таскать ковры в химчистку… Мама вообще ненавидит химчистку. Точно так же, как и ковры с длинным ворсом. А уж объединять два объекта ненависти… В общем, Глория надеется, что после того, как родители купят ей отдельную квартиру, как пообещали ещё в начале весны, она сможет обустроить всё в ней так, как пожелает… проблема только в том, что из-за проваленных экзаменов ни о какой собственной квартире речи уже, кажется не идёт… Всё же это должен был быть подарок за успешно оконченный год.

Ой, да какая разница?!

Не было у них дома никогда такого ковра. Вот, что важно. Тогда — где она сейчас находится? И как здесь оказалась?

Глория бросает попытки выпутаться из тряпок и просто кое-как садится. Она… не помнит. Что было вчера, если она оказалась непонятно где, и не может толком вспомнить, как именно здесь оказалась?

И почему кажется, что лучше вообще не пытаться вспоминать, что было вчера?

Глория вздыхает. Держась за край кровати, поднимается на ноги и, выставив вперёд ладони, делает несколько шагов, постоянно боясь, что опять упадёт и…

Вчера… вчера из Москвы приехала Машка, провалившаяся на вступительных экзаменах… или как там у них это называется?.. что не очень-то и удивляет, на самом деле. Всё же в то, что Машка станет знаменитой актрисой, Глория не в состоянии поверить. Ну, не тот Машка человек, чтобы блистать на красной дорожке! Она, конечно, неплохо так притворялась, когда их поймали на краже телефона математички в восьмом класса — на спор, между прочим! И пришлось отрабатывать проигрыш из-за невовремя вернувшейся старой мымры! — но лгать и быть актрисой всё же несколько разные вещи… Ладно. Это не столь уж и важно. Машка приехала утром. Они пообщались, и Глория отправилась к Димке на дачу. Или это было позавчера? Ведь… Глория помнит, что утром они заехали за Машкой и отправились в центр, а потом…

Голову простреливает болью, от которой Глория вскрикивает. Что было потом? Темно. И вокруг, и в мыслях. Как будто бы…

Но ведь ничего плохого же не могло случиться, да?

В тишину врывается звук шагов и, спустя несколько секунд, почти неслышный скрип двери. Глория тут же зажмуривается от вспыхнувшего света и продолжает так стоять, слушая, как шаги приближаются. Двое. По крайней мере говорят при этом две женщины. На языке, которого Глория не знает совершенно. Причём она даже не в состоянии опознать его хоть как-то. Не похоже ни на английский, ни на французский, ни какой-то ещё. Хотя, конечно, Глория не берётся утверждать, что знает, как звучат все языки Земли. Но, если рассуждать логически, то вероятность услышать наречие каких-нибудь туземцев из Африки, допустим, всё же минимальна… Наверное.

Спустя некоторое время Глория рискует приоткрыть глаза. Теперь в комнате достаточно светло, чтобы можно было рассмотреть всё вокруг. И признать, что она никогда не бывала здесь.

Комната утопает в красном и чёрном. Красный ковёр с длинным ворсом, чёрные стены с огромными красными маками, чёрный же потолок. Красное кресло и кровать с красным бархатным балдахином. Глория морщится. Слишком агрессивно. Слишком отдаёт представлениями о каком-то дешёвом борделе. Хотя… учитывая явно натуральное дерево того столика, что стоит у дальней стены, может, и не такой и дешёвый… но всё равно бордель. Потому что никто в здравом уме не станет обустраивать спальню в настолько неприятных тонах. А вот комнату для интим-встреч — более чем. Если с фантазией беда.

Хотя Глория никогда не бывала в борделях…

Она переводит взгляд на стоящих ближе к выходу женщинах, пытаясь понять, где же, всё-таки, сейчас находится. Где вообще у них в городе можно встретить подобные интерьеры? Хотя, конечно, Глория не может утверждать, что бывала во всех домах родного города. Так что вполне может быть, что чья-та фантазия настолько убога, что…

Обеих женщин она видит в первый раз в жизни. Первая — шатенка с лёгким уклоном в рыжину. Одетая в мятые тёмные штаны и футболку с абстрактным рисунком. Не очень высокая, но и не карлик. Она стоит, прислонившись к косяку, и рассматривает саму Глорию с явным отвращением на лице. Почему? Чем это, интересно знать, она ей не угодила? Глория поджимает губы, кое-как давя желание высказать женщине то, что она про неё думает. Вторая из пришедших значительно ниже. У неё светлые волосы и излишне откровенный наряд — какое-то полупрозрачное платье с глубоким вырезом. Если продолжать аналогии с борделем, то она как раз-таки похожа на проститутку. А вот первая… Глория встряхивает головой, отгоняя мысли.

Дело не в этом. Она не знает их! Видит в первый раз в своей жизни. И…

— Кто вы такие? И где я нахожусь? — стараясь, не выдать голосом, что волнуется, спрашивает Глория. И замолкает. Голос. Это совершенно не её голос! Слишком высокий, слишком… детский? Что? Глория прикасается к губам, потом начинает рассматривать руку, которая совершенно не такая, какой должна быть. Пальцы немного длиннее, чем надо, а сама ладонь… уже. Но это ерунда, по сравнению с тем, что на запястье нет шрама, который у неё с тех самых времён, как Глория в детстве распорола руку об штырь на заборе, когда вместе с Машкой пробиралась на территорию старой больницы, где росли несколько кустов вишни. Помнится, тогда она всерьёз боялась, что руку отрежут — кто-то из мальчишек напугал. А теперь… чистое запястье с выступающими зеленоватыми венами. То, что сама кожа слишком прозрачная и белая на фоне отсутствия шрама даже не особенно цепляет сознание. — Что всё это значит?!

Женщины переглядываются и что-то говорят. Глория не понимает ни слова.

Шатенка делает пару шагов вперёд, что заставляет инстинктивно отшатнуться. Кое-как удержавшись на ногах, Глория озирается, ища, как бы отсюда сбежать. Блондинка что-то говорит успокаивающим тоном, от чего становится ещё страшнее. Блондинка замолкает, разводя руками. Она смотрит на шатенку. Та кривится и, вытащив из кармана штанов небольшую коробочку, достаёт оттуда кисть и быстро чертит что-то у себя на тыльной стороне ладони. Потом прищёлкивает пальцами и делает приглашающий жест. С выражением всё того же отвращения на лице. Глория осторожно поворачивается. И вскрикивает.