Волшебная киска Ванессы или месть изменнику.

На пристани шумно и прохладно. Я зябко обнимаю себя за плечи, проклиная желание вырядиться для любимого. Все мои вещи остались в квартире Ноэля. Я не хочу возвращаться туда, даже для того, чтобы взять теплую шаль. Надеюсь на вырученные за перо деньги и свое обаяние. Но для начала необходимо отыскать нужный корабль.

Портовые таверны любого города – это место, где путники разживаются информацией, а матросы подыскивают работу. В одно из таких заведений я и отправляюсь.

Как только открываю двери таверны, мне в нос ударяет едкий запах пота и пива, а еще вяленой рыбы.

Я морщу нос, но ступаю за порог. Матросская брань режет по ушам. Хочется убраться из этого места, но я замечаю в дальнем углу приличные столы и не менее приличную публику.

Раз здесь останавливаются капитаны, стоит попытать счастье. 

Я вскидываю голову и, плавно покачивая бедрами, направляюсь к стойке.

Гомон и брань на пару мгновений стихает – все присутствующие мужчины таращатся на меня. Не удивительно, я кажусь им диковинной птичкой, что залетела не в то окно.

На их плотоядные взгляды и скабрезные шуточки, что летят в спину, я не обращаю внимания. Усаживаюсь на свободный стул напротив трактирщика и сразу перехожу к делу.

– Бокал вина и немного сыра, – рублю я для начала.

Хозяин оценивает меня заинтересованным, раздевающим взглядом. Хмыкает и, нацедив в глиняную чашку жижи, по цвету напоминающей вчерашний суп, ставит передо мной. Затем отрезает ломоть обветренного сыра и, кинув его на треснувшую тарелку, водружает рядом с чашкой.

«Столица, а портовый кабак, как в провинции», – вздыхаю, брезгливо принюхиваясь к пойлу.

– Скажи-ка, любезный, – спрашиваю, все же пробуя вино, – отплывает ли сегодня какой-нибудь корабль в Эхстон?

– В Эхстон? – задумчиво чешет он затылок.

– Отплывает, – раздается рядом со мной вкрадчивый голос.

Я оборачиваюсь и непроизвольно вздрагиваю. Рядом со мной усаживается развязного вида мужчина. Наглаживая свой непомерно огромный живот, он оценивающе разглядывает мое декольте и губы.

«Сутенер», – понимаю я.

О-о-о, эту породу я за версту чую. Много раз мне приходилось отбиваться от бесчестного племени стервятников. И хоть сама я не многим отличаюсь от куртизанок, люди, торгующие чужой свободой, повергают в ужас. Я никогда не позволяла им пользоваться собой и всячески сторонилась. Вот только сейчас этот холеный, мерзко лыбящийся тип единственный, кто может помочь.

– Что за корабль? – интересуюсь, стараясь не подавать виду, что наглый мужик мне противен.

– Я скажу и даже посажу вас на него, если вы согласитесь плыть со мной.

– Я и сама могу заплатить за место в каюте, – огорошиваю наглеца.

– Это вряд ли, – хмыкает мужчина. – Корабль торговый, пассажиров на борт не берет. Только товар.

– Не хотите же вы представить меня как вещь? – недоуменно вскидываю бровь.

– Все мы вещи в нашем грубом мире, и у каждой своя цена, – философски замечет он. – Сколько стоите вы?

Я вспыхиваю, едва сдерживаясь от порыва надавать грубияну по щам. Но, в сущности, он прав, и кривляться нет смысла. Эти коршуны тоже отличаются способностью распознавать «свой товар». И как бы ухожена я не казалась, он увидел во мне женщину без излишних моральных принципов. Попросту говоря – содержанку. Вот только беззащитную, оказавшуюся в трудном положении, а значит легкодоступную.

Я зябко передергиваю плечами и озираюсь по сторонам в поисках поддержки. Сейчас мне бы очень пригодился какой-нибудь бравый гвардеец или капитан из благородных, который мог бы заступиться за молодую девушку. Но, как назло, толстый сутенер закрывает меня от приличной публики. Все, кто может видеть мою фигуру – это изголодавшиеся по женской ласке матросы, а они на роль защитников мало подходят.

Я тяжело вздыхаю и уже хочу встать со своего места, чтобы направиться прямиком к капитанскому столику, как бы унизительно это не выглядело. Но тут двери таверны распахиваются, и в нее влетает человек в длинном плаще с капюшоном, натянутом до самого подбородка.

Он вскидывает голову, жадно тянет носом воздух и впирает в меня неестественно горящие глаза.

По моему позвоночнику прокатывается ледяная волна ужаса. Сердце пропускает пару ударов.

– А-а-ах! – вскрикиваю я, прикрывая ладошкой губы.