Волшебная киска Ванессы или месть изменнику.

Я стою на палубе корабля, подставляя лицо свежему ветру. День выдался солнечный и теплый, несравнимый со вчерашним. Прошедшие сутки я вообще вспоминаю с содроганием. Встреча с сутенером, потом ссора с Ноэлем и в довершение споры с капитаном корабля. Я и не предполагала, что есть настолько суеверные и упертые мужчины. Он ни в какую не хотел брать меня на борт, объясняя свой отказ тем, что женщина на судне приносит беду.

Если бы не мое исключительное обаяние, ночевала бы в портовой гостинице не одну, а минимум пять ночей, дожидаясь пассажирского судна. Меня искусали бы клопы, и я подхватила бы грудную жабу. Денег на теплую одежду у меня не осталось. Почти все вырученное за перо серебро я посулила капитану. Себе оставила лишь крохи, чтобы заплатить за грязный номер и скудный ужин.

– М-мда, давненько я не испытывала такой нужды, как сейчас, – бормочу, провожая взглядом отдаляющуюся пристань. – Ну да ничего, пять дней пути, и я буду в родном Эхстоне, а уж там…

Прикрываю глаза, отдаюсь воспоминаниям о доме. О тихих уютных улочках маленького городка, об экипажах, в которых разъезжала по ним с кавалерами. О своем бывшем доме.

– Виллу, конечно же, снял кто-то другой. Вряд ли Патрик держит ее в надежде, что я вернусь, и мы возобновим наши редкие встречи, – вздыхаю, но тут же вскидываю голову, убеждая себя, что найду еще дюжину покровителей и буду обитать в не менее роскошном доме. А первое время поживу в старенькой хибарке бабули, что досталась мне по наследству. – Какой-никакой, а все же свой угол, – улыбаюсь, открываю глаза и тут же вздрагиваю.

На пирсе стоит здоровенный черный котяра, такой огромный, каких в природе просто не существует. Он провожает взглядом отплывающий корабль и жалобно мяукает. Нет, не мяукает даже, а содрогает  воздух отчаянием, на какое и человек-то не способен.

Я отплыла не так далеко и могу еще видеть горящий взгляд усатого. Он неестественно-синий, лихорадочный, словно две ядовитые луны перепутали время и взошли среди бела дня.

По спине бежит липкая волна ужаса, с тяжелым шлепком падает в желудок и там разъедает слизистую. Я сглатываю подступивший к горлу ком и хочу уже отойти от борта, как вдруг, кот ныряет в воду.

Я бросаюсь грудью на леера, перевешиваюсь через них и вонзаю взгляд в кошака, который изо всех сил загребает лапами, пытаясь нагнать корабль.

Как он собрался взбираться на борт, я понятия не имею, да и сам зверюга вряд ли думает об этом. Он просто отдался порыву, бросился за той, что прокляла его.

Я отшатываюсь, испугавшись мести. Страх рисует перед моим внутренним взором жуткую картину, и пусть та неправдоподобна, она ужасает. Я уже вижу, как огромный котяра карабкается по деревянному борту, а оказавшись на палубе, набрасывается на меня и уродует лицо когтями.

Паника берет меня в оборот, кружит в вихре неизбежного столкновения с возмездием. Я хочу броситься прочь, но наталкиваюсь на матроса.

– Оу, мисс, что вас так напугало? – удивился молоденький парень, еще не испорченный дурной компанией сослуживцев.

– Ни-и-ичего, – мотаю головой, мечтая сбежать в кубрик, где мне выделили крохотный уголок на время плавания.

Я даже делаю несколько шагов к лестнице, но тут до моего слуха донесся истошный вопль.

– Мяу-у-у! – орет кот, сотрясая не только воздух, но и все мои внутренности.

Крик отчаяния и скорби заставляет обернуться. Именно он, потому что тело ощущается деревянным обрубком, не способным не то что шагу ступить, но и выдохнуть застрявший в легких шок. Именно этот звериный ор, словно ветер, подхватывает меня и разворачивает на каблуках.

Я вижу, как котяра тяжело пыхтит, вспенивая море. Он отстает от корабля. Парусник оказался быстрым, оправдывая свое название, и несчастному, вымокшему животному не угнаться за ним. Его мощные лапы упруго колотят по воде, а глаза выражают скорбь всех покинутых и лишенных надежды.

Я встаю как вкопанная, буквально врастаю в тело корабля пошатывающейся мачтой. Сердобольный пацан, что придерживает меня за локоток, тянет на себя.

– Пойдемте, мисс, я провожу вас в кубрик.

– Да, – машинально киваю, отдаваясь на поруки матроса.

Тот обнимает меня за плечи и, позволив опереться на себя, ведет прочь от жуткой картины.

Мы уже у лестницы, которая ведет вниз. Я почти уговорила себя не думать о покинутом Ноэле, но тут происходит совсем уж невероятное. Я снова слышу его отчаянный крик.

– Ванес-с-с-а-а-а! Ки-иси-и-и… – голосит он человечьим голосом.

Я вздрагиваю и бросаюсь на зов. Проклятое женское сердце оказывается слишком мягким, его будто молотком для стейков отбили, приперчив в придачу. Да и чувства к неверному не умерли за пару дней только лишь потому, что я узрела его истинную суть бабника. Они блуждают в моей крови, разнося по венам болезненную муку пагубной привязанности и страха за изменника.

Я подлетаю к борту и, вцепившись в леера, с ужасом взираю на тонущего Ноэля. Он не превратился в человека. Мой неверный все еще остается котом – несчастным, отчаявшимся, обреченным.

Как только я понимаю, что надежды на его спасение нет, сердце обездвиживает судорога, а после мясорубка ужаса прокручивает его в фарш. Одной рукой я хватаюсь за грудь, другой порывисто сжимаю перила борта. Я едва не теряю сознание от резкой боли в груди. В глазах темнеет, а после... После я физически ощущаю, как капает с перемолотого сердца кровь.

Кап.

Кап.

Кап.

Всю грудную клетку затапливает алым. Эта же влага застилает глаза. Я не желаю видеть, как погибает Ноэль. Предпочитаю слепнуть в красном болоте.

– Мисс! – паникует матрос, подхватывая меня и не давая упасть.

– Ванесса-а-а, – снова кричит Ноэль, из последних сил борясь с течением, которое отбрасывает его назад, все дальше и дальше от меня.

Его крик, будто незримый крючок, заходит между моих ребер и тянет на себя. Я снова падаю грудью на леера и перевешиваюсь за борт. Тянусь к Ноэлю, будто могу достать до него и помочь взобраться на корабль. Глаза продолжает застилать красная муть, но как назло она разбавляется чем-то соленым, щиплющим.

Я прозреваю, становясь свидетельницей своей мести.

Черная магия в действии. Все проклятья горожан, которые я десятилетиями отражала от себя, живя в Эхстоне, обрушиваются на меня в этот миг.  В груди разражается канонада, оповещая о конце. И в то же время там щемит от тоски.

Как бы жалок сейчас не был Ноэль, как бы подло не поступил, растоптав любовь, он не заслуживает такой смерти. Я вообще не желала ему гибели. Как можно желать такое любимому, пусть и неверному парню?! Возмездия – да. Расплаты. Страданий нечеловеческих. Но не бесславного конца у меня на глазах. Не, черт подери, самоубийства!

– Ноэль! – поливая лицо слезами, кричу, протягивая к нему руки.

– Прости, – из последних сил сипит он, уже с трудом перебирая лапами. – Прости, киси, про…– захлебывается Ноэль, уходя под воду.

– Не-е-е-ет! – сотрясает воздух мой отчаянный крик.