Невеста Крылатого змея
Два дня и две ночи промелькнули как единый вздох. Наглядеться друг на друга не могли князь с молодой женой. Расставаясь на самое малое время, при встрече так радовались, будто позади разлука в годы прошла. Засыпая на смуглом плече мужа под неясный шум догорающих поленьев в печи, Леда улыбалась и думала – бывает ли больше счастья, чем выпало ей.
– Бывает и другое счастье, - шептал Годар, чудно угадав ее мысли, - когда так же будем с тобой лежать и дитя у тебя во чреве шевельнется в первый раз под моей рукой. Когда сама почувствуешь, что носишь в себе новую жизнь.
Но нельзя же весь век просидеть в светелке, обнимаясь и шепча ласковые слова. Настанет время и с перинок пуховых встать, а с князя и вовсе особый спрос - ждут дела в Гнездовье, то спор разобрать, то виновного наказать, а то и заступиться за неправедно обиженного. Как-то Леда осталась одна у себя в покоях, заскучала немножко после баньки, расчесывала длинные волосы, по одному брала каленые орешки из мешочка.
Годар о ту пору в отъезде был, занадобилось в Звенигорье попасть, а с собой ладушку не взял, дорога тяжкая. Неровен час и сам до утра не вернется. Метель на дворе, псы по конуркам попрятались, не видно ни зги. Ох, тоска…
Лучинка в светце круто наклонилась и полетела в бадейку с водой. Темно стало в покоях. Жутко. Хотела Леда девушку сенную кликнуть, да вдруг замерла и прислушалась. А с накрытой постели донеслось жалобное попискивание. Ай, по спине мурашки бегут! Ноженьки к полу как приморозило.
Наконец Леда смелости набралась, на цыпочках к двери потянулась, уже воздуха в грудь набрала для крика - вдруг комната ярче прежнего осветилась от новой лучинки. А откуда-то с потолка раздался насмешливый тенорок:
– Легко же тебя напугать, милая!
– Это кто тут опять шалит? - отлегко у княгинюшки на сердце, уж больно знакомый голос, и шутки - прибаутки прежние.
– Гость званый, да запоздалый. Прости, на свадебку вашу не поспел, задержал меня твой подарочек.
Леда метнулась взглядом по комнате. И ахнула, руками всплеснув. На широкой княжеской постели лежал котище дымчатого окраса - глазки на огонек щурил и ушки прижимал, ровно чего-то боялся.
– Это что за зверюшка? Ой, же какая прелесть! Спасибо, сват Наум! Или дядя… Теперь не знаю, как лучше к тебе обращаться… А можно погладить "подарочек"? Пальцы не откусит?
Притворно строгий тенорок теперь уже слышался из-под пола:
– Не только можно, но и надобно. Он же малыш еще, третий день как от мамкиной соски отнят. На ласку отзывчив.
– Как малыш? – искренне удивилась Леда, не веря глазам.
Котяра на покрывале на малютку не смахивал. Только вид робкий имел, встревоженно разевал пасть и явно трусил новую хозяйку.
– Самый форменный младенчик! – ухмыльнулся невидимый гость, - с папкой ты его уже встречалась, кажись. Только быстро пришлось удрать. Уж больно папка зол да грозен оказался. Не заладилось знакомство у вас.
– Баюн! - вздрогнула Леда, - неужели его детеныш? Но как же ты раздобыл?
– Тебя хотел позабавить, лапушка…
– Так ведь он людоед, страсти какие, он же нас тут всех слопать может, голова твоя садовая… которую и не видно вовсе, ты о чем думал, Сватушка?!
Рассмеялось опять под притолокой - словно раскатилась кучка сухих горошин, дернулась вязаная занавеска на окнах.
– Вот же как бабы глупы бывают… Особенно на девятый день после замужества, одно только на уме держат. Сказано тебе – дите малое, неразумное. Кого выростишь из него, то и станется. Баюн – шибко премудрый зверь и речь человеческую понимает, опомниться не успеешь, как сам начнет говорить. Ты его пожалей да приголубь.
А будешь с ним мила, станешь кормить и привечать, за мамку сочтет, всей душой звериной потянется. Будет верно служить тебе и твоим детушкам. Сказки сказывать да складывать песенки. Не нарадуешься на друга… Меня вспомнишь добром.
Леда опасливо подкралась к постели. Присела на краешек и вмиг догадалась, что котенок саму ее боится, сторожится. Ишь, замотался в край полотна, только зубки скалит да лапками прикрывает мордочку. Как бы лужу не напустил на супружеское ложе…
Вот будет огорченье! Леда смелости набралась, погладила зверушку поверх одеяльца, в которое он успел завернуться, и негромко запела:
– Обернусь я белой кошкой,
Да залезу в колыбель.
Я к тебе, мой милый крошка,
Буду я твой менестрель.
Буду я сидеть в твоей колыбели,
Да петь колыбельныя,
Чтобы колокольчики звенели,
Цвели цветы хмельныя
(с)
– А ведь присмирел! Наум, мы точно подружимся, он меня уже не боится. И я его… ну, почти. Ого, какие когтищи! А он, часом, не озвереет у нас… суть-то папкина свое не возьмет?
– Это как воспитаешь, но надежда есть.
– Вот же ты бродяга бездомный! Где хоть обитаешь сейчас? Оставайся с нами, Годар не воспротивится… еще и пригодишься в хозяйстве. Ты парень шустрый! Ой, простите, дяденька, мою фамильярность, что-то я разошлась не на шутку. Я знаю, ты не сильно любишь служить.
– И то верно, - живо согласился невидимый дух, - ноне я птица вольная, в новое ярмо не полезу. А друзьям завсегда рад помочь.
Леда и впрямь расшалилась, как девчонка, вовсю забавлялась с пушистым котенышем, а тот освоился быстро, вскоре уже шутя прикусывал ее розовые пальчики, за волосы пробовал хозяйку потрепать. Потом притомились оба, легли рядышком и Леда, улыбаясь, поглаживала густую мягкую шерстку "подарка". Тот сейчас же заурчал довольно, нежился, подставлял толстенький животик для ласковых рук. Ну, как тут не вспомнишь детские стихи:
У кота-воркота
Шёрстка - бархат-мягкота,
Глазки с искорками,
Ушки с кисточками.
Наш котёнок-воркоток
Укатил клубок-моток.
Клубок катится,
Нитка тянется…
Уж коту-воркоту
И достанется…
Будут гладить-миловать,
Спать положат на кровать!
– Наум, он же душечка просто! Спасибо тебе, ты настоящий друг, а не репкин хвостик.
– Распоясалась совсем, погоди ужо, вот вернется строгий муж…
– За мужа завалюся – никого не боюся! - ответствовала, смеясь, - кончилась тоска.
– Погоди, погоди…
– Ай, да ты что же натворил-то разбойник! А, ну, кыш… Э-э-э… придется постель менять.
– Дотискала зверька! Дорвалась до живого! Вам бабам только и доверься, замаете напрочь! Мужа так-то хватай за всякие места, небось, тоже радехонек будет.
– Попрошу без советов! Многое вы понимаете – дух бестелесный. Наум, а чем Милаша кормить?
– Какого еще Милаша?
– Да вот этого, славного!
– Вот ты кулема, Буяном бы назвала - куда лучше.
– Сам ты Буян, а это у нас Милашенька – малышок, только чего он такой тяжелый, Наум, а он, получается, еще вырастет? Эгей! Да на нем кататься можно будет…
Долго болтали, смеялись, смолкая лишь, когда пришли служанки перестелить постели да раздобыли молочка для котика. Никто особо не удивлялся новой хозяйской забаве, хотя за котенка тоже Милаша не принимали. Ну, да со временем узнают потомка Баюна, когда с добрую рысь вымахает, а может, и поболее того.
Годар славную животинку одобрил, даже сам Наума возблагодарил за подарок. Мол, не будет «ладушка» скучать, если придется на пару дней уехать. Найдется заделье сказки рассказывать, речь будить в чудесном питомце. Там, глядишь, и сам Милаш станет вместо няньки будущим человечьим малышам. Все во благо…
А уж как Радунюшка рада была новому знакомцу - словами не описать. Повелела Михею из дерева вырезать игрушек – мышат, сама возилась с котиком, словно дитя, чем порой сердила суровую Арлету.
– Летом замуж собралась, а на уме веселье одно. Перед будущим зятем стыдно. Придется, видать, еще тебя дома держать пару годков, поучить уму-разуму.
Радуня сразу на себя степенность напускала, зажимала вовнутрь круглые щеки:
– Вовсе не ладное судишь, маменька! Я и так не могу лета дождаться, а если Михей меня до новой зимы к себе не возьмет, зачахну у вас.
– Ох, же ты как стала смела! Ничего, пожалуюсь дядьке, найдет на тебя управу.