Людмила

Разлила по тарелкам борщ, покрошила зеленый лук и оставила остывать. Пошла звать своих мальчишек. Оба сидят в большой комнате и заняты делом. Гера привез чужой домашний кинотеатр. Коробки стоят по всей комнате. Сказал, проблема с подключением и нужно проверить. Он так и не переоделся в домашнюю одежду. В руке шнур со штепселями и инструкция, которую он дотошно изучает. Она на английском, он учил немецкий. Но там есть картинки. Должен разобраться. Остановилась в дверях и любуюсь редкой идиллией: отец и сын вместе занимаются общим делом. Занимается Гера, а Сережка, забыв про все дела, следит за работой отца. Ему десять, в этом возрасте мальчишки начинают тянуться к отцу. Они уже не мамины, они папины. Мне повезло, Гера рукастый, сыну есть чему у него поучиться. Я помогу Сережке со школьной программой. Гера научит всему, что знает по хозяйственной части. Мы отличная команда. Каждый старается, делает свое дело, и нас все получается. Вырастит у нас хороший парень. Кому-то на счастье.

Я тихо улыбаюсь, любуясь на свое женское счастье. Точно как поет Апина: «Женское счастье – был бы милый рядом…». Хочется подойти и поцеловать обе макушки: темную и светлую. Два самых моих любимых и дорогих человека.

В кого Сережка такой беленький даже не знаю. Я русоволосая, муж брюнет. А Сережка белый, как зимний зайчик. Свекровь, как заметила его блондинистость, все высчитывала от Геры ли. Не нагуляла ли я его. С ней все понятно. Ее в молодости саму обвиняли, что старший сын не от мужа. Людям лишь бы языками чесать. Юра точно от свекра: и внешне похож, и пьет так же.

 - Пап, это что такое?- Сережа приседает возле одной из коробок.

 - Домашний кинотеатр, сынок,- Гера раздраженно копается в шнурах.- Мне нужно подключить и проверить, как он работает.

 - А зачем он? У нас же есть уже,- удивляется мальчик, с интересом посматривая на отца.

 - Это не нам. Меня попросили помочь.

Лицо Геры освещает мягкая, мечтательная улыбка. Он натыкается на мой взгляд, и улыбка сползает с лица, уступая место гримасе. Отворачивается и продолжает копаться в разноцветных штепселях.

Я вижу, что противна ему, только понять не могу почему. Все же как всегда, только ему не нравится.

Уже собираюсь выйти из комнаты, как тренькает его телефон. С недавних пор держит его постоянно при себе в кармане. Прячет от меня? Но я не имею привычки в него лезть.

Гера быстро читает сообщение, торопливо пишет ответ и начинает спешно собираться.

 - Ты куда?- удивляюсь его поспешности.- Случилось что-то?

 - Срочно вызывают на работу,- раздраженно бросает он, пряча глаза.

 - Ты же только что приехал,- удивляюсь я, вспомнив, что за последний месяц это не первый раз.- Может, хоть поешь?

Он злится, смотрит волком не понятно с чего.   

 - И что?- он смотрит со злостью и неприкрытым раздражением.- Попросили подменить. Что тут такого?

 - Ты отработал трое суток. С ног падаешь. До Москвы  два часа добираться. Это уже не первый раз. Зачем себя так загонять? Всех денег не заработаешь,- я пытаюсь его остановить, чувствуя, что он недоговаривает.

Хочу спросить, задать вопрос в лоб. Но сдерживаюсь. Не хочется скандалов. 

 - Что за допрос? Мне надо, и я еду,- зло огрызается Гера.

 - А чей это кинотеатр?- не успокаиваюсь я.

Его грубый тон задевает и обижает. Я ждала, напоила, накормила, а он хамит. От простых вопросов приходит в раздражение, едва не срывается в истерику. 

 - Какая тебе разница?- отмахивается как от надоедливой мухи.

Если спрашиваю, есть разница. Но Гера решил сорвать на мне плохое настроение. Говорить дальше, когда он рычит и на любой вопрос только огрызается, бесполезно. Подожду пока успокоиться. Странный он. Может у него ПМС мужской?   

 - Никакой,- я разворачиваюсь и ухожу на кухню.

Хамство терпеть нет желания. Я его не заслужила. Последнее время такое происходит все чаще. Иногда мелькает мысль, что у него кто-то есть. Но я отгоняю ее. Прямых доказательств у меня нет. А трепать себе нервы подозрениями, так у меня всегда есть чем их потрепать.

В прихожей загорается свет, я выхожу проводить. Гера торопливо собирается, кое-как натягивая верхнюю одежду. Я подхожу и пытаюсь обнять. Как бы я ни была обижена не дело расставаться в ссоре. Я люблю его и такого тоже. И показываю это, как умею.

 - Чего ты вечно липнешь, вешаешься?- он резко сбрасывает мои руки со своих плеч.

 - Пока молодая и красивая, пока хочу. Стану старой и некрасивой и ты тоже станешь старым, перестану. Начну болячки и оставшиеся зубы считать,- тянусь за поцелуем, но он отворачивается, и губы встречаю колючую щеку.

 - Красивая…Ты-то что ли?- насмешливо фыркает Гера, кидая на меня быстрый взгляд.- Все я пошел. Буду через три дня.

Он подхватывает коробки и торопливо выметается за дверь. Такое ощущение, что ему неприятен сам дом, воздух в нем, так он торопится уйти. Или ему так неприятно со мной? Что я сделала не так? Или все так, просто ему стало скучно?

Поворачиваюсь к зеркалу  и придирчиво разглядываю себя. Голубоглазая, русоволосая шатенка. Третий размер груди еще высокой, почти девичьей. Талия тонкая. Я своими ладошками могу обхватить. Длинные, ровные ноги. И на лицо симпатичная. Не красавица, но мужики и парни до сих пор глаза ломают. Что ему не так?

Мать его правда каждый раз шипит, что больно худа? Ей раскормленных коров подавай. Вечно ей все не так. А чем я плохая невестка? За сыном ее ухаживаю, кормлю, обстирываю, денег его не вижу. Он сколько зарабатывает столько сам и тратит. Хочет, тратит на меня, не хочет – претензий не предъявляю и не выпрашиваю. Что не раскормила его под сто кило, так молодой еще жирами трясти. В постели делаю всегда, как он любит. Под него подстраиваюсь, под его скромные возможности. Девицей замуж выходила, не знала, чего хотеть. А теперь чувствую, что мало мне его. А помалкиваю, берегу самолюбие моего скорострела. Ему все равно хорошо мне с ним или нет. За десять лет, что вместе ни одного оргазма. Я не успеваю. А он после не хочет приласкать или не умеет. Это же Людовик четырнадцатый говорил: «Пока у меня работает хоть один палец – я мужчина!» Людовик понимал, а Гере плевать. И даже такого его люблю. Плачу иногда, но не скандалю. Мужик не виноват, что у него слабость по этой части. Это же от природы. Чем родители наградили, тем и радует. Должен быть и у него изъян. Сережке бы моему, когда вырастит такую жену, как я. Хорошая жена на дороге не валяется. Как моя младшая сестра Алина рассуждает: «Мои деньги – это мои, а мужа – наши общие». Вот так! И что этим Брагиным все не так? Себя не похвалишь – никто не похвалит.  

От таких мыслей становится жалко себя, хочется плакать. Но я не позволяю себе раскиснуть. У меня Сережка. Не дело его расстраивать, он ведь не поймет.

 - Сереж, сынок, собирайся,- кричу сыну, засевшему в комнате за игрушки.- Пойдем на улицу выйдем.  

 - Гулять или в магазин?- слышу голос в ответ.

Из его комнаты звуки стрельбы и визг автомобильных тормозов. Боевик смотрит, перед этим в компьютерные игры больше часа играл. Надо проветрить его. Что у них за поколение странное. Нам на улице нравилось пропадать, а этих от компьютеров не оторвешь. 

 - Гулять, солнышко,- я уже улыбаюсь и иду переодеваться.

Не могу долго грустить, когда сынок рядом. Он мой свет в окошке.

Два часа гуляли, пока не стемнело и не замерзли оба. Ноябрь. Темнеет быстро. Уже подходя к дому, встретила соседку с первого этажа. Невысокая, востроносая и востроглазая, в неизменном теплом пальто с норковым воротником немного побитым молью, купленном еще при Горбачеве и оттого маловатом ей в талии. Вдову Силантьевну побаивались все. Она слыла глазами, ушами, совестью и инквизицией нашего двора. Четыре в одном. Ее острый язычок и неутомимость в деле восстановления справедливости в отдельно взятом дворе заставляли обходить десятой дорогой. Особенно доставалось пьющим мужикам. Они напоминали ей о бывшем муже, и по старой памяти огребали за старые грехи покойного. Потому ее старались не злить и предпочитали обходить десятой дорогой. Увидев меня, Силантьевна расплылась в улыбке, от которой мороз прошел по коже и поздоровалась: