Лягушки-путешественницы

С судом все решили оперативно, не откладывая дела в долгий ящик.

Боярин-огнищанин отправился на доклад к царю. Знатных людей, живущих в городе своими подворьями, вызвали через гонцов.

Воевода, насмешливо улыбаясь и поглаживая бороду, кивнул дружинникам, те мигом оттеснили народ по сторонам, высвободив место в центре двора. Широкую ступеньку царского крыльца застелили ковром, поставили скамейку, набросив сверху еще один яркий ковер. Тут же положили несколько мягких подушек, принесли резную подставочку под ноги, а следом за ней – самого царя Дардана. Не знаю, сколько ему было лет, но выглядел он так, словно на кладбище его уже давно ждал выговор за неявку. Между тяжелым золотым венцом и негнущейся парчовой робой торчала абсолютно белая тонкая, как крысиный хвост, борода.

По обе стороны скамьи встали человек десять дружинников, все в блестящих кольчугах, остроконечных шлемах и с копьями в руках и топорами у пояса. Прибывшие бояре во главе с огнищанином компактной группой расположились справа от царя, напротив них обосновались воевода с отцом Серафимом и Палагной. Прочих зрителей дружинники оттеснили к дворовому периметру.

Все вместе до боли напомнило мне картину Билибина «Суд во времена "Русской правды"».

Вот, кстати, эта картина

Наскоро перекусив (а как же без завтрака?), я спустилась во двор вместе с Дуней. Анька осталась в горнице, мотивируя свое решение в обычной для нее манере: «А пошли все на хрен!». Судя по отвращению, с которым подруга отшвырнула от себя тарелку с пирогами, дурманное похмелье еще не прошло. Меня же, напротив, охватило жгучее нетерпение, очень хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Дело близилось к финалу, но кто знает, какие еще неожиданности ждут нас впереди. Остромир все-таки не зря стал печатником, и теперь он вряд ли сложит руки и станет спокойно наблюдать, как рушится его карьера… Тут и я бы посопротивлялась… недолго. Надеюсь, что слухи о его чародейских способностях сильно преувеличены.

Мы с Дунькой устроились на перилах крыльца, с этого места открывался хороший обзор. Я повязала голову одолженным у чернавки платком и решила, что так не буду привлекать к себе ненужного внимания. На меня все же посматривали с некоторым любопытством. Впрочем, вскоре суд начался, и взоры присутствующих обратились к центру двора.

Истец и ответчик вышли одновременно с разных сторон, демонстративно не глядя друг на друга. Топтыга, являя собой живое воплощение защитника всех добродетелей сразу, решительно протопал вперед, вбивая в землю каблуки нарядных сапог. Остромир, закутанный в длинный плащ с капюшоном, двигался неслышно, словно тень. Оба остановились перед царем, отвесив синхронный поклон большого чина – с касанием земли. Рука печатника, на мгновение показавшаяся из-под плаща, выглядела, как ошпаренная кипятком. Наверное, он воспользовался временем, пока готовили судилище, чтобы оттереть смолу…

Царь что-то прошелестел, и вперед выступил молодой боярин, облаченный в светло-зеленый кафтан, с длинной серьгой в левом ухе.

- Иван, царский сын, вызывает на честный суд Остромира, хранителя печати государевой! – провозгласил он. – Отвечать за злодейства учиненные перед Богом Вышним и людьми! Говори, царевич, как есть, в чем вина печатника пред тобой?

- Глубока моя печаль и безмерна скорбь… - торжественно начал Иван, приняв соответствующую позу. Да, не зря Анька его вчера целый день натаскивала, от проникновенного тона не у меня одной в горле встал комок. – Оклеветал Остромир моего друга верного, возвел на него хулу да напраслину! Обвинил облыжно Савву, прозванного Злыднем, в том, что тот зарезал в лесу Остромирова человека Брага-арианина, и был за то Савва посажен в поруб без суда и царского повеления и бит там без счету и терзаем жестоко!

«Шире Вселенной горе мое-о-о!» - отчетливо прозвучало у меня в ушах, и я затрясла головой, отгоняя назойливую мелодию. Молодец Топтыга, только не переигрывай.

- Известно тебе, батюшка-царь, что Савва – ближний мой, за него заступиться мне долг велит, а за себя так скажу: ты, Остромир, Брага своего в лес послал, чтобы меня убить! А на Савву поклеп возвел, чтобы злодеяние сие от глаз людских спрятать, кривдой правду покрыть! Отвечай, печатник, так или нет?!

Боярин в зеленом кивнул и повернулся к Остромиру:

- Отвечай, Остромир, пред царем, как есть! Правда это или ложь?

- Ложь! – пронзительно, но твердо ответил из-под капюшона старец.

- Ложь?! – пригнув голову, рыкнул Иван. – А может и то ложь, что тебя, гниль смердящую, поутру с девкой соломенной на крыльце в обнимку нашли?

- Не про то дело речь ведем, - холодно заметил печатник.

- Да неужто? По-твоему выходит, все вокруг врут, кроме тебя! Да только силы темные не над кем больше шуток не шутят, как над тобой! Сказано же: «Навь тобой играет на пагубу тебе, предавшийся ей Вышним да будет наказан».

- Складно речешь, царевич! Только все это слова, а кроме них, нет у тебя ничего против меня.

- Так и у тебя против Саввы не было, а ты его в поруб упек! Батюшка! – снова отвесил поклон Топтыга. Глаза у него горели огнем, сразу видно, на парня снизошло вдохновение. – Прикажи Савву из поруба привести, он все подробно обскажет, как дело в лесу было!

Стоп, стоп, стоп! При чем тут Савва? Мы так не договаривались! Это что за экспромт? По сценарию никаких свидетелей быть не должно. Что рыжий мог видеть, когда он оставался на поляне с лошадьми? Я поморщилась. Не люблю, когда что-то идет не по плану. Импровизация хороша, но в меру и к месту. А такому актеру, как Топтыга, вообще не рекомендуется отходить от первоначального текста даже на полслова!

Бояре стали поглядывать на царя, а тот то ли уснул, то ли впал в кому, но на просьбу сына никак не прореагировал. Народ терпеливо ждал продолжения. Наконец решено было привести свидетеля, и воевода отрядил двух человек.

Появился Савва, и Дуня рядом со мной сдавленно всхлипнула, прижав руки к груди. Впрочем, не она одна. Большинство женщин сострадательно заохали, кое-кто из девок зарыдал в голос. Но, на мой взгляд, повода для слез не было. Выглядел рыжий, конечно, не так импозантно, как в день нашего знакомства: оранжевая рубаха в бурых и серых пятнах, рукав болтается на нитке, ворот порван. Ни сапог, ни пояса, правая половина лица – сплошной синяк. Но глаза по-прежнему брызжут яркими искрами и губы кривятся в злорадной усмешке. При виде Остромира Савва слегка сбился с шага и сжал кулаки.

Боярин в зеленом обратился к нему свысока:

- Ведомо ли тебе, Савва, зачем зван?

- Да уж окажи милость, Евсей Фокич, разъясни! – кривляясь, попросил рыжий.

- Ты с царевичем Иваном и Брагом-арианином третьего дня в лес на охоту ходил?

- Третьего дня? Дай припомнить… - Савва задумчиво свел брови. – С царевичем… с Брагом-поганином… Было дело!

- Вот и расскажи, что меж вами там произошло, отчего Браг из лесу не вернулся?

Савва поглядел на Топтыгу, потом на Остромира. Потом снова на царевича и на бояр. Поднял голову к небу, прищурил неподбитый глаз, внимательно оглядел затаивших дыхание зрителей и рассказал. Буквально в трех словах. Но каких! Аньке бы точно понравилось, она любит узнавать новые сочные выражения, а тут такие перлы, диву даешься и как-то даже забываешь о нецензурном содержании.

Присутствующие разом загомонили, выражая различное отношение к происшедшему. Боярин в зеленом пытался что-то сказать, но явно не мог подобрать слов. Женщины краснели и смущенно хихикали, дружинники ухмылялись. Большинство оценило Саввин юмор по достоинству, воевода Нофрир и вовсе разразился гулким хохотом, после чего, подойдя, отвесил рыжему отеческий подзатыльник:

- Не зарывайся, Злыдень, все же царь перед тобой! Говори как есть, что там между вами было, правда ли, что Браг по приказу Остромирову на царевича злоумышлял?