Наследница для миллиардера

Вика

Константин и правда возится с дочерью, пока я готовлю ужин, закладываю очередную партию белья в стирку. Он не отвлекается на телефон или газету, не присматривает за малышкой в полглаза, а четко следит за ней, даже слишком. Если Алёна хочет самостоятельно слезть с дивана или сойти с невысокого крыльца, Константин тут же подставляет руки, подстраховывая дочь.

Мне это, естественно, льстит.

Но я стараюсь надолго не оставлять их одних, я все же боюсь, что он в любой момент может украсть мою малышку. И ищи потом его…

Наблюдаю в окно, как они сидят на лужайке и нюхают цветы. Слышу звонкий смех дочери и с любопытством выхожу на порог.

И меня охватывает ужас.

Костя высоко подкидывает Алёну, а та разливается в хохоте.

— Осторожно! — я подбегаю к мужчине и сама подставляю руки для подстраховки. — Не надо так высоко ее бросать.

Мой голос дрожит от волнения.

— Вика, успокойся, — прижимая к себе дочь, уверенным тоном произносит Костя, — нет повода для паники.

— Ага, да она панамкой до ветки доставала, — я поглаживаю малышку по спинке.

— Да уж, Алёна, твоя мама та еще паникерша, — смеется Костя, дочка, как будто поняла его слова, хохочет вслед за ним.

Спелись уже!

Я как могу оттягиваю сборы. Для показухи достала чемодан, раскрыла его посреди комнаты, но так ни одной вещи туда и не бросила.

— Мама, пать, мама пать, — хнычет Алёна, кружась возле меня.

— Сейчас будем спать. Залезай на диван.

Малышка кое-как закидывает ножку на высокий диван, хватается ручками за покрывало и подтягивается. С довольным лицом она подползает к своей небольшой подушке и кладет на нее головку.

— Мама, пать.

— Да, да, закрывай глазки.

Я сижу на полу у раскрытого чемодана и растеряно осматриваю шкаф.

Не могу пересилить себя и начать собирать вещи. Разве это нормально? При живом муже я с дочерью поеду к чужому мужику в его дом, там мы поселимся. Да если в этом городке кто узнает, мне же тут еще долгое время будут косточки перемывать. И называть всякими бранными словами. А я так не хочу. Итак огроменный джип Константина, стоящий за двором, порождает слухи.

Надо сначала разобраться с Ильей. Сесть и поговорить с ним серьезно, что вообще между нами происходит? Что за брак у нас такой? Я хочу, чтобы он во всем честно мне признался.

Да, будет больно услышать правду, но я тогда ну буду жить в иллюзиях.

Вспоминаю про черную папку. Поднимаюсь на ноги и направляюсь к двери, поглядывая на дочь. Она не спит, играется со своими же пальцами, лежа на спине.

— Константин, — шепчу я и выглядываю в окно, но мужчины нигде нет. — Константин.

Машина его стоит, тогда куда он сам подевался?

Мой взгляд падает на эту проклятую папку, лежащую на подоконнике.

Хватаю ее и быстро возвращаюсь к себе в спальню.

— Зачем звала?

От неожиданности я прикрикиваю и мое сердце валится в пятки. Хмуро смотрю на приоткрытое окно, и мне хочется стукнуть Константина этой самой папкой.

— Ты меня напугал! — шиплю на него недовольно. — Где ты был?

— В огороде.

— Мама, пать.

— Иду, моя золотая.

— Что ты делал в моем огороде?

— Участок осматривал.

— Зачем?

— Мама, пать, — малышка уже начинает кукситься, трет глазки и носик.

— Мама, спать, — строго повторяет Константин и бросает взгляд на дочь, которая уже сидит на диване. — Или ты решила заглянуть в папку?

Я сразу же прячу ее за спиной.

— Ты хотел участвовать в воспитании дочери, вот иди и уложи ее спать, — ехидным тоном произношу я и внимательно слежу за реакцией мужчины.

Он впивается в меня прищуренным взглядом, затем его глаза опускаются на мое декольте.

Я выпрямляюсь и отхожу от окна, тогда Константин загадочно ухмыляется и направляется в дом.

Пока он воюет с хнычущей Алёной за дверью, я расхаживаю по кухне и прислушиваюсь. Если дочка немного перегуляла свой обычный график, то уложить ее сложно. И тем более он развеселил ее перед сном, вот пускай теперь сам и убаюкивает.

Слышу, как она возмущается, хнычет, в общем, показывает свой характер. И что меня удивляет, в противовес детскому плачу я начинаю слышать приглушенный мужской бас.

Константин поет?

На носочках я подхожу к двери и наглым образом подслушиваю.

Мужчина что-то убаюкивающее мурлычит и дочка быстро замолкает. Даже начинает подпевать ему, успокаивая себя же.

И в моей груди так щемит от обиды. Я прислоняюсь спиной к стене, а из моих глаз стекают тихие слезы.

Позволив себе несколько секунд слабости, я решительно хватаю папку и сажусь за стол.

Сделав глубокий вдох, я открываю ее, и мое сердце сжимается до минимального размера.

В ней лежат фотки. На них мой муж сидит в ресторане и держит за руку блондинку. Я ее не знаю. Присматриваюсь к каждой детали: шампанское и два бокала на столе, красные губы, откровенное декольте. И пальцы…их пальцы, которые переплетены.

Мне становится нечем дышать.

Смотрю на следующую фотографию. На ней Илья целует в машине ту же самую блондинку. Машина, кстати, не его разваливающаяся, а крутая иномарка белого цвета.

Захлопываю папку и зажмуриваюсь. Хочу, чтобы предательские слезы перестали течь.

Набираюсь чуть сил и вновь заглядываю в этот мерзкий компромат, который накопал Константин на моего мужа.

Фотографий тут довольно много, но я больше не хочу их смотреть. Я уже все для себя поняла. На заднем плане лежат бумаги, выписки из банковских счетов. Я пытаюсь понять что значат эти пятизначные цифры, названия магазинов…

Так вот оно что. Илья тратит деньги в ювелирном бутике, в магазине нижнего белья, покупает хороший алкоголь в именных магазинах.

Дышу через раз, пытаясь сорвать с себя невидимые оковы, которые связывают мое тело. Внутри так больно, что хочется выбежать на улицу и орать во все горло, пока вся чернота не выплеснется наружу.

Сходив в ванную и умывшись холодной водой, я на носочках подхожу к спальне и тихо  открываю дверь.

Константин сидит в кресле с закрытыми глазами, на его груди лежит сладко спящая Алёна, подмяв пухлую щечку кулачком.

Я медленно подхожу к ним и тяну руки к дочери, как вдруг чувствую крепкий захват на запястье и встречаюсь с хмурым взглядом мужчины.

— Ай, это я, — шепчу, еле двигая губами.

Сфокусировав на мне взгляд, он отпускает мою руку.

— Я хочу переложить Алёну в кроватку, не надо, чтобы она спала на руках.

Костя устало трет переносицу, затем встает вместе с малышкой и осторожно кладет ее на разноцветный матрас. Я прикрываю сопящую малышку простынкой, включаю рядио-няню и мы тихо покидаем спальню.

Мужчина подходит к печке и начинает варить кофе, поглядывая на раскрытую папку.

— Она может быть его коллегой, — зачем-то оправдываюсь я. — Мало ли.

— Я не целую своих коллег в машинах и не еб…, — он резко замолкает.

А я осознаю, что я увидела еще целомудренные фото, хорошо, что не полезла дальше.

— И не покупаю им украшения и трусы, — заканчивает Костя.

— А какое ты вообще имеешь право лезть в нашу жизнь? — я встаю рядом с ним и заглядываю в его спокойное лицо.

— А ты не устала цепляться рогами за потолок?

Он бросает на меня такой тяжелый взгляд, что мне хочется провалиться сквозь землю. А еще и презирает меня, я это чувствую.

— Это мерзко, вот так исподтишка фотографировать, — я обиженно бурчу и скрещиваю руки на груди.

— Это жизнь, Вика, — злобно цедит Костя, поглядывая на турку. — Признай уже, что твой муж никудышный отец для Алёны. Не знаю какой он мужик, но…