Мир в пузыре. Том 1: Иллюзия реальности

— Я так не могу, — сказал священнослужитель. — Пойми, если ты...

— Простите! — обрывая речь Мореля. — Но Вы не понимаете. Вы не поймете и не осознаете, — хмурый взвел боёк пистолета. — Вы не поймете того, что я собираюсь сделать. Ибо вы не были мной, Вы ведь не на моём месте. Вам сложно это понять. Да, потому вы и не можете мне отпустить грехи. Вы не прошли жизненный путь, какой прошел его я. Да и я, это не я. Это лицо, — вздыхая. — Я хотел сбежать, но они... — тяжело дыша. — Кошмары наяву!

— И, что же? За что тебе отпустить грехи? За то, что ты хочешь сделать?

— За что, интересно? О, святой отец! Иногда мне кажется, что лучше бы я не рождался.

— Сын мой, я понимаю. Ты обижен, оскорблен? Убит горем? Ты питаешь ненависть к некоторым людям, которые тебе наверно сделали больно? Прости их, ибо они дети Божьи и, как любой ребенок, склонны к ошибкам. Мудр тот, кто умеет прощать. Прости их, ибо они понесут наказание, если не покаются. Но решать, сын мой, это лишь самому Господу Богу.

— Святой отец, Вы говорите штампами, Вы не понимаете, — произнес хмурый грустным голосом. — Вы... Вы и не поймете, — потягивая носом. — Я болен. ДА! — произнес он резко, будто внезапно нашел виновника всех его бед. — Отпустите мне ГРЕХИ! Прошу!

— За что, сын мой? Я не понимаю!

— Двадцать восемь королей пристально смотрят за тобой, — прошептал незнакомец дрожащим голосом, будто читая молитву, прикладывая пистолет к решетке исповедальни. — Я понятия не имею, что это значит!

— Мой Бог! — выдохнул священнослужитель. — Это оружие? В доме Господа! Что ты собираешься делать?

Хмурый убрал пистолет от решетки и уставился в потолок. Священник, приоткрыв сетку, заглянул внутрь.

— Сын мой, это не выход, — стал шептать Морель. — Пойми, это не выход, что бы ты ни задумал, — уже нормальным голосом.

— А Вы храбрый. Другой на Вашем бы месте сбежал, поджав хвост одной рукой, а другой звонил бы в жандармерию.

— Я помочь хочу. Это не выход, убери пистолет, сын мой.

— Да какой я тебе сын? Мы, возможно ровесники. Ладно, можете мне не отвечать. Знаю, это принятая речь обращения.

— Как звать тебя?

— Не важно. Они говорили, что дадут мне „дар“, — по лицу незнакомца вновь пробежали слезы. — Но, вместо этого они лишили меня воли, — не отрываясь от потолка. — Я не могу больше идти у них на поводу, — опустив голову, он посмотрел в глаза священника. — Это не жизнь! Это удел бездушного предмета, которого впоследствии назвали марионеткой.

— Сын мой, всегда есть выход, — старался успокоить его священнослужитель. — Дай мне оружие, — просовывая руку в окошко. — Мы всё закончим здесь и прямо сейчас. Я не сдам тебя полиции, ты ведь ничего не сделал?

— Я не могу! — голос незнакомца стал спокойным. — Они меня так не оставят в покое. Я всего лишь пешка в их игре, — его глаза отдали влажным блеском. — А может быть, они забыли обо мне? Но не эти кошмары. Они всегда со мной. Стоит мне действовать не по плану!

— Кто, эти они?

— Злые люди, — опустив голову.

— Ты уже говорил о них. Это они отрезали тебе руку?

— Да! — морщась.

— Кто, эти они?

— Они не хотят, чтобы я говорил это кому либо. Они не дают, — выдохнув с трудом, незнакомец вновь посмотрел в глаза священнослужителя. — Не знаю, почему сейчас я ещё могу говорить, об этом с Вами. Может быть, вы просто мой сон? Ещё один мой сон. Хороший сон, а таких у меня мало. Иногда у меня получалось сбежать от них, но это всегда оказывалось сном. А может я действительно смог сбежать? Но это не свобода. Это Ад! Знаете, что такое истинная свобода? Это! — встряхнув пистолетом. — Это, святой отец! Это и есть свобода. Важно не бояться! Я каюсь, я не хочу этого делать. Это грех! Но, я должен, я обязан. Иначе умрут люди. Прошу, помолитесь за меня.

— Это не выход! Ты будешь гореть в Аду за самоубийство. Какие ещё люди?

— Я уже там. Стоит мне оступиться, ослушаться, любое неповиновение сулит одним исходом. Всегда приходят кошмары. Ад это или что-то другое, я не знаю, — вздохнул незнакомец и закрыл глаза. — И вот спрашивается, зачем я пришел сюда, ведь всю свою жизнь я был атеистом?

— В итоге, ты нашёл путь к Богу. Прости, лицо у тебя очень знакомое, — прищурив глаза, сказал священник. — Мы явно знакомы. Или виделись раньше? Как звать тебя, сын мой?

Незнакомец тяжело вздохнул. По его щеке пробежали новые слезы.

— Имя мое Легион! — поджимая нижнюю губу.

— Мой бог! — выдохнул священник. — Что за шутки?

Гражданин со всей силой ударил протезом себе в грудь, раздался какой-то хруст. Он опять ударил в тоже место и вновь раздался хруст.

— Сын мой, что ты делаешь? — смотря на происходящее, с недоумением на лице, спросил Морель.

— Ломаю их планы, — скривив лицо от боли, вновь и вновь нанося удары в грудь. — Я не хочу жертв, я хочу сломать это! Я должен был сказать, что я Легион, но это не так! — скалясь.

— Остановись! Стой! — прислонив голову к окошку. — Не калечь себя.

— Падре, простите, — дрожащим рыдающим голосом, по щекам продолжали бежать слезы. — И последует кара грешнику, кто не исполнил волю Высших! — всё тем же голосом.

— Сын мой, ты что цитируешь? Это не Библия!

— Ты повинен в том, что ослушался старших твоих,... — продолжал мужчина, — ...что возложили волю. Ибо ты никто, ты пустота, ты не имеешь прав в этом мире!

— Боже, что за речи? Что это за учения?

— Я не вынесу этого опять, святой отец! Кошмары, кошмары наяву! — продолжал несчастный. — Но, я должен...

И в один миг, больше не проронив ни слова, хмурый брюнет что-то щелкнул в своих руках. Морель посмотрел на оружие и увидел, как незнакомец сдвинул какой-то предохранитель. Небольшое эхо на мгновение повисло в воздухе. Ещё секунда и мужчина засунул пистолет себе в рот.

Преподобный навсегда запомнит это выражение лица и взгляд, в котором читалось безысходность. Хмурый брюнет с отчаянием смотрел на священника. В его глазах был ужас. И он нажал на курок. Кровь окропила стены в исповедальне и подбородок священнослужителя.

— Ты живой? — не понимая, что произошло, спросил священник. — Что ты сделал? Боже! МОЙ БОГ! — с ужасом на лице выбежал преподобный.

Выстрел распугал голубей у витражей. Посетители тут же отреагировали. Несколько священников направились к источнику шума. В центральной базилике ещё гуляло эхо. Морель открыл дверь соседней кабинки исповедальни.

— О, Боже! — падая на колени перед бездыханным телом незнакомца. — НЕТ! — закричал он. — ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ, ГРЕШНИК!