Сердце степи. Полёт над степью

- Я пойду. - Келим встала и улыбнулась Алай. - Ужин надо готовить. Алай, хочешь, курицу пожарю?

Алай радостно закивала. Келим ушла, Сэгил грустно посмотрела ей вслед.

- Пойдём-ка, пройдёмся. - Алай поднялась и оправила халат. - Свежим воздухом подышим.

Выы был тёплым: он с юга пришёл, и пальцы его на щеках были ласковыми. Алай шла, поглаживая живот, и представляла, как через год, таким же апрельским праздничным днём, Харан будет подкидывать голенького сына, прося благословения Тан Дан, чтобы здоровым рос, и как босые пухлые ножки коснутся просыпающейся земли, вбирая её силу.

Но потом вздохнула и сморщилась. Кто знает, где она будет через год, и где - Харан…

- Сэгил, а ты не хотела бы мир повидать? - спросила она, чувствуя, как перехватывает горло. - Дальние страны…

- Куда мне теперь, - тихо сказала Сэгил. - Мне бы мужа повидать…

- Не получится. - Алай поморщилась, потому что опять начинала сердиться. - Сэгил, мы уезжаем завтра. На восток поедем… К Хасэ-Дагу, - неопределённо сказала она, чтобы не вдаваться в подробности, а потом добавила для значительности: - Распоряжение досточтимых и Ул-тууса.

Сердце сжималось от боли, когда она подумала о разлуке с Хараном, но женская доля такова - мужа слушаться. Дитя беречь надо, а не о себе, глупой, думать, и о печали своей.

- Нет… - прошептала Сэгил, бледнея. - Но как же…

- Иди, собирайся, - сказала Алай, стараясь, чтобы голос был твёрдым, даже немного жёстким. - Мужчины так сказали. Слушаться надо. Это ради нас и них, - показала она глазами на живот Сэгил.

Та ничего больше не сказала, только всхлипнула, вяло кивнула и побрела в сторону кладовых, рядом с которыми ей выделили комнатку.

- Продолжим? - предложила Алай, вернувшись к Шуудэр.

Песня текла и струилась, как белый дымок благовоний, сглаживала печаль и баюкала растревоженное сердце. Тинхэн подсела к ним и зашептала Алай на ухо.

- Правда? - восхитилась та, отрываясь от войлока. - Тинхэн, да благословит тебя Мать Даыл! А жениха-то видела?

- Господин Аслэг меня сам спросил, есть ли на примете кто. Он тэкче, - прошептала Тинхэн, розовея. - С управляющим спорил как-то раз у мастерской, а я вышла за водой… Слышу - аж заикаться стал. Он, правда, чуть младше меня… Господин Аслэг прежнего, из Соот, заменил, который подворовывал, как досточтимая сказала. Только тише… Соот и так её не любят.

- Как любить, когда она им жить мешает, - фыркнула Шуудэр. - Господин Нада, правда, стал помягче о ней отзываться в последнее время. А вот господин Бакан - наоборот. Я как-то господина Наду причёсывала в его покоях, так господин Бакан ворвался и начал вещами швыряться. Сказал, Улхасум осквернила покои его матери и вещь его украла. Подарок от дорогого человека, он так сказал.

- От наложницы? - подняла бровь Алай. - Кто это Бакану подарки дарит?

- Ой, только тихо, - сказала Тинхэн, наклоняясь к ним ещё ближе и оглядываясь на дремлющую в углу служаночку. - Девушки из мастерской говорят, что он в заведение Архыра не просто так ходит… Возлюбленная у него там. Не знаю, правда, почему в гарем не заберёт. Дахал сказала, она замужем, и муж скорее убьёт, чем отпустит. Ревнивый очень. Вот и встречаются в тайне. Говорят даже, она сильно его старше.

- А их видели?

- Да не знаю… Я-то пока из дворца не выхожу. Но это пока. Ох я и испугалась, когда Туруд мне сказала к господину Аслэгу идти… больше полугода не приглашал, и тут, погляди-ка… - Тинхэн покраснела и закрыла лицо руками. - Шла и думала, какую болячку придумать, чтоб обратно отправил. Представила, как досточтимая этим своим взглядом на меня смотрит… Странно так. Я будто лишней себя чувствую, когда об Улхасум и господине Аслэге думаю. Все эти её рассказы о том, как у них в Арнае живут... Слыханное ли дело, чтобы женщина к полюбовнику бегала! - ужаснулась она. - Не верю я… И что жена лишь одна.

- Ну вон, в Озёрном, то же самое, - пожала плечами Алай. - Одну жену берут, и вторую не то что по решению правителя нельзя, но даже и ему самому. Я с Чимре частенько сижу, а Велен возле неё так и вьётся. Рассказывает всякое. Харан сказал, хочет, чтоб я как-нибудь повидала Озёрный. Ох, Мать Даыл, сил дай разлуку вытерпеть!

Десмаат, стыдливо поджимая зацелованные кем-то губы, принесла мисочки с угощениями. Девушки поели, каждая думая о чём-то своём, потом Алай встала.

- Пойду я. Не видно досточтимую? - спросила она у Десмаат, которая поклонилась ей на выходе из двора.

- Как вернулась с холмов, сказала, что в лечебницу пойдёт. Сказала, голова кружится, тошнит и запахи наших халатов раздражают, - шепнула Десмаат. - Чтобы мы не смели даже думать за ней ходить. А ещё с утра куда-то бегала… Бледная была, как снег.

Алай поморгала, прикидывая, потом с любопытством вскинула брови.

- Не сходится. Пару недель назад она лютовала… Аулун меня научила считать. Что же с госпожой?

- Сглазили, - с ужасом в глазах предположила Десмаат. - Злой дух овладел… Глаза её эти… Ох, иноземцы! А вдруг она болеет?! - в голосе Десмаат звенело отчаяние. - А если заразно? А если умрёт, и Ул-хас рассудок потеряет? А если Ул-хаса заразит, и оба умрут? А если мы все заразимся и умрём?!

Алай окаменела. Предположения Десмаат были одно хлеще другого, и у неё начало пощипывать немеющие губы.

- Хэйо, - сказала она почти не дрожащим голосом. - Вот ты страху-то нагнала. В лечебницу и надо идти. У Аулун спросим. Или у самой Улхасум, если там встретим.

- Не могу я… Одыл бдит, - жалобно протянула Десмаат. - Иди одна, хасум, а мне расскажешь. Страсть как любопытно, да простит меня Мать Даыл…

Алай шла к воротам, поглядывая на сверкающие золотые колечки на таких нежных теперь пальцах. Раньше ладони были грубыми, а вокруг обломанных ногтей кожа трескалась и цеплялась за всё, тёмная, ороговевшая, в трещинках, забитых несмываемой грязью. Теперь сытая жизнь в лени и довольстве сделала её ногти длинными, руки мягкими, как у Аулун, и очень чувствительными, и когда Харан медленно целовал её ладони, мурашки бежали по всему телу, в животе начинало гореть, а к лицу приливала кровь.

Алай стиснула зубы и кулачки и зашагала быстрее. Она бы обменяла эту сытую жизнь на возможность никогда не разлучаться с любимым, но не дал ей выбора Тан Дан.

Мимо пробежал усым, Алай вспомнила слова мужа и Руана о беспорядках в городе и опечалилась ещё больше. Она зашла в ограду лечебницы и привычно вытянула руку, ожидая, что мокрый нос Ичима ткнётся в неё, но, по-видимому, пёс убежал в стойбище. Алай зашла в домик и стряхнула пыль с сапожков об пёстрый пухлый тряпичный коврик.

Тур спал в углу, закрывшись одеялом. Омрыс, которого выделил Ул-хас в помощь Аулун, дремал в уголке и сонно приоткрыл один глаз. Усымы в каморке над чем-то смеялись, Алай заглянула на второй этаж - Аулун не было и там.

Она задумчиво пожевала губу и вышла во дворик. Между глиняными кирпичам пробивались стебли травы, тонкие и нежные, они тянулись бледными побегами к небу, начиная зеленеть. Алай нагнулась потрогать пальцами резной лист летунка, но замерла.

Послышалось? Нет, определённо не послышалось. Звук повторился, она повела головой, прислушиваясь, выпрямилась и бросилась на задний двор, пытаясь не поддаться дурному предчувствию.

Еле слышные звуки доносились от сараюшки, где хранились мётлы, бадейки и куча мелкой утвари. Алай подбежала к сарайчику и с ужасом увидела, что двери замотаны верёвкой через проушины для замка. Она дёрнула тугой узел грубой верёвки, теперь уже жалея о своих изнеженных руках, потом спохватилась и вытащила из-под халата ножичек, что Харан подарил ей после поездки на север.

Острое лезвие неожиданно стремительно рассекло волокна, нож скользнул в ножны, дверь распахнулась, и Алай вскрикнула.

- Сэгил! - испуганно прошептала она. - Сэгил, что…

Она метнулась вперёд, сбив какую-то то ли метлу, то ли грабли, и потянула Сэгил на себя, поднимая на ноги. Та тихо рыдала, пряча глаза, прикрывая живот одной рукой, а лицо, испачканное кровью - второй.