🍀Сложности любви чешуйчатых гадов. Академия для Палача

В последнее время отец все чаще пропадал неизвестно где и все реже улыбался. Я слышала, как он ругался с дядей Яншелом. Знала, что отец в своей ненависти не угомонился и готов пойти до конца в противостоянии с Владыкой тварей.

Конечно, мне ничего не рассказывали, но в этом замке я давно научилась узнавать секреты. Казалось, что сами стены благоволили. С каждым годом мне в них становилось все более душно, любимый дом оборачивался золотой клеткой, но отец не желал этого понимать!

В своей слепой любви он готов был оградить меня от всего на свете. А то, что его смешная девочка с косичками давно выросла. Что мне тяжело находиться почти в постоянном одиночестве, не считая редких учителей и охраны... Что мне даже поговорить часто не с кем, да и не могу же я всю жизнь провести в четырёх стенах!

Это его как будто не волновало. Иногда любезный мой итили, что и означает "отец" на фейский манер, был упрямее тысячи ослов. Слишком он боялся за меня.

С этим нужно было что-то делать.

…

Мои пальцы сильнее сжались на парапете. Я невидяще смотрела перед собой, все глубже погружаясь в прошлое.

В тот день я была решительно настроена поговорить с ним. Попытаться хоть что-то изменить, уговорить отправить учиться, пусть и под охраной...

...Я одернула пышное платье с недовольством отметив, что последние привезенные наряды все больше похожи на подвенечные. Что задумал отец? Мы никогда не говорили с ним о браке. Считалось, что я для этого слишком юна.

Невысокие плотные каблуки туфель процокали по камням внутреннего дворцового сада.

Салатовая пичуга с жёлтой грудкой разразилась возмущенной трелью на своем, на птичьем.

Но я уже не слышала – бежала со всех ног к главной аллее. Пришлось подобрать платье. А после, что и вовсе недостойно леди, сбросить туфли и промчаться по траве босиком.

Преподавательница этикета, Ийлерия Граус, была бы в ужасе. Она из породы тех людей, что жить не могут без плана и регламента на все случаи жизни.

Я едва не споткнулась о камень. Вовремя выровнялась – и бросилась прямо к замершему на дорожке мужчине.

При мне отец никогда не снимал личины, хоть я и подозревала, что именно прячется под мороком.

Высокий, сухощавый и гибкий. С обычными для дивных глубокими мшисто-зелеными глазами и резкими чертами лица. С волосами, подобными маковому покрывалу.

Багряными, мягко мерцающими, гладкими и длинными.

С этой обманчивой и завораживающей плавностью движений.

Дайаарт Тхи, дивный лорд, был ужасающе величественным. И напряжённым, как натянутая на гриф гитары струна. Дернешь – порвётся.

– Дочь моя, что заставило тебя бежать с такой завидной скоростью? У нас пожар? Землетрясение? Быть может, ты наконец-то уложила на лопатки Яншела в нечестном бою? – Алая бровь приподнялась.

Голос лорда – обволакивающий, низкий, густой, заставлял теряться и побуждал открыть его обладателю все тайны.

– Ты обещал, что больше не будешь на меня воздействовать! Прекрати сейчас же! – Возмутилась я искренне фейскому произволу.

Произвол бы коварен, потому что исходил от дорогого существа. А что этому существу не завезли от рождения стыда и совести...

Бывает. Совесть уехала в путешествие по холмам дальше, а стыд от стыда просочился в какую-то щель.

– Прости, – рассыпался потоком воды дивный голос владычного лорда, – прости, дитя мое. Это от излишнего беспокойства. Я не держал в мыслях никакого зла по отношению к тебе, дочь, – пальцы с длинными острыми когтями коснулись моей макушки.

Тонкие губы феа дрогнули в нежном оскале, обнажая белые острые зубы.

– Что случилось, отец? – Мысли испуганными пти-нерами разбежались в разные стороны.

Горло сжало, в глазах закололо.

Кто-то рыдает от горя, кто-то кричит от беспокойства, кто-то суетится или начинает причитать. А я каменела. Замирала перед очередным ударом судьбы, заковывала себя в броню, чтобы только не выдать никому своего состояния и казаться сильной.

– Может, перестанешь прятать от меня правду, словно я хрустальная? – Попыталась заглянуть в глаза самому близкому существу.

А он протянул вдруг руки, обжег холодом своей магии и, едва касаясь, прижал к себе.

Лорд Дайаарт ненавидел прикосновения и объятия. Даже маленькую меня он брал на руки осторожно и неохотно, а теперь же и вовсе тени касания было не дождаться.

Эмоции – удел слабых.

Фейри искренне не понимал, зачем нужно обниматься, касаться друг друга, поддерживать, хлопать по плечу или как-то иначе выказывать свое расположение.

«Ты и так в моей душе, вьюнок», – как-то недоуменно заметил он в ответ на мое ворчание, – «говорю тебе это один раз, дитя. Не сомневайся во мне. Ты моя плоть и кровь. Я не знаю, зачем ещё нужны эти глупые человеческие объятья, забудь о них».

И все же. И все же сейчас случилось что-то невероятно кошмарное. Потому что он сам обнял меня. Неловко, не смыкая рук у меня за спиной, позволяя отстраниться.

– У меня важное дело, Льяна-киэ.

Киэ. Ребенок. Сердце задрожало. Пролегла трещина. Он давно меня так не называл.

Жестокий, расчётливый, смертельно опасный и смертельно одинокий мой отец.

– Если я не вернусь, – дивный выдохнул и резко отстранился, – забирай документы и деньги, которые мы приготовили заранее, помнишь? Забирай и уходи, дитя. Твари не должны тебя найти. Не должны даже узнать о твоём существовании.

Воздух вокруг задрожал от сдерживаемой мощи, пожухла трава.

Деревья замерли, затихла природа, ошеломленная силой чужого гнева и тоски.

– Но, – ручей голоса обернулся бурным потоком, разливом реки, буквально околдовывая чужой волей, – уверен, что все будет в порядке. Жди меня, дочь.

– Всегда, отец. Береги себя, – я заставила себя улыбнуться.

Заставила, хотя горло сжали тиски и отголосок ненависти.

Почему все так?

Просить, объяснять, уговаривать – бесполезно. Не в тех мы весовых категориях. Отец болен своим прошлым. Своей ненавистью. Своей местью.

Он не может отпустить, не умеет прощать. А, как связался с магами, так и вовсе стал почти безумен.

Я знала слишком мало о его прошлом, чтобы мои нелепые попытки всё исправить имели успех.

Таков мой отец. Скрытный даже для своих близких. Всё держит в себе. Всегда.

Задавить злость и любые вопросы. Это привычно. Молчи, Льянка, сойдешь за умную дочку.

Милой и послушной ведь быть так удобно, когда не хочешь ранить близкого?

Когда хочется вопить от собственного бессилия, потому что ты ничего. Совсем ничего не можешь сделать, чтобы всё изменить.

Я ведь пыталась. Много раз.

Как об стену бьешься.

Поэтому сейчас я улыбалась и махала вслед, пока высокая фигура не растворилась в деревьях.

Махала – и жалела, что никакие путы не удержат отца дома.

Он не вернулся. Ни через день, ни через пять. Дядя Яншел, второй мой местный родич, тоже исчез без следа. Через семь дней стало понятно, что около поместья за оградой ходят незнакомые маги, и я решилась уходить.

Тем более и шевеления среди оставшейся прислуги начались странные и беспокоящие. А ведь они все под клятвами!