Ясми́новый цвет заката

Добравшись до следующего перекрёстка, она наобум свернула на более узкую улочку, где недалеко виднелась крона развесистого дуба. Тут людей было поменьше, и получилось даже оценить архитектуру, робко выглянув из-под кепки.

— Красиво как… — еле слышно выдохнула она, любуясь ровными рядами двух- и трёхэтажных строений, что немного напоминали Питер.

Но всё же даже в строгих линиях читалось, что город южный, а многочисленные ящики с цветами на окнах давали стойкие ассоциации с картинами европейских городов, куда Лоре всегда мечталось, но совсем не моглось попасть.

Прохожие, как назло, замолкали и старались обходить незнакомку по дуге. Но хоть пальцами не тыкали, а лишь осуждающе смотрели, из чего можно было сделать вывод, что маскировка не удалась совсем. Интересно, за кого её приняли? За анархистку и феминистку, принципиально носящую мужскую одежду, или за нищенку? Или за самого отвратительного актёра в городе? Через минуту Лора плюнула и перестала по-мужицки горбиться, изображая парня, осознав, что выглядит максимально глупо.

Впереди виднелась крохотная площадь вокруг огороженного каменным бортиком дуба, и, похоже, там тоже была какая-то не то ярмарка, не то рыночек, но точнее разглядеть не удавалось из-за цветущих вокруг зарослей вездесущего чубушника. В каждом подходящем и не очень месте с ним втыкались клумбы. А уж аромат! Закачаешься!

Девушка поймала себя на мысли, что картина запахов тут совершенно не соответствует историческому периоду. Лондон в девятнадцатом веке переживал удивительные метаморфозы в плане благоустройства, но, скорее всего, вонял даже после строительства отводных коллекторов одуряюще. Про «Великое зловоние» 1858 года вообще вспоминать не хотелось, потому что, если бы Лора попала туда, то, скорее всего, умерла бы не от холеры, а от обонятельного шока!

Но здесь же знаменитыми миазмами в обоих смыслах не пахло, и землянка неосознанно улыбнулась, понимая, что цветущий город ей по-настоящему нравится! И она вполне бы не против жить здесь! Желательно, конечно, где-нибудь поближе к Эро́ну, чтобы иметь возможность иногда пить с ним кофе и говорить о всяких пустяках. Но всё это мечты, а реальность, громко пробурчав животом что-то обиженное, вновь напомнила, что неплохо было бы найти покушать.

— Интересно, есть тут какой-нибудь обменник, который сможет мне конвертировать рубли в местное? — скорее в шутку спросила сама себя Лора, но потом перешла на серьёзный тон: — Или хотя бы ломбард, — и со вздохом принялась думать, чего у неё есть с собой интересного в сумке, что можно было бы предложить.

Но, увы, когда она собиралась на свидание, то почему-то не захватила с собой золота или драгоценностей на непредвиденный случай. Да и, если серьёзно, не носила она ничего такого сама. Откуда у неё — честного библиотекаря — драгоценности? Так, бижутерия средней паршивости, а что-то посущественнее бабушки племяшкам раздали. Ей самой же перепала от одной из них квартира, с напутствием жить себе уже спокойно подальше, и этого вполне хватало, чтобы не чувствовать себя изгоем в дружной, но не очень понимающей её семье.

Вспомнила, что в сумке лежат ключи, а на брелоке есть фигурка котика из светлого металла с голубыми стразиками вместо глаз. По идее, можно попробовать обменять её на местные деньги или хотя бы на еду, но девушка понимала, что на данный момент это единственное, что она может предложить, поэтому предпочла не спешить и присмотреться к местным торговцам получше.

На свой счёт Лора иллюзий не строила. Понимала, что облапошить её разве что ленивый не сможет, а так она — лёгкая добыча, и сейчас стоит продолжить разведку, но действий пока никаких не предпринимать.

«И чего я в том особняке ничего такого не поискала, а? — с досадой подумала она. — Могла бы там им оставить всё, что интересного могу, а взамен денег взять по совести! Отработала бы или ещё что-нибудь, а не вот это так, как я сейчас!».

На площади народ на неё косился, но не трогал. Две девчонки в простеньких платьях и с яркими цветными волосами, что сидели на бортике под дубом, резко склонились друг к другу, и сиреневая что-то оживлённо зашептала огненно-рыжей, позыркивая и ёрзая на досках. Стало неуютно, но поделать Лора ничего не могла. Тем более язык так и не стал понятнее — какофония из голосов, и все толкаются, юбки эти широкие с турнюрами, и, не дай Диккенс, ещё и карманники объявятся! А заговоришь с кем-то, вдруг за психа примут? И полисменам сдадут!

Сжала трость в руке крепче, проверила, застёгнута ли сумка, и пошла к прилавкам, что расположились так же полукругом, как шла площадь с дубом, где перешёптывались цветные сплетницы. Благообразные бабушки, сидящие рядом с ними, в отличие от девиц помалкивали, но тоже косились на странно одетую гражданку, протискивающуюся к булочной, с любопытством.

Вообще, это сначала показалось, будто здесь сезонная ярмарка. Наверное, из-за прилавков, которые выглядели как упёртые «рогами» в землю телеги. Но сейчас Лора видела, что торговцы тут обосновались давно и надолго. У кого-то был просто деревянный навес над стилизованным прилавком, что уже врылся колёсами в собравшийся за годы сор. А кто-то целый дом из брёвен пристроил к стене каменного и торговал возле входа на отдельном прилавке, вынося на подносах восхитительно душистые и соблазнительно румяные пироги.

Лора на миг потеряла контроль и подошла ближе, глядя на всё это хлебобулочное великолепие. Так-то она мучное не особо ела, предпочитая овощи и всякие салаты, но сейчас готова была печень продать ради одного такого вот пирога!

Для того чтобы оторвать взгляд от прилавка, потребовались почти все оставшиеся душевные силы, поэтому оглядывалась она, уже потеряв всякий боевой настрой и чувствуя, что брови сами собой жалостливо ползут вверх домиком.

Кто-то неподалёку, судя по интонации, торговался, и Лора наконец признала, что язык местный не понимает вообще. Абсолютно чужой. А вот почему Эро́н на русском шпарил без акцента — тайна, покрытая беспроглядным мраком, который она, дай Островский, подсветит позже. Но точно не сейчас, потому что сейчас тьма безысходности грозилась накрыть с головой, щекоча нос изнутри подступающими слезами голодной жалости к себе.

Она окинула взглядом ближайших торговцев и вдруг наткнулась на кудрявую тётушку с ослепляюще-яркими жёлтыми волосами и вздёрнутым красноватым носом. Та удивлённо посмотрела в ответ, а затем всплеснула руками, по-матерински улыбнулась и на чистейшем русском воскликнула:

— О-о-о, дорогая! Ты что тут делаешь, голубушка?

— Я? — опешила Лора, поразившись родной речи и заодно в очередной раз удостоверяясь, что парнем прикинуться ей удалось только для стоящей в углу швабры на чердаке. — Я… искала… я хотела…

С чего начать, так и не решила, потому что совершенно растерялась. Едва она пришла к выводу, что про родной язык здесь можно забыть, и начала придумывать, какими жестами что объяснить сможет, как тут такое дело! Да и, видя неожиданно благодушный приём, после всех взглядов прохожих, как-то резко стушевалась. Тем более что тётушка, напоминающая ирландскую крестьянку, продолжала смотреть почти с материнской теплотой. В животе как раз опять не к месту забурчало. Да так, что солнцеволосая, всплеснув руками, с сочувствием вздохнула:

— Ох, дорогая, ты, должно быть, голодна? — и покачала головой.

— Да, есть немного, — потупившись, призналась Лора и полезла в сумку за брелоком. — У меня есть фигурка из металла, — протянула она котика. — Я могу за неё что-то у вас купить? Она простенькая, но…