Ноктюрн льда и клавиш

Юля

— Ты хочешь, чтобы я тебе поиграла? — изумленно растягиваю я слова.

— А ты думала, я просто так тебя пиццей кормлю? — смеется Назар.

— Ты же терпеть не мог моей игры и грозился выбросить мое пианино.

— Ну, мало ли, что может наговорить человек, когда ему хреново, — пожимает он плечами. — Я уже больше недели не слышал твоей игры. Совсем ты, Белка, расслабилась.

— Может, я больше не хочу играть, — с вызовом говорю я.

— Ты и сдалась? Не верю.

— Ты так говоришь, будто хорошо меня знаешь, а мы и знакомы-то всего пару недель, — фыркаю я.

— Я знаю о тебе достаточно. — Он изгибает свою нахальную бровь, они у него обе нахальные, и глаза, и улыбочка, и манеры.

— Ну-ну, и что же ты обо мне знаешь? — скрещиваю я руки на груди.

— Во-первых, ты белка, — загибает он палец.

— Хорошее начало, — прыскаю я. — Что будет во-вторых и в-третьих?

— Ты упёртая и бесстрашная. Меня вот не испугалась в квартиру пустить. Ты готовишь вкусно.

Назар уже загнул четыре пальца. Я иронизирую:

— Да-а, изучил меня вдоль и поперёк.

— Ты ранимая и за своей смелостью скрываешь страхи, которых у тебя море, — продолжает Назар, а я понимаю: мне уже не так и смешно. — Ты ужасно танцуешь, но неплохо целуешься, хоть и девственница.

Если бы я все ещё ела, то точно бы подавилась.

— А это ты каким путём вычислил? — Во рту вдруг все пересохло, а к щекам тут же приливает краска.

— Ну, ты ж малышка ещё совсем, это и дураку видно.

— Хорошая самокритика, — усмехаюсь я.

Назар не замечает моей реплики и, расплываясь в обворожительной улыбке, заявляет:

— А ещё я тебе нравлюсь.

— Ха, ха и ха! Идиот! — Я встаю из-за стола и убираю опустевшие коробки из-под пиццы.

— Да ладно, можешь не признаваться, я и так знаю, что ты ко мне не ровно дышишь.

— Конечно, ты мне нравишься, Назар, — закатываю я глаза. — Так же, как может нравится бездомный котёнок или побитый щенок.

Я вижу, как у Назара начинают ходить желваки, но он сдерживает себя, чтобы не вспылить.

— Знаешь, — наконец говорит он, — пусть так. Тогда, может, пожалеешь побитого щенка и приласкаешь?

— Да ну тебя, — вздыхаю я. — Найди кого-нибудь подоступнее.

— Найдёшь с тобой. Была Наташка — сбежала. Вчера вот подцепил твою сестричку — пришлось тебя от Живова оттаскивать. Кстати, дашь её телефончик?

— Дам, — пожимаю я плечами, — но она вчера после нашего ухода утешала несчастного окровавленного Живова, которому ты нос сломал. Если тебе нормально, то благословляю.

Назар морщится.

— Ну уж нет. После Живова подбирать использованных девочек не имею желания.

— Эй, ты вообще-то о моей сестре говоришь, — напоминаю я, хотя чего уж юлить: Алина, как оказалась, не очень разборчива в парнях. — Ладно, пойдём, поиграю тебе на нервах, — усмехаюсь я.

Я иду в большую комнату. Назар входит следом и плюхается на диван, вытягивая длиннющие ноги. От его присутствия любая комната сразу кажется крошечной: слишком Назар габаритный, чтобы вписаться в мою маленькую квартиру. Интересно, у него кровать размером с футбольное поле? В обычной он точно не поместится.

— О чем это ты замечталась? — прищуривается он.

— Да так.

Я трясу головой открываю пианино, а потом много раз сжимаю и разжимаю кулаки, разминая пальцы. Кладу их на клавиши и начинаю играть. Сначала неуверенно, потому что теперь прекрасно осознаю, как ужасно звучит музыка, выходящая из-под моих рук. Постепенно я погружаюсь в мелодию, звучащую в моей голове, и забываю обо всем. Даже о Назаре, которого я вижу боковым зрением. Он все так же сидит на диване, закинувруки за голову и закрыв глаза. Если бы я не знала, как отвратительно играю, то подумала бы, что он наслаждается музыкой.

Я играю сначала всем известную «Лунную сонату» Бетховена, а потом Clair de Lune Клода Дебюсси. Когда стихает эхо последней ноты, я вздыхаю и произношу:

— Твоя душа, как тот заветный сад,

    Где сходятся изысканные маски, —

    Разряжены они, но грустен взгляд,

    Печаль в напеве лютни, в шуме пляски.

Назар открывает глаза и смотрит на меня удивленно.

— Это стихотворение Поля Верлена «Лунный свет». Композиция, которую я только что играла, как раз об этом.

— Красиво, — наконец произносит Назар.

— Было бы, если бы не мои кривые пальцы. — Я бесшумно закрываю крышку пианино. — Я тебе сейчас включу, как это должно звучать на самом деле.

Я бросаюсь к ноутбуку, но Назар меня останавливает.

— Не суетись, Белка. Мне нравится, как ты играешь. Будто лезвием по нервам, — хмыкает он.

Я прислоняюсь к пианино, скрещиваю руки на груди.

— Наверное, это все, — признаюсь я.

— И что ты будешь делать?

— Не знаю. Я ведь никогда по-настоящему не задумывалась над тем, чем бы я стала заниматься, если бы не умела играть.

— Понимаю, — кивает Назар. — У меня то же самое. Только с хоккеем. Правда, у меня есть замечательная перспектива: стать менеджером в риэлтерской компании отца.

— Тебя эта перспективно явно не привлекает.

— Предел мечтаний, — фыркает он. — Сначала сидеть в огромном кабинете на двадцать человек с тонкими перегородками в половину роста. Если повезет дорасти до ведущего менеджера и перебраться в кабинет на десять человек. А если совсем повезет, то стать замом отца лет эдак через двадцать, — кривится Назар.

— И что же, твой отец сразу не поставит тебя на высокую должность? — спрашиваю я.

— Смеешься? Он считает, что всего нужно добиться самому, даже если я сын босса.

— Строго, но ведь многие так живут, Назар. Весьма перспективная карьера.

— Весьма перспективный ад, Белка.

Я пожимаю плечами. Наверное, он прав. Для Назара работа в офисе станет адом. Но у него хотя бы есть куда податься. А я? Иметь одну мечту и одно желание ужасно, потому что, когда эта мечта разбивается о реальность, ты чувствуешь себя загнанной в угол, откуда выбраться не можешь.