Бёрк. Оборотни сторожевых крепостей.
21. Катастрофа
За окном хозяйничала ночь. В доме было тихо и темно. Бёрк, свернувшись калачиком, дремала на своей постели. Хотя дремота — не совсем подходящее слово для этого состояния, ставшее за последнее время привычным. Орчанку словно окутывал теплый кокон, притупляя все чувства. Не давал остро реагировать на события, происходившие вокруг. Не пропускал острых эмоций и тревог. Странное полузабытье. Отчуждение. Ей не хорошо и не плохо, не холодно и не жарко, только тревожное томленье разливалось по всему телу. Предчувствие. Ожидание.
Приоткрытыми глазами, Бёрк, не отрываясь, наблюдала за краем полной луны, показавшимся в окошке. Золотой свет манил, не давая оторвать взгляд от ночного солнца. И она смотрела и смотрела, не замечая ничего вокруг. Что-то случится с ней. Изменения…
А за стенами маленького домика творилось нечто ужасное. Беда.
Блеснуло. По темному хутору ярко брызнуло оранжевое пламя. Отразилось в оконном стекле, заметалось по белым стенам комнаты. Бёрк поморщилась, как от комариного укуса. Отвлекает. Хотелось видеть только сияние луны. Оно согревает и зовет…
Где-то вдалеке, как эхо, послышался душераздирающий крик. Потом еще. Звон металла. Все ближе. Со звуками приближалась тревога — густая, словно кисель. Заполнила весь гномий хутор и потекла к дому Бёрк. Все ближе…
Торопливые неровные шаги по замерзшей дорожке двора. Под тяжелыми ногами хрустит иней. Кто-то, словно пошатнувшись, ударился о стену дома. Жалобно скрипнули ступени, и входная дверь с грохотом распахнулась, разбив ручкой побеленную стену.
Бёрк инстинктивно сжалась. Все это тревожило, вырывая из теплой дремы. «Нет! Не хочу! Пусть прекратится! Остановится сейчас! Не надо!»
Из коридора громко, но как-то неестественно сипло, позвал Сфенос:
— Бёрк! Бё-ё-ёрк!
Она неохотно, с трудом, вынырнула из сонного ступора. Словно одеревенелая кукла, встала с кровати и медленно пошла к дверям. В своей старой рубашке с вышитыми по краю ворота дубовыми листьями и бледной кожей Бёрк, сонно и дёргано двигаясь, очень смахивала на привидение. Вяло, медленно поднималось удивление: почему отец не заходит в дом? Зачем открыл двери нараспашку и впускает порывы морозного ветра в теплую комнату? От ледяного сквозняка ее босые ноги сразу замерзли.
В доме темно, но в свете луны были видны очертания предметов, а коридор как черная дыра. Можно только по звуку понять, что в нем кто-то стоял. Темнота зашевелилась, и проступили очертания тела Сфеноса. Он медленно сделал шаг вперед и начал заваливаться на колени. И тут же из ушей Бёрк как будто вытащили ватные затычки. Её словно обдало ледяной водой. До слуха со всей громкостью и четкостью наконец донеслись крики о помощи и шум битвы.
Девушка застыла, как каменное изваяние. Все происходящее показалось нереальным продолжением дрёмы, ночным кошмаром. Она видела! Даже в таком скудном освещении! Тело отца — голова, грудь, руки — все залито темной жидкостью. Не знала наверняка, но сразу поняла, почуяла, что это кровь. Что происходит?
— Гоблины! Гоблины налетели. Оттуда… — тяжело глотнув, заговорил орк. — Куда ушел твой волк… — Отец пошатнулся, наклонился в сторону и оперся правой рукой на стену. — Он не вернется… Бёрк! Гелиодор… больше не вернется… — Слова Сфеноса звучали глухо и перемешивались с бульканьем и хрипами, как будто он захлебывался. Чем? Водой? Или… собственной кровью? — Беги… за реку… На другой берег, Бёрк. Там твои… Твой народ… На другом берегу… Ты будешь в безопасности… там…
В голове Бёрк слова отца отпечатывались словно выжженные железом. Они окончательно разбудили, и девушка пришла в себя. Нужно действовать! Спасти! Вылечить! Орчанка встряхнулась и протянула к Сфену руки, желая ему помочь. Втащить в дом. Остановить кровь, перевязать.
В это момент из темноты, как из потустороннего мира, неожиданно невидимый до этого вынырнул кривой и тусклый, запачканный чем-то темным меч. И отсек орку голову. За одно мгновенье… Голова упала и, подпрыгивая, как мяч, покатилась под стол.
Бёрк, еще не до конца понимая, что произошло, оглушительно завизжала.
Позади упавшего тела орка мелькнула тень. В свете взметнувшихся языков пожара показался убивший Сфеноса гоблин. Высокий, ростом с орка. Жарко выдохнул облачко пара в морозный воздух. Красные фосфоресцирующие глаза, разинутая пасть, наполненная кривыми зубами, острые оборванные уши. Он, словно собака, прижимал их к голове, стараясь защитить слух от пронзительного крика Бёрк. В правой руке гоблин по-прежнему сжимал меч, с которого капала кровь Сфена, в левой держал копье. Он взмахнул им, словно желая прогнать неприятный звук, издаваемый орчанкой, потом замахнулся и, почти не целясь, с легкостью, как будто оружие ничего не весило, метнул копье в Бёрк. Острие пробило ей правое плечо и откинуло за печку, как тряпичную куклу. Это было последнее, что нападавший видел в своей жизни.
Из-за печи беззвучно, с такой скоростью, что гоблин не успел даже осознать, выскочила белая волчица размером с пони и разорвала ему горло. Одним плавным прыжком она пролетела коридор, оставив позади мертвецов. Очутилась во дворе. Все огромное лохматое тело наполняла ярость.
Здесь были еще гоблины. С факелами в руках они замерли в растерянности. Вот кого они не ожидали увидеть в ветхом домишке, так это оборотня. Откуда ему тут взяться?
«Уродливые вонючие существа, превратившие ее жизнь в кошмар. Месть! Грызть! Убивать!»
Прыгнула к ближнему и одним махом оторвала ему голову. Брызнула липкая горячая чернота, от нее поднимался пар. Какая мерзкая у гоблинов кровь. Не кровь даже, а зловонная жижа. Так же поступила с третьим и четвертым. Так быстро, что они даже не успели поднять свое жалкое оружие. Раз и с этими было покончено. В маленьком дворике теперь валялись только обезображенные останки гоблинов, и по белому покрывалу инея разлилась темным пятном зловонная лужа.
Но дальше были еще гоблины. Они копошились повсюду. Услышали, увидели ее и завизжали, как свиньи. Обрадовались? Или испугались? Раздались крики:
— Оборотень! Оборотень!
Что-то в гнусавых голосах не было слышно радости. Ушастые в панике заметались между домов. Прячетесь? Поздно! Белая волчица рванула следом.
В бок впились несколько арбалетных стрел. Пара из них запутались в шерсти, несколько неглубоко пробили кожу, одна причинила сильную боль и заставила заскулить — достала до самых ребер. Гоблины обрадовались и заулюлюкали. И сразу поплатились за это. Оборотница быстро пришла в себя, зубами схватила за древко меткой стрелы и вырвала ее из своего бока. Боль полоснула огнем, но быстро отступила. Теперь вперед. Бросок — разорвала зазевавшихся гоблинов. Но их становилось только больше. Они, словно грязная вода, затопили весь хутор.
— Серебро. Несите серебро! — орали мерзкие твари.
Волчица с остервенением грызла обидчиков, ярость заставляла двигаться вперед. Ее кололи и рубили мечами, но раны на шкуре волка моментально затягивались, и на их месте оставались только пятна крови. Боль и ярость придавали сил. И гоблины лишались конечностей и голов. В стороны летели брызги их крови и слюны. Драка напоминала сцепившуюся собачью свору, окутанную паром от учащенного дыхания.
Подбежал здоровенный гоблин. В руках густо украшенная камнями и гравировкой серебряная секира. Оружие явно эльфийской работы. Точно прицелившись, здоровяк резко опустил острый клинок в клубок сражавшихся. Серебро с легкостью рассекло шерсть, кожу и мышцы вдоль кости. Волчица громко заскулила и инстинктивно отскочила в сторону, уходя от второго удара. Это спасло ей жизнь. Перекатилась через спину, заметалась, пытаясь избавиться от боли. Задняя лапа повисла, как неживая.