Пламя Кенгара

Осень — щедрая, золотая — швыряла желтые листья под ноги гостям Ясконы. Промышленно-провинциальный Саганай, город, главным достоинством которого был новенький аэропорт, принимал участников четырехсторонних переговоров. Дипломаты и министры Великой Сороши и Ясконы прибыли на встречу, чтобы обсудить требование Кенгара о возвращении Зоны Отчуждения. Драконов представляла королева Эльса, миновавшая аэропорт и высадившаяся на крышу отеля со спины супруга. Кенгар отправил на встречу дипломатов, промышленников, высокопоставленных жрецов Ин-Нара и верхушку радикальной группировки «Алый Пепел».

Беатрис Иль-Зейтун, самая молодая представительница «Алого Пепла», ничего хорошего от встречи не ждала. Более того, она, «черная вдова», похоронившая двух мужей, боровшихся за свободу Кенгара, считала требование о возвращении исконных земель неразумным. Считать-то считала, но помалкивала. Ей, внучке Кармина Иль-Зейтуна, возложившего жизнь на алтарь скверны в кенгарских горах, произносить подобные речи было не к лицу. Некоторые считали — и думать негоже, но пусть что хотят, то и думают.

Беатрис отчасти понимала промышленников: те надеялись, что в горах, истоптанных огневушками, образовались трубки алых алмазов. Это сулило хороший куш даже при затратах на магическую охрану разработок. Но что руководило жрецами и главой «Алого Пепла» Фаридом Иль-Бахаром? Самый беглый анализ магического фона показывал, что у Кенгара не хватит сил и денег на то, чтобы обеспечить безопасность соседских земель и удержать порождения скверны в границах, очерченных драконами и Вихрем. Провинция Таркшин, примыкающая к Зоне Отчуждения, медленно вымирала. Столицу перенесли из Таркшина в Фарбаган через год после Вихря. Крупнейший южный железнодорожный узел был практически разрушен дикими големами. Поначалу власти говорили, что перенос столицы — дело временное. Выделили средства, восстановили часть разрушенного железнодорожного полотна, проложили новые ветки. Пошли составы, грузы начали доставляться в Сорошь и Яскону, возобновились пассажирские перевозки. На том дело и закончилось. Города существовали как придатки к вокзалам и грузовым станциям. Люди боялись возвращаться на земли, отмеченные печатью проклятья. Провинция поделилась на Север и Юг. В северном Таркшине до сих пор сохранялось военное положение — по большей части формальное, без соблюдения комендантского часа и обязательных патрулей. В южном, лелеющем новую столицу Фарбаган, царило относительное процветание: порты, туризм и земледелие приносили доход. То тут, то там — в прессе и речах столичных чиновников — мелькало предложение переименовать провинцию. Горячие головы остужало только то, что в главном храме Фарбагана еще ни разу не случалось схождение огня. Ин-Нар не признавал перемены, и это — разумеется, временно — спасало имя Таркшин от забвения.

Беатрис и в глаза, и за глаза называли хозяйкой Северного Таркшина. Это было полуправдой. Она никогда не занимала постов в администрации, не носила мантию жрицы. Формально считалась предпринимательницей, владела маленькой компанией по перевозке и сопровождению ценных грузов, доставшейся в наследство от второго мужа. Реальной власти у Беатрис было гораздо больше, чем по бумагам. Она командовала самым крупным полевым отрядом «Алого Пепла» и возглавляла штаб, координируя действия остальных. Бойцы «Пепла» стояли надежным заслоном между тварями, выбиравшимися из Зоны Отчуждения и мирным населением Северного Таркшина. Правительственные войска охраняли только железную дорогу, остальное хоть огнем гори, хоть големами растаптывайся.

Все прекрасно знали, что защитой поселян Беатрис занялась не по зову сердца, а по стечению обстоятельств. В семнадцать лет, сбежав от семьи, из Самина, она вышла замуж за вайза из группировки «Алый Пепел» и, растрачивая дарованную свыше силу, жгла ограждающие Зону посадки камнеломки и подстрекала супруга устраивать засады на драконов-миротворцев. Дружное семейство трижды попадало в тюрьму, бежало, скрывалось в лесах и заброшенных поселениях. В странствиях по Таркшину они ввязались в безнадежный бой возле Болотистых Пещер — самих пещер и одноименного поселка — и не позволили диким големам растоптать людей и жилища. Не позволили, приняв помощь драконов, заморозивших ожившую глину и огненного голема Беатрис, кинувшегося на поселян. Супруг скончался прямо на поле боя, превратившись в живой факел, а Беатрис спасли, вовремя доставив в лечебницу при храме. Сила впервые обратилась против нее самой, и Беатрис, отлеживаясь на больничной койке, задумалась и оценила реальное положение дел. Оголтелая ненависть к драконам поутихла. Исчезло желание отыскать и оживить алтарь скверны. Пришло понимание: кто-то должен разбираться с последствиями промаха дедов. К сотрудничеству с драконами она пришла не сразу. После похорон супруга и получения скудного наследства почти отошла от дел: магия огня традиционно практиковалась мужчинами, женщины, использующие эту силу, обычно расплачивались бесплодием. Беатрис вспомнила о тикающих часиках, поспешно вышла замуж второй раз и занималась просветительской работой, избегая применения заклинаний. Выясняла, какие поселковые старосты просят защиты у крылатых, а не у вайзов. Не запрещала, но пыталась доказывать: мы поможем, говорите с нами.

Супружеская жизнь не приносила плодов, и Беатрис быстро начала злиться. Она обвиняла мужа в бесплодии, тот огрызался, напоминая ей призыв огненного голема и долгое восстановление после магического опустошения.

Все изменилось после явления воли Ин-Нара. Это случилось в għeluq ta 'nar — день рождения огня. После lejl tal-mewt tan-nar — ночи смерти огня — Беатрис вместе с прочими прихожанами поднялась по ступеням полуразрушенного храма в Таркшине и воздела руки к небу, приветствуя зимний ветер и ежегодное рождение Ин-Нара. Такого канонического схождения огня не видывали после поражения в войне, уже и не надеялись увидеть, только давние случаи пересказывали. В то утро ступени Огненного Храма стремительно поросли грибами-трутовиками — юными, ярко-алыми, тускнеющими и усыхающими на глазах. Беатрис поспешно сорвала с шеи кулон-булавку и расцарапала ладонь — знала, что нельзя терять ни секунды. Капли крови упали на сухой трут, воспламеняя мгновенно загорающиеся грибы. Ветер раздул пламя, превратившее Беатрис в живой факел. Огонь был чист и милостив: он не причинял вреда той, которая его вызвала, ластился к людям, охотно перетекал в другие ладони, позволяя умываться пламенем и уносить его для домашнего очага. Схождение в Таркшине, запечатленное на фото и видеопленку, имело широкий общественный резонанс. Беатрис попытались сделать жрицей, после отказа хотели арестовать, а потом светские и церковные власти дружно махнули рукой, делая вид, что ничего особенного не произошло. А люди назвали ее святой защитницей. Огонь, которым Беатрис оделяла всех желающих, действительно оберегал дома и поселения от распоясавшейся скверны. Как в былые времена, когда Ин-Нар стоял на страже у каждого очага.

Шли годы. Беатрис то пыталась зачать ребенка, то скупала старые манускрипты, совершенствуя недозволенную законом магию крови. До хрипоты ссорилась с драконами, требуя отмены на запрет обучения. Приезжала в Зону Отчуждения, чтобы ликвидировать очаги скверны, не поддающиеся яду и льду — все равно же на кенгарские земли переползет, проще искоренить источник. Звала на помощь драконов, когда големы сбивались в стаи и нападали на поселки и города. Камнеломку больше не изводила, а подворовывала, рассаживая изгороди вокруг поселков. Драконов это почему-то смешило, и они повадились дарить Беатрис на день рождения грузовики с рассадой. Она злилась, но подарки принимала — воплощенная воля королевы Эльсы служила на благо кенгарцам. В последние годы она ввязалась в войну с наркоторговцами, выжигая делянки болотного мака и останавливая караваны из Кенгара в Сорошь. Многим, ох, многим это не понравилось. Беатрис даже взорвать попытались вместе с машиной, но не рассчитали таймер и во второй раз сделали вдовой. Надо отметить, что святая защитница не сильно скорбела и довольно быстро завела любовника.