Мёртвое сердце. Том 1

— Что там на улице, отец? По ком звонит колокол? — печальный тихий голос заставил Вацлава отвлечься от раздумий.

К ночи Марыся стала совсем плоха и лежала в кровати, сложив бледные худые руки на груди. Как покойница.

— Людей хоронят, — только и смог выдавить отец.

— К ночи?

Вацлав качнул головой, давая понять, что не время говорить о мёртвых. Да и стоит ли дочери знать, что по приказу Наблюдательницы погибших велено захоронить в земле немедленно? Отец Келон проводил отпевание прямо на улице, в залу для мёртвых тела не смогли внести как ни пытались. Не пускала освящённая часовня осквернённых тьмой. Не сказал Вацлав и о том, как суров был взгляд приехавшего вместе с отрядом приора и как велено было задержать обоих чародеев для допроса. Некромант как сквозь землю провалился, но Гийома держали теперь в Доме Советов и о его дальнейшей судьбе не было известно.

— Он не приходил? — спросила Марыся, чувствуя неладное.

— Придёт, — Вацлав коснулся рук дочери, холодных как у мёртвой. — У него... у него было сегодня много дел.

— Придёт... — прошептала она едва слышно, уставившись в окно, у которого теперь горела освящённая свеча.

За несколько дней вся комната пропахла травами и ладаном, Марыся чихала и кашляла, но открывать ставни ей не позволяли. Вацлав и сам бы рад избавиться от этого удушающего запаха, но опасность была слишком велика. Отец прочёл над дочерью короткую оберегающую молитву и, поцеловав в лоб, вышел из комнаты. Марыся осталась наедине с догорающей полосой заката, которая виднелась через щель между ставнями.

Она была слишком слаба, чтобы сопротивляться тому, кто каждую ночь приходил в её сны. Её сердце ждало его так же сильно как боялся разум. Юноша, прекрасный как эльф, так и не назвал своего имени, но Марысе оно и не было нужно. Его золотые глаза были полны жажды и желания, от которого у неё подкашивались ноги, его руки скользили не по обнажённой коже — они проникали прямо в душу.

Марыся тяжело дышала, к ней снова пришёл жар. Она лежала в постели, пытаясь прогнать навязчивые воспоминания о руках и губах прекрасного незнакомца. Он приходил к ней во сне, и голос был так печален! О, как он хочет вновь целовать её дивное тело, как он хочет провести пальцами по нежной коже, как жаждет ощутить её вкус на губах. Ей казалось, будто наяву слышится его тихий шёпот.

Ночная прохлада распростёрлась над городом, всходила луна в ясном небе, и Марыся кожей ощущала её лучи, далёкие и холодные. Запах священных трав нестерпимо свербил в ноздрях, она снова закашлялась, тело скрутило в судороге. Дневная слабость постепенно оставляла её, чем выше поднималась луна, тем больше появлялось сил. Сомнения уходили прочь, Марыся поднялась с постели, чуть качнувшись, первое, что на сделала, это сняла со стен пучки трав и обереги, швырнув их в угол. С особым остервенением она стирала меловой рисунок у окна, точно не владея собой.

Приди ко мне, я зову тебя!

Марыся знала, что второй этаж нисколько не задержит того, кого она так ждёт. Ему не нужна дверь, чтобы войти, ему ножен зов. Ночная прохлада ворвалась в комнату, лёгкий ветерок разметал по подоконнику остатки лепестков и листьев от обережного пучка. Внизу было тихо, и Марыся неведомым ранее чутьём понимала, что её родители спят. Ей иногда мерещилось, будто она слышит стук их сердец, ровный и размеренный.

Городок засыпал, давно уже не звонил колокол, лишь где-то на окраинах выли собаки протяжно и долго. Вдалеке виднелась серебряная полоса тумана, обволакивающая город. Туманные щупальца вновь тянулись к домам и улицам, Марыся с нетерпением ждала их прохладных объятий. Она знала, кто приходит вместе с туманом и холодом. Она ждала голодного взгляда золотых глаз, от этого кровь бурлила в жилах и сердце стучало всё сильнее. Туман приближался неестественно быстро, но стоило только ему коснуться первых домов, как Марыся ясно услышала стон боли.

— Нет! — воскликнула она, точно больно стало ей самой. — Нет!

О, моя дорогая... Они не отнимут тебя у меня!

— Нет! Нет... — пальцы стиснули деревянный подоконник так сильно, что острый слух Марыси уловил треск.

Зови меня по имени, и ничто, никакое колдовство не станет преградой! Зови всем своим юным сердцем...

Его голос раздавался в голове шелестом осенних листьев. На третью ночь незнакомец, прекрасный как серебряные звёзды, назвал ей наконец своё имя и прочил место подле себя.

Ты не будешь как они, любовь моя, отрада души моей. Ты заслуживаешь большего — силы и власти. Я дам тебе власть над людьми, ветрами и туманами. Я дам тебе вечную жизнь, полную блаженства и неиссякаемой юности.

— Я призываю тебя, принц полуночи, — выдохнула Марыся, вся дрожа, — я призываю тебя, сын туманов, наследник алой госпожи. Я призываю тебя... Эмрис... Эмрис ар Дрейден.

Над ухом раздался тихий смех, от которого по спине пробежали мурашки. Руки по-хозяйски легли на тонкую талию, губы коснулись шеи. Марыся замерла, когда ловкие пальцы ослабили шнуровку на вороте рубахи, упавшей, скользнув по телу, прямо под ноги.

— Сколько столетий моё имя не звучало так сладко, — сильные руки развернули оцепеневшую девушку к себе, и она встретилась взглядом с расплавленным золотом глаз.

— Это и правда ты... — только и успела сказать Марыся, ноги совсем её не держали и лишь Эмрис удерживал её, крепко прижав к себе.

— Правда я, — он обворожительно улыбнулся, и было в этой улыбке то, что заставляло терять память и плыть в серебристой туманной дымке сладострастия.

Лишь лунный свет высвечивал черты его по-эльфийски прекрасного лица, блики вспыхивали в серебряных волосах, лишь зрачки глаз то и дело полыхали алыми отблесками. Марыся осторожно коснулась его лица, проведя пальцами по скуле к губам. Слишком гладкая кожа, холодная как мрамор, девушка вздрогнула, когда Эмрис перехватил её запястье и поцеловал место, где пульсировала голубая венка.

— Я пришёл не пугать тебя...

И вот уже его губы касаются её запястья, сгиба локтя, скользят по шее вверх к её собственным губам. Холодные руки касаются тела, с каждым разом норовя спуститься всё ниже от груди к животу и дальше к бёдрам. Марысе жарко, хоть и холоден Эмрис как лёд, она была как в дурмане и не заметила как они оказались уже в её постели.

Волна желания накрыла её с головой, стоило Эмрису губами коснуться следов на внутренней стороне бедра от его же клыков. Марыся тихо вскрикнула, когда его пальцы оказались внутри, и с шумным вздохом откинулась на подушках.

Продолжай... как тогда...

Вампир, на миг отстранившись, только ухмыльнулся. В лунном свете, ярко осветившим комнату, влажно блеснули удлинившиеся клыки.

...Утром бездыханное тело Марыси на окровавленных простынях нашла мать. Вацлав прибежал на крик с кинжалом в руке, но, увидев, что происходит, убрал оружие в ножны. Окно было открыто настежь, а все обереги сломаны и разбросаны по полу. Как умерла их дочь догадаться было нетрудно, но страшнее всего была мысль о том, что предстоит сделать с телом до захода солнца.

— Нужно послать за священником! — умоляла жена, но Вацлав только покачал головой.

— Нет... Мы не будем никого звать. Хочешь, чтобы они сделали с ней то же, что и с теми несчастными на площади? Я... — мужчина был бледен как полотно, но всё же решился. — Я должен сделать это сам... как отец.

Агнета в ужасе закрыла рот руками:

— Что ты говоришь такое! Это же наша дочь!

— Именно, — голос Вацлава дрогнул. — И я не хочу ей судьбы Йоаны бродить в ночи и убивать людей. Выйди, Агнета, прошу тебя.

— Нет! Тебя арестуют и будут судить, обвинив в убийстве! Побойся богов, в городе Наблюдательница и приор!

Агнета с мольбой смотрела в сухие глаза мужа. Ничто не выдавало в нём волнения и скорби, только бледность разлилась по лицу. Его воля была непреклонна, и убитая горем женщина была вынуждена выйти из комнаты дочери, которая в один миг превратилась в склеп. За закрывшейся дверью Вацлав слышал рыдания жены и его сердце разрывалось на части, но иначе поступить он не мог.