Моё же сердце у тебя в груди

Who hateth thee that I do call my friend?

On whom frown'st thou that I do fawn Upon?

Nay, if thou lour'st on me, do I not spend

Revenge upon myself with present moan? [1]

На лице мужа отражалось такое явное торжество и удовольствие, что Кая сразу поняла: он только что реализовал важную часть какой-то многоходовой интриги, и ей эта интрига, судя по всему, не придётся по душе.

— Лучше сразу признайтесь! — потребовала она, не желая ожидать Бог весть каких проблем.

Глаза его лукаво блеснули. Отвечать он не захотел, но градус довольства собой на его лице возрос.

Кая взглянула на него с укоризной. Пожав плечами, он попытался отговориться общими словами:

— Просто удачный день! — ответил он, танцующей походкой подходя к резному буфету, чтобы наполнить себе бокал.

Выбрал он самый красивый — из стекла глубокого синего цвета, украшенного вязью серебряного декора. Это был его любимый бокал, и он отмечал его использованием только особо выдающиеся интриги.

Реплику свою, к тому же, он почти пропел, и продолжил что-то напевать под нос, наполняя бокал, так что Кая мысленно повысила предполагаемые масштабы его пока неизвестного ей предприятия.

— Дитрэн! — недовольно пресекла она его попытку уйти от ответа.

Пригубив напитка, он с тонкой улыбкой, наконец, признался:

— Сегодня ко мне подходил господин Се-Грати…

Брови Каи поползли вверх: сей господин был известен как основной её политический противник внутри Райанци, и было решительно неясно, какое дело у него могло образоваться к её мужу.

Блаженно прижмурившись, Канлар пояснил:

— Я позволил себя завербовать.

Несколько секунд Кая просто глупо моргала, разглядывая блики свечного света на его бокале и пытаясь осознать то, что он только что произнёс.

Позволил себя завербовать… её политической оппозиции?

Её муж, король-консорт Райанци… позволил себя завербовать оппозиции??

Мысль эта никак не укладывалась в её голове.

— Я, конечно, поставил обязательным условием своего сотрудничества прекращение той подрывной деятельности, которую они ведут среди нашей молодёжи… — продолжал рассказывать Канлар.

На лице его довольство собой проступало тем яснее, чем дальше он говорил. Он, положительно, был бесконечно доволен собственной интригой и находил её максимально удачной. Став агентом оппозиции, он будет теперь в курсе их основных планов, а также сумеет вовремя пресекать некоторые особенно нежелательные проекты! Можно ли было придумать лучше?

Королева, разумеется, его торжества не разделяла.

Королева, по правде сказать, была настолько глубоко шокирована таким неожиданным предательством, что даже потеряла дар речи, поэтому у Канлара было ещё минут пять, чтобы расписать все выгоды этого сомнительного предприятия и поделиться подробностями своих планов.

Наконец, он отметил, что жена явно не разделяет его восторгов.

— Вы чем-то недовольны? — иронично спросил он, уверенный, что решил всё лучшим из возможных способов, и что у Каи попросту не может быть разумных возражений против его гениальной инициативы.

Слегка кашлянув, королева отозвалась тоном ещё вполне приемлемым:

— Это совершенно недопустимо.

— Дорогая моя! — поднял брови он, недовольный таким откликом, и отставил бокал на буфет. — Вы просто не понимаете всех…

Он хотел сказать, что она не вполне отдаёт себе отчёт в том, какие перспективы открывает им эта вербовка, но она перебила, сердито всплеснув руками:

— Нет, это вы не понимаете! — и с горечью добавила: — И это мой король-консорт!

Её очевидное недовольство и прозвучавшая в её словах горечь сильно ранили его — он находился в моменте торжества, когда ему хотелось получать признание его ума и похвалы его интриги, а не критику.

— Вот уж какого сами выбрали! — сухо парировал он, складывая руки на груди.

Радостное оживлённое настроение его совсем оставило. Он осознал, что теперь его ждёт неминуемый скандал — а ему категорически не хотелось скандалить — но он с усталой обречённостью понимал, что уже не сумеет остановить начавшуюся между ними ссору.

— Да уж могла догадаться! — зарасхаживала по гостиной Кая, заламывая руки. — С этими вашими вечными анжельскими шашнями! — бросила она на мужа гневный взгляд.

Канлар поразглядывал богатую лепнину на потолке. Не имея возможности избежать ссоры, он, по крайней мере, не хотел становиться активным её участником.

— Ладно, допустим, вербовки анжельцами ещё можно как-то объяснить, — продолжала расхаживать и распаляться Кая, хотя и анжельские вербовки она никогда не считала чем-то приемлемым. — Но оппозиция! — горестно воскликнула она, встав посреди гостиной и вперив в него трагичный и негодующий взгляд.

— Что — оппозиция? — прохладно уточнил он у лепнины.

— Вы же совершенно меня дискредитировали! — со слезами в голосе воскликнула она.

Он нахмурился. В его цели, определённо, не входило как-то повредить её репутации, и, как ему казалось, он позаботился о том, чтобы жена никак не пострадала от его интриги.

— Вы только подумайте об этом! — продолжила горячо отстаивать свою позицию она, в волнении теребя подошвой туфельки дорогой узорчатый ковёр. — Они же теперь все будут считать, что я так слаба и так кошмарна, что даже мой собственный муж примкнул к лагерю моих противников!

Нахмурившись гуще, он возразил:

— Никогда и в мыслях не было примыкать к вашим противникам. Вербовка консорта, знаете ли, лежит в иной области и предполагает совсем иные условия.

Она рубанула руками воздух:

— Какая разница, как это видите вы! Как вы не понимаете, — голос её звенел от обиды, горечи и негодования, — что они это видят именно так!

Канлар полагал, что она делает драму на ровном месте, проецируя свои страхи на окружающих.

— Дорогая, — усталым и раздражённым тоном возразил он, переводя на неё мрачный взгляд, — не стоит придумывать за других их реакции.

Фраза была сказана более чем не к месту — дипломатический талант ему явно изменил в этот момент. Кая, конечно, услышала в его словах упрёк и, разумеется, додумала к этому упрёку невысказанное «всегда вы придумываете на ровном месте!»

— Ну, знаете ли! — горячо взмахнула она руками, с досадой пнула ковёр и обличила: — Вы так меня саму обвините в вашем же предательстве!

Лицо Канлара исказилось раздражением и гневом; он полагал, что она не просто драматизирует, а переходит уже всяческие границы в своих обвинениях.

— В предательстве, мадам? — сухо переспросил он то, что особенно его задело, прожигая её недружелюбным взглядом.

— А как вы ещё это назовёте?! — воскликнула королева, которая была в полнейшем ужасе от ситуации и не понимала, как он может быть так спокоен.