Ледяное сердце

Разумеется, Илья не намеревался больше ставить Яна под удар, но сам не мог удержаться от того, чтобы подойти к краю бездны. Тем более речь шла про жизнь ребенка, и что-то подсказывало, что счет уже идет на часы. Поэтому Накки согласилась остаться с Яном на ночь, а Илья вызвал Кави и показал ей игрушку.

Из подсказок фамильяра следовало, что ехать нужно на север города, то есть в обратную сторону от обиталища Латифа. Зато это место оказалось недалеко от залива, где днем Ян наткнулся на страшную незнакомку. Они остановились у дикого, заросшего лопухами и крапивой уголка между Сестрорецком и станцией «Курорт». Только остатки забора из сетки-рабицы указывали на то, что здесь когда-то жили люди. Собака уверенно ткнула в сетку мордой, и Илья, немного поколебавшись, раздвинул заросли и пролез туда, где прежде мог быть уютный двор. Посреди возвышалось круглое деревянное сооружение, чуть подгнившее и поросшее мхом. «Видимо, беседка для летнего чаепития» - решил Илья.

Кави шла впереди, предварительно обнюхивая землю. Навстречу им не попалось ни души, но Илья не удивился: кто-то возвел здесь крепкий призрачный барьер, отводящий глаза всем, кроме наиболее чутких и опытных колдунов. Для посторонних территория выглядела обычным пустырем, поэтому охрана не требовалась.

Дом прятался в глубине двора, одноэтажный, будто вкопанный в землю, прежде изумрудный, а теперь выцветший до тухло-зеленого окраса, черепица была покрыта сизым мхом. Поднявшись по старым дощатым ступеням, Илья дернул ручку двери, но она предсказуемо оказалась заперта. Пришлось выбить стекло в одном из окон, и вскоре они пробрались на веранду, а из нее в комнаты, которые изрядно выстыли и пахли плесенью. В одной стояла круглая металлическая печь, в углу притаился громоздкий телевизор. За ней была крошечная кухня с газовой плитой, а напротив — еще одна дверь, за которой обнаружился такой же тесный закуток с большой кроватью. Под толстым одеялом угадывались очертания детского тельца.

Включив свет, Илья с ужасом и надеждой стянул одеяло и увидел ребенка, который не то спал, не то находился в забытье. Личико побледнело, кое-где даже обрело синюшный оттенок, дышал он слабо и с присвистом. Он успел похудеть и осунуться, но это был несомненно Никита Цыплаков — еще живой, хоть и совсем обессиленный. Илья быстро проверил ауру и убедился, что отравляющих заклятий на ребенке не было, однако тяжелая простуда была не менее опасна для столь хрупкого организма.

Мальчик лежал в той же синей куртке и вельветовых штанах, в которых Лариса отвела его в парк, и от одежды исходил густой неприятный запах. Лоб был горячим и влажным, и Илья с тревогой подумал, что ребенок запросто мог заболеть воспалением легких. Он принялся осторожно растирать ручки и шею мальчика, и понемногу дыхание выровнялось и Никита даже приоткрыл мутные глаза.

Кави лизнула горячим языком пальцы мальчика, и Илья с облегчением увидел, что он реагирует на прикосновения. «Только бы не произошло необратимых процессов, - подумал финн. - Но что, черт возьми, тут творилось? Он что, зверь?! Морить холодом и собственную жену, и беспомощного ребенка, а возможно, и еще кого-то! И главное, ради чего?»

Илье хотелось немного в этом разобраться, и оставив мальчика с Кави, он прошелся по дому, который при свете произвел еще более депрессивное впечатление. Большинство вещей явно завалялось с давних времен, на окнах висел полинялый тюль, на диване выстроилось в ряд несколько потрепанных мягких игрушек, зловеще взирающих на Илью стеклянными глазами. В холодильнике он нашел только один начатый пакет молока и несколько уже пустых в мусорном ведре. На плите стоял ковш с коричневой коркой внутри: должно быть, молоко в нем подогревалось. Сразу за кухней располагался примитивный туалет, который из-за холода почти не источал запахов, но стоящее рядом с отверстием ведро явно использовалось не далее как вчера.

Быстро вернувшись в комнату, Илья сообразил, почему от одежды мальчика шло такое зловоние — из-за молочной «диеты» он скорее всего заработал тошноту и понос. Однако сейчас он очнулся и осмысленно смотрел на Илью зелеными глазками, совсем как у старшей сестры.

- Дядя Илья? Ты здесь? - вскрикнул мальчик шепотом, видимо из-за слабого горла.

- Да, Никита, мы сейчас поедем домой, - заверил Илья. - Как ты себя чувствуешь?

- Мне холодно, и горло очень болит. Глотать больно, а днем я сильно кашлял. А который час?

- Около полуночи. Ты давно так лежишь?

- Не помню, - признался Никита. - Я уже несколько дней болею и все время лежу, на меня даже из-за этого ругались.

- Кто ругался, дядя или тетя?

- Тетя. Она мне молоко приносила и игрушки, только они мне не нравились и я не хотел с ними играть. А дядю я тут не видел.

- А она тебе что-нибудь еще говорила, эта тетя?

Никита наморщил лобик.

- Говорила, что теперь это мой дом и мне здесь будет хорошо. А я не хотел тут жить, мне в этом доме очень страшно. Когда я еще не заболел, то зажигал свет, один раз даже бомжей за окном видел, они, наверное, в кустах бутылки искали. Я стал стучать в окно и звать на помощь, но они меня почему-то не заметили. Зато тетя из-за этого на меня тоже ругалась и плакала. Она много плакала… Мне ее жалко, но я к маме и папе хочу, и к Миле… Мы поедем домой, дядя Илья?

- Конечно, прямо сейчас и поедем. Я только сделаю еще кое-что, а Кави тебя посторожит. Не бойся, она добрая, и когда ты поправишься, то сможешь с ней поиграть. Кстати, посмотри на эту вещь, ты ее помнишь?

Илья протянул мальчику игрушечную тыкву.

- Помню, дядя Илья! - просиял Никита. - Это мне мама купила, когда мы гуляли в парке. Они мне понравились, и я очень просил. Там еще большие были, с дырками вместо глаз, и внутри горели фонарики! А потом тетя ее у меня забрала…

- Ничего, теперь она снова с тобой, а ты скоро увидишь маму и папу. И эту тетю мы непременно накажем, чтобы она больше не обижала других детей.

Напоследок Илья решил оставить ловушку для женщины - чутье подсказывало, что она вскоре сюда вернется. Он снова пошел на веранду, зажег спичку из коробки, которую постоянно носил с собой, и стал прощупывать ауру. Она расплывалась густыми парами, в которых смешивался запах молока, пота, мускуса и разложения, будто целый организм в этом аквариуме за считанные мгновения напитался от материнской груди, окреп, оставил потомство и испустил дух. Прикрыв глаза, Илья стал шепотом читать руны, взывающие к миру мертвых. Вдруг его накрыла чернота, в которой только спичка давала чуть-чуть света.

И они откликнулись — маленькие, но цепкие суставы расковыряли землю, стряхнули каменное крошево, пробили трухлявые доски крыльца. Надвинулись на дом, принося с собой сырой дух засыпающего осеннего леса, ядовитых грибов, болотной ряски. Голоса, не успевшие вдоволь наговориться по-людски, перекликались скрежетом насекомых, воем одичавших собак, жалобными переливами ночных птиц. Прямо за хлипкими стенами избушки крохотные почерневшие зубы грызли деревянные щиты, а твердые кулачки бились в стекло. Они очень изголодались, хотя маленькие сердца давно превратились в пузыри с черной жижей, глазницы были пусты и только звериный нюх гнал к свежей крови.

Илья поспешно произнес заклинание, скрывающее его настоящий облик, запахи молодости и здоровья, которые возбуждали и злили нежить. Потянув носом воздух, он с удовлетворением почуял, что от его тела исходит едкий смрад, кожа натянулась и высохла, а кое-где пошла кровавыми трещинами. Жесткие спутанные волосы наполовину закрыли лицо, ногти заострились. Теперь было куда легче сойти за своего для ночных пришельцев, которые уже почти прогрызли дверь.

Вскоре они стали заполнять помещение, осветившееся зеленоватым огоньком. Дощатый пол заскрипел и начал проседать, сквозь щели сочилась какая-то мутная жижа, норовившая лизнуть сапоги колдуна. Существа, едва напоминающие человеческих детей, ползли, протягивая к нему сломанные фаланги пальцев, которые могли легко проткнуть незащищенную кожу, скаля зубы, навсегда оставшиеся молочными. Их было не меньше дюжины, они держались поодаль, выжидали, не решались напасть. Город, построенный на погибельном месте, охотно уносил их маленькие тайны в вечную сырую колыбель.