Возвращение к себе. Простые желания

/шесть месяцев назад/

Дождаться, пока Виррис уйдет к заказчице, оказалось нереально трудно и самое трудное – не показывать нетерпения ни жестом, ни вздохом. С момента, когда Мадвик сообщил оглушающе страшные новости, Элге перестала жить. Сколько прошло? День? Два? Она дышала, заставляя себя проталкивать воздух в легкие, двигалась как обычно, механически отвечала на вопросы, не зная, правильно или нет, равнодушно заталкивала в себя пищу, когда Виррис ласково убеждала поесть, бездумно ковырялась в саду, не понимая, что именно делает, но, к счастью, умудрившись не нанести урона растениям. Виррис переживала тоже – она же видела, как относится младшая к этому молодому человеку, видела и одобряла его интерес, его ухаживания.

Известие о его женитьбе ставило крест на всех мечтах и планах. Они бы знали о давней помолвке, о том, что родители жениха и невесты обручили своих детей еще в детстве – знали бы, не закрой высший свет свои двери перед представительницами обедневшего аристократического рода, а среди простого люда о таком не сплетничают – попросту не знают. И весть из его собственных уст о том, что, оказывается, он давным-давно обручён, и свадьба дело давно решённое, и вот она – не за горами – прозвучало как гром среди ясного неба. Ох, и сердилась Виррис на коварного Мада! Не поверила в его неосведомленность, а Элге…Элге не представляла, как собрать себя заново. Это же…Это же отцы все решили, а не он сам..! Союз двух влиятельных родов позволит отцу Мадвика занять более высокую должность при короле, а она…что у неё осталось, кроме благородной фамилии Адорейн, маленького дома и пары простеньких золотых колечек, доставшихся от мамы? Ни связей, ни богатства. Но смотрел в тот последний раз Мад так отчаянно, с такой болью, что стоило девушке закрыть глаза – вставал перед ней как наяву. Сказочно красивый, улыбчивый, предупредительный, безупречно вежливый, обаятельный сверх всякой меры. И столько сожаления было в его словах.

­– Я бы так хотел, чтобы это была ты, маленькая. Совсем не знаю эту невесту, ничего, кроме того, что она где-то существует и, оказывается, обручена со мной. Элге…не представляю никого своей женой, кроме тебя.

Элге в его словах не сомневалась: такие глаза не лгут. Виррис то ли презрительно, то ли жалостливо фыркала, а мозг младшей лихорадочно искал выход. Какой-нибудь. Что-нибудь, что спасёт их обоих, её и Мада – ведь их желание взаимно!

***

Вытерпеть, пока Виррис, уложив необходимые для работы материалы, уйдет, было безумно сложно, но Элге справилась и ещё минут пятнадцать для верности оставалась дома – вдруг сестра вернётся за какой-нибудь позабытой коробочкой с булавками, или ещё чем. У самой Элге с вечера всё было готово. Когда руки перестали трястись и слёзы высохли, мысли прекратили хаотично метаться и всё чаще оформлялись в одну, настойчивую, единственно верную. За своё счастье надо бороться – слышала она не раз. Что же, она попробует.

…Говорят, что избушка его растёт прямо из черного камня, врытого в землю на самой тёмной поляне самого мрачного леса. Говорят, он видит прошлое, настоящее и будущее, смотрит в самую душу, и глаза его как бездонные омуты, как сама тьма, такие, в которые невозможно смотреть без содрогания. Говорят, ему много столетий и нет никого, равного ему по силе. Говорят, он носит шкуры диких медведей и костяное ожерелье, а обуви не носит вовсе. Говорят, от его гнева собираются в небе тяжёлые антрацитовые тучи и хлещут дождем и снегом. Говорят, силы в нём столько, что он управляет погодой на многие рье вокруг себя, что заставляет деревья и кустарник расти гуще, корягам велит вырываться из земли и хватать за ноги путников, сбивая с пути. Говорят, лесной зверь послушный его воле: захочет, нападёт, захочет, пропустит с миром. Говорят, в самой чаще паутина толщиной с палец, а пауки размером с колесо и ловят они в свои сети совсем не мух. Говорят, ему подчиняются огонь и вода, от глотка приготовленного им приворотного зелья человек забывает себя от любви, а любая хворь, даже смертельная, неизлечимая, отступает, послушная его повелению. Говорят, если он берётся извести человека, мощь его проклятия поражает весь его род до пятого колена. Говорят, не терпит он людей. Не терпит, но редко кому отказывает.

Так говорили в хлебной лавке, куда Элге частенько приходила за свежей выпечкой. Так шептались и в бакалейной, и в чайной лавке, и в оранжерее, куда девушка забегала время от времени, и в маленькой кофейне на площади. Оказывается, даже не имея цели запоминать все те обрывки слухов, которые долетали до неё о таинственном и страшном маге -отступнике, девушка сохранила в своей памяти не только леденящие кровь описания колдовских деяний, но и дорогу к его жилищу, которую одна из горожанок на ушко шептала другой. Примеры колдовской помощи были. Сестре бакалейщика он помог исцелить бесплодие, и спустя семь лет в счастливой семье появился малыш. Королевскому конюху поспособствовал в делах сердечных. Ещё кому-то помог с решением материальных проблем. К сожалению, Элге не знала, сколько стоят его услуги: о таком шепотки умалчивали, но рассчитывала выяснить у самого колдуна и упросить, если что, помочь в долг, потому что времени до ненавистной свадьбы Мада оставалось – меньше двух недель. Она расплатится, обязательно, отдаст столько, сколько  он скажет, всё, что угодно, лишь бы не отказал!

Шелтарский лес.

Лес Элге уважала. Не то чтобы любила и сбегала при каждом удобном случае, но чувствовала себя в нём уверенно и безопасно. Знала и понимала травы и они откликались ей. Находила самые спелые ягоды и интуитивно избегала самых опасных, топких мест. Пауки крупнее медной монеты ни разу не встречались ей, хищные звери – тоже.

До Шелтара – от окраины города, спустившись к петляющей между холмами Шелте, пересечь мост и поле, и вот оно – тёмное, отливающее синевато-сизым громадное пятно леса, раскинувшегося во все стороны.

На северо-запад, мимо Бурого ручья, дальше, вглубь, минуя старые заброшенные штольни. В ночное время – ориентируясь на Малого Лебедя и его яркую голубую звезду в основании клюва. После штольни – несколько рье строго на северо-запад до лесной реки, маленькой безымянной сестры Шелты, направо и ещё, по течению, не удаляясь далеко от берега. Обойти старый-старый участок леса, на котором когда-то, два-три века назад, стояло городище, а теперь только поросшие мхом, сглаженные остатки фундамента, и иногда слышатся голоса, зовущие, что-то обещающие. Опять направо, ориентируясь по причудливо скрученным елям. Через поле с шар-травой, дурманящей, наводящей видения и сны. Снова в лес, чёрный, неприветливый, двигаясь на север, к маленькому заросшему озеру. Это конец пути. Если маг захочет, то не запутает нуждающегося в его помощи, и путник выйдет ровно к его избушке. А там уж...

И самое главное – не терять решимости, не поддаваться страху, не верить в глупые россказни обывателей о чудищах и живых корнях, утаскивающих под землю.

Путь у каждого был свой. Кто-то добирался до места за три-четыре часа, если очень сильно повезёт, если помыслы чистые, если не задумал извести недруга. Кто-то шёл весь день и всю ночь, сбиваясь с маршрута, обходя кругами да зигзагами одно и то же место по нескольку раз. Для кого-то срабатывали ловушки, кого-то пугал угрожающим рычанием и жёлтым блеском глаз огромный волк, одним своим видом заставлявший повернуть назад, но никогда не преследовавший. Желания у каждого приходящего были свои: большие и маленькие, возвышенные и низкие, и жажда исполнения этого желания – тоже у каждого своя, разная по силе.

***

Человек почувствовал, когда в Шелтар ступил новый проситель. Он сидел в купальне, когда по воде прошла лёгкая рябь. Вынул руки из воды, стряхнул лишние капли с пальцев и легонько подул на поверхность. Над водой заклубился голубовато-сизый дымок; он погрузил в него ладони и пошевелил пальцами, прислушиваясь к ощущениям, к голосу леса. Интересно. Молодая, с не обезображенной душой, расстроенная, но полная решимости. Безрассудная и испуганная. Не уверенная в том, что делает, оттого  Шелтарский лес и запутывал её немного, не в полную силу, даже не пугая, а так, давая время на размышления – ты точно сюда хочешь? Увиденного человеку было пока достаточно. Если понадобится, он посмотрит ещё, но вообще-то просители сами о себе охотнее рассказывают. Что ж. Несколько часов у него еще есть, спешить не будет. Человек развеял дымок и поудобнее устроил лохматую голову на каменном бортике чаши. Тёплая вода приятно обнимала тело, даря мягкость, ленивую истому и покой. Не дёргали болью шрамы – блаженство.