Велесова ночь, или Погладь моего медведя

В кабинете председателя горисполкома было людно. Жрец Крышеня, доставивший депешу, тихо переговаривался с начальником железнодорожной станции. Главврач городской больницы — статная Дочь Мокоши в темном платье, белом переднике и апостольнике — чихвостила директора гостиницы.

— По тебе санэпидстанция плачет! Прикрываешься столовой на первом этаже, а сам тараканов развел на радость окрестным кикиморам и травить не собираешься! Когда тебе последний раз штраф выписывали? Месяц назад? Хочешь сказать, что-то изменилось?

— Петровна, но столовка тоже... — подал голос гвардии Перуна полковник Ломакин. — Как ветром оттуда рыбную вонь принесет, закаленные десантники в части в обморок падают. Давно пора закрыть этот рассадник отравляющих веществ. Предлагаю приравнять общепитовскую еду к бактериологическому оружию и уничтожить согласно Конвенции Чистого Времени.

— Ишь, какие неженки! — встрепенулся боевой архивариус Семенов. — Воняет им! А где мы обедать будем? Ты же к себе в часть не пустишь!

— Тихо! — хлопнул ладонью по столу председатель горисполкома Глеб Митрофанович. — Будем решать задачи по мере поступления. Златослав Борисович, присаживайтесь. Степу оставьте в приемной, пожалуйста, и без него тесно. Ввожу вас в курс дела. Вы же историю города изучали? Помните, что у Зернодара до Победы Велеса и Мокоши был город-побратим в Лапландии?

Златослав потер обросший щетиной подбородок, не отвечая ничего определенного.

«Город-побратим? В музее, вроде бы, никакого стенда на эту тему нет».

«Обломки скульптуры возле штаба реконструкторов и архивариусов, — напомнил Степан. — Каменные шары. Разбитая птица».

«Точно! — спохватился Златослав. — Говорили, что ее вынесли со станции растениеводства, перед тем как здание и участки с деревьями заплело «волосами» и свинцовым вьюнком».

— Вспомнили, Златослав Борисович? — от взгляда жреца Сварога мало что укроется. — Тогда читайте.

Глеб Митрофанович передал ему письмо.

Златослав пробежал взглядом по строчкам.

«Для укрепления дружественных связей с лапландским народом... в связи с имеющимися документально подтвержденными связями между городами... при наличии разрешения Штаба боевых реконструкторов и архивариусов... обеспечить сопровождение и осмотр объекта... прием, размещение и проживание...»

— То есть, они на станцию растениеводства проникнуть хотят? — уточнил он у Глеба Митрофановича, дочитав письмо. — Но ей присвоен класс опасности «А». Если не трогать — вьюнок за периметр не вылезает. Если пытаться пройти через центральный вход или перелезть через ограду, можно огрести такие последствия, что нас гвардейцы из Москвы спасать будут. Если успеют доехать. Я им, — он махнул рукой в сторону Семенова. — Уже сто раз это говорил.

— Не пустим мы их на станцию, — успокоил его Глеб Митрофанович. — Я позвонил в Москву, получил разъяснения. Они там, у себя, разморозили архив. У нас все «волосами Мокоши» заплетено, а у них льдом сковано. Вековым. Оттаивают потихоньку. Так же, как мы здания и землю очищаем. Лапландцы нашли несколько папок, провели исследования, обнаружили в пригороде ранее неучтенную теплицу. Тоже замороженную, но внутри живые деревья просматриваются. Она на термальном источнике построена, видимо, пробивается к корням водичка, греет. В теплице яблони из нашей станции растениеводства. Саженцы им отправляли незадолго до Победы Велеса. Наша-то Яблоня Мокоши тоже со станции. Уникум!

Все дружно и одобрительно загомонили.

— Вот лапландцы и хотят погулять у нас по городу, на священное дерево взглянуть, на празднике побывать, заговоренную соль в костер бросить. Надеются, что озарение снизойдет и наша Яблоня откроет им путь в теплицу.

— На Велесову ночь кто хочет, то и приходит, — пожал плечами Златослав. — Яблок на всех хватает. От заговоренной соли склад ломится, может быть, удастся им несколько мешков с собой впихнуть, чтобы под навесами не каменела. Если на станцию растениеводства не полезут, то я к гостям с дорогой душой. Прослежу, чтобы Степа им не докучал.

— Принято, — кивнул Глеб Митрофанович. — Рассчитываю на ваше содействие. Теперь вернемся к вопросу размещения делегации. Точное количество гостей неизвестно. От пяти до двенадцати. Как выяснилось, в гостинице подавляющее большинство номеров не соответствуют санитарно-гигиеническим требованиям.

— Четверых точно могу разместить. Если бы вчера потолок не обвалился...

— О состоянии вверенного вам объекта мы поговорим отдельно, — пообещал директору гостиницы Глеб Митрофанович. — Что будем делать, товарищи?

— Что-что? — фыркнула Петровна. — По домам разбирать. Я одну комнату в квартире выделить могу.

— У меня отремонтированная времянка. И в доме комната найдется. Спрошу у жены, сколько гостей мы сможем поселить, — сказал полковник Ломакин.

— Тоже поговорю с женой, — повеселел Глеб Митрофанович. — Кто еще готов проявить гостеприимство?

— Я не могу, — на всякий случай напомнил Златослав. — Так-то место у меня есть, но вы же знаете...

Собравшиеся наградили его сочувственными взглядами. Петровна вздохнула, потрепала его по плечу и сказала:

— Занимайся своими делами, Славик. На день Сварога праздник был — закачаешься, теперь с Велесовой Ночью не подведи. А лапландцев мы уж как-нибудь расселим.

Семенов проявил щедрость души и предложил поселить кого-нибудь из иностранцев в их общежитии. Петровна начала кричать, внимание благополучно переключилось на бытовую неопрятность и пониженную моральную ответственность боевых архивариусов и реконструкторов. Златослав услышал ворчание Степы и ответил мысленным ругательством.

В его дом — не личный, казенный, принадлежащий Обители — не мог войти никто. Все продуктовые сделки по благословению соли и отъему припасов у населения совершались во дворе. Смешивание, развешивание и фасовка оздоровительного чая — или под навесом или во времянке. Степан ревностно охранял дом, и этим поставил крест на личной жизни Златослава — ну и на кое-каких карьерных устремлениях тоже.

Спутницу жизни волхвам посылал Велес. Без божьего одобрения защитник ни одной девице порог переступить не позволял. Рычал, загораживал вход, пока волхв не встретит свою половинку. Степан поначалу только девиц отпугивал, а когда Златослав начал с ним спорить, упрекая в придирчивости, ответил тем, что устроил на крылечке заставу и не подпускал к двери вообще никого. Через три года такой жизни Златослав озверел и поехал в Обитель к своему наставнику. Пожаловаться, попросить посмотреть на медведя внимательнее — не может быть, чтобы ему никто из зернодарских девиц не подходил. Это Степа вредничает!

— Глупости, — отмахнулся наставник, мельком посмотрев на Степу. — Ты слишком торопишься. Три года — не срок. Тебе только двадцать шесть, молодой еще. Велес тебя с половинкой столкнет, неженатых волхвов не бывает. Верь ему, он знает, что делает.

Златослав понадеялся, что последняя фраза относится к Велесу, а не к Степе, отработал пять дней на сортировке трав перед просушкой и уехал домой. Если не успокоенный, то слегка умиротворенный — в Обители ему всегда легко дышалось и страхи пропадали.

Он слукавил, не озвучил наставнику истинную причину торопливости. Не о крепкой семье мечталось. Степан позволял ему ночевать у вдовушек и разведенок, для тела этого хватало. Чистоту в доме Златослав кое-как поддерживал, борщ варить научился, котлеты жарил, под настроение мог приготовить что-то вроде фаршированного перца или голубцов. Проблема была не в том, что дом зарастал паутиной без хозяйки. Проблема была в том, что Златослав Борисович отчаянно скучал в Зернодаре и мечтал прилепиться к какой-нибудь бригаде боевых архивариусов и реконструкторов. Волхв и его защитник были идеальной магической парой поддержки для технарей, вооруженных огнестрельным оружием. Это практиковалось. Но волхвов в такие бригады брали только женатых и наплодивших пару детей. А сейчас его прошение в Штабе боевых архивариусов и реконструкторов даже рассматривать не будут. И все из-за Степы!