Брачные контракты

На свете я прожила не так и мало. И красивых мужчин видела достаточно. Умных, интересных, разных…

Священник, который стоял за моей спиной, отключил у моего тела все двигательные функции. Он был не просто красив, он был – идеален! Начиная от голоса, который густым бархатом окутывал разум, и кончая потрясающей формы руками. Вот прямо-таки – анатомически-правильными.

Золотистой волной, идеальной в своём изгибе, на широченных плечах раскинулись волосы.

Прекрасное в своём совершенстве лицо, удивительной яркости и синевы глаза, тёмные брови и густые длинные ресницы… Такие губы мог бы сделать гениальный пластический хирург!

Сердечко бедной Стефании норовило пробить мою грудную клетку. Она, именно она, а не я, покраснела так, что полыхнули уши… и потупилась. Это была самая яркая физиологическая реакция на моей памяти.

Посмотрев на грязноватый пол, я мысленно сосчитала до десяти, подняла глаза и ответила:

— Добрый день.

При такой внешности – что он делает в этом захолустье?! Да и девочка, похоже, была влюблена в него. Ему лет двадцать пять-двадцать семь, он не может не знать, какое впечатление производит на Стефанию. И, тем не менее, стоит передо мной с победной ухмылкой на лице. Это настораживало. Я ответила – теперь ваш ход, красавчик.

— Благословите, патроно Серджио!

Кана стояла чуть сбоку от меня, низко склонив голову и ожидая этого самого благословения. Патроно несколько нетерпеливо, даже не поворачиваясь к ней, левой рукой то ли произвёл это самое благословение, то ли отмахнулся от неё…

Всё так же ласково-снисходительно улыбаясь, он спросил:

— Твоя душа в смятении, дочь Божья? Ты хочешь поговорить об этом?
— Да, патроно Серджио, я бы хотела поговорить…

Кана, я так понимаю, вовсе не та божья дочь, о душе которой беспокоится патроно.

Одним плавным жестом руки он выдворил Кану из храма и, нежно прихватив меня под локоток, отвёл к глубокой нише. Больше всего это напоминало боковое место в вагоне поезда – столик и два сидения напротив. Только вместо окна с белыми шторками – глухая каменная стена с вырезанной звездой.

— Присаживайся, дитя… Я слушаю тебя.

Слово «Божье» после «дитя» патроно аккуратно упустил.
Я села и, не поднимая глаз от стола, изо всех сил изображая смущение, сказала:

— Патроно Сержио, я не знаю, как мне быть… Вчера у нас присутствовал в гостях мой жених, Жожель…
— Что смутило твою душу, Стефания?

Ах, какой голос!

— Патроно, мне показалось, что он болен разумом.
— Стефания! Как истинная дочь Божья ты не должна произносить таких слов!
— Почему, патроно?!

Я подняла глаза и села удобнее. Вот с этого места – поподробнее, пожалуйста!

— Ты же знаешь, Стефания, печальную историю молодого Жожеля! Как же ты можешь отказать ему в любви и опоре?
— Патроно Сержио, я боялась сказать…
— Говори и ничего не бойся! Я здесь именно для того, чтобы развеять твои сомнения, Стефания.
— Я болела, это правда. И у меня был сильный жар. И теперь в памяти путается многое, а кое-что из прошлой жизни я так и не вспомнила. И никто мне не хочет сказать, от чего именно я заболела?

Интересно будет выслушать твою версию, дружок.

— Всевышний, в своём милосердии, послал тебе испытание. И только пройдя его с честью, ты сможешь взглянуть ему в глаза и сказать: «Я выполнила своё предназначение, отче!»
— Моё предназначение выйти замуж за Жожеля?

Я сделал грустное лицо и заморгала – вот-вот слезу пущу. Но я прямо чувствовала, что сейчас патроно ляпнет что-то важное, и я узнаю ещё одну грань этого мира. Ничего, я всегда была сильным человеком. Я соберу знания о мире по крошкам и по осколкам и научусь жить, не выдав себя.

— Конечно, дитя Божье! Ведь этот брак даст надежду стольким людям!

Вот вопрос бракосочетания с больным человеком меня интересовал. Неужели местная церковь считает такой брак Божьим делом?

— Патроно Серджио, а разве Всевышний одобряет браки с такими, как Жожель?
— Не тебе, дитя, судить об умственном здоровье будущего мужа! Ты должна быть покорной и послушной женой, а не интересоваться тем, что тебя не касается!

Но при этом лицо брезгливо скривил. Интересно, действительно разрешены такие браки или добрый патроно решил закрыть глаза на болезнь жениха? Правду он мне, конечно, не скажет. Но хоть сколько-то информации нужно из него вытащить.

— Патроно Серджио, когда вы говорите со мной, то я всё понимаю, правда-правда! А когда ухожу домой – мысли путаются! Расскажите мне ещё раз, кому я смогу помочь этим браком, как я смогу заслужить с его помощью благоволение Всевышнего?!

Дальше мне оставалось только молча офигевать от распахнувшихся перспектив. Патроно Серджио пел соловьём о милосердии, о посильной для меня ноше, о радости дарить помощь и оказывать поддержку… Но это всё я и без него могла придумать, не напрягаясь. А вот то, что касалось моего имущества, он упомянул вскользь и очень обтекаемо. Пожалуй, уточню.

— Но ведь материальное тоже имеет значение, патроно Серджио! Я беспокоюсь о кир Вассе. Что останется у неё, когда я перейду к мужу?
— О, доброе дитя! Не беспокойся! Твой отец, как ты знаешь, оставил достойной жене своей четыре дома. Это большие дома, но, конечно, ты отдашь малую толику в благодарность за заботу о тебе. Но совсем немного, дитя Божье. Даже меньше, чем ты пожертвуешь храму. Согласись, стыдно было бы одарить человека более, чем ты одариваешь храм? Это было бы не слишком достойно истинной дочери Всевышнего!

Ага… Вот мы и добрались до самого главного… Но уточнять дальше я не рискну. Важно понять одно – и храм, и мачеха в моём браке заинтересованы материально. То есть, им выгодно спихнуть меня за агрессивного дебила.

— Патороно Серджио! Вы такой умный! А ещё я беспокоюсь о будущем. Я не слишком разбираюсь в законах и боюсь ошибиться. Но вы же мне поможете? Что будет, если мой муж, вдруг, умрёт? Ну, вот как мой папа? Кому достанется его имущество?
— Разумеется, его почтенной матери, кир Пунте!
— А я? Как же тогда я?
— Ты, Стефания, будешь жить с кир Пунтой и покоить её старость.
— А потом? Ну, вы простите, патроно Серджио, что я спрашиваю, но я же из всех самая молодая. Должна же я знать, как я буду жить потом. Вдруг кир Пунта напишет завещание и всё отдаст храму? А куда денусь я?!

Ухмылку патроно сложно было понять по-другому – он точно понимал, что уж кир Пунта-то переживёт меня. Но она так же мгновенно исчезла, как и появилась перед этим.

— Двери Божьего Приюта всегда открыты для детей Всевышнего. Ты должна быть любезна с кир Пунтой и покорна её воле, и тогда она внесёт за тебя вклад в Приют. Есть не слишком требовательные Божьи Приюты, Стефания, и достаточно будет двух-трёх домов.
— А если она мне откажет? Старые люди бывают капризными, патроно Серждио. Да вы и сами должны это знать. Наверняка не все ваши прихожане одинаково ласковые и добродушные.

Он значительно покивал головой и ласково улыбнулся.

— Ты права, Стефания, но не мне, скромному патроно, на это жаловаться. Пусть Всевышний простит им их невольные прегрешения, как я им прощаю…
— Но вы не ответили, патроно Серджио, что мне делать, если я не сумею угодить кир Пунте?
— Думаю, что эту тяжесть я смогу снять с твоей души, дитя Божье. Я поговорю с кир Вассой и мы внесём этот пункт в твой брачный контракт.

Очень-очень мне не понравилась эта оговорка – «мы внесём»… Даже интересно, какое отношение этот патроно имеет к моему брачному контракту? Заодно уж и спрошу сейчас…

— Патроно Серджио, а могу я сама посмотреть свой брачный контракт?

Патроно разгневался! Он обрушил на мою голову громы и молнии, упрекая в недоверии к себе, в том, что я не ценю заботу и пренебрегаю словами кир Вассы, что не дело юной кир портить глаза документами и разбирать недоступные её уму договора, что я очень огорчила сейчас и Всевышнего, и самого патроно…

Бедный патроно! Какая неблагодарная зараза свалилась на его голову за скромный куш для храма! В общем-то, мне всё было уже понятно… И даже финальное заявление патроно Серджио ничего не изменило в моём понимании ситуации: