Так становятся звёздами

Гаитэ надеялась, что, когда проснётся, Торна рядом уже не будет. Ей необходимо было побыть в одиночестве, отдохнуть от всех треволнений, как следует всё взвесить. И, хотя сама для себя она считала решение принятым и на попятный идти не собиралась, всё же ей требовалась пауза, чтобы привыкнуть к принятому решению.

Уже то, что она колебалась, являлось сигналом – увы, не всё так просто и однозначно.

Но почему?! Она ведь никогда не была легкомысленной, ветреной женщиной; не была склонна к тому, чтобы избегать ответственности или решений. Если рассмотреть ситуацию бесстрастно, разве был у неё повод для колебания? Разве между ней или Сезаром шла речь… да вообще хоть о чём-то шла речь? Нет! Так откуда это чёртово ощущение, что она должна выбирать? Не должна. Да и не из чего.

Всё так, если придерживаться фактов и голоса разума. Но шестым чувством, более глубоким, чем доводы рассудка, Гаитэ знала, что не обманывается – между ней и Сезаром было неуловимое для других созвучие, которое трудно объяснить, если не пережил когда-то нечто подобное сам.

Торн Гаитэ нравился. Ещё совсем недавно она считала, что любит его. Он не был безразличен и сейчас, и всё же… всё же, если бы она могла выбирать без оглядки на обстоятельства и чувства других людей, долг перед страной, герцогами и духи знают, чем ещё – она бы выбрала Сезара.

Но так нельзя. Жить по зову сердца было бы прекрасно, но в мире никто не свободен, и она не исключение. Счастлив тот, кто может дать волю чувствам, но таких в мире единицы. Слишком часто выбор стоит ребром: своё счастье оплатить чужой бедой и слезами. Кому-то цена кажется пустячной, кому-то непомерной.

В случае с Торном Гаитэ понимала, что его чувства к ней искренни и горячи, но не глубоки. Как у капризного ребёнка, тянущегося за новой игрушкой в намерении получить её любой ценой. А то, что игрушка была нужна кому-то ещё, кроме него самого, лишь укрепляло его упрямство и решимость. Но стоило поддаться слабости и обострения конфликта между братьями не избежать. С учетом всего, это может обернуться катастрофой как личной, так и куда большего масштаба.

С братьев Фальконэ, страстных, безоглядных, станется схлестнуться из-за неё всерьёз, на самых высоких ставках. И учитывая характер обоих, у Сезара куда больше шансов выйти победителем.

Дай Гаитэ ему хоть малейшую надежду он не остановится не перед чем.

Сердце Гаитэ замирало и волновалось при одной мысли о том, что даже смерть Торна вряд ли остановит Сезара. Это как решит разом все его проблемы; откроет доступ к тому, что столь желанно для его сердца – к любимой женщине и к власти.

Гаитэ не знала откуда и почему, но уверенность в том, что подобные мысли не только бродят, но и укрепляются в голове Сезара, не оставляла её.

Они не были с Сезаром похожи ни в чём: ни характером, ни склонностями, ни убеждениями, но она отчего-то чувствовала его душевные порывы так, словно слышала обрывки мыслей.

«Если Торна не станет… И если подозрения не падут на него самого…».

Гаитэ испуганно села, рассеивая остатки сна или как ещё назвать то странное полузабытьё, в котором она прибывала?

– Что случилось? – спросонья зевнул Торн, прикрывая рот рукой.

– Ничего. Приснился кошмар, – буркнула она, пытаясь подняться.

Но просто встать и уйти не получилось. Торн поймал ей за руку и потянул на себя, обратно в кровать.

– Куда это ты так торопишься?

Гаитэ не была настроена на лирический лад. Меньше всего ей сейчас хотелось ласк, объятий и поцелуев. Когда голова рвётся от тяжёлых мыслей, а сердце – от тягостных предчувствий, тело становится бесчувственным. Но отказать Торну сейчас было равносильно тому, что поставить точку в их отношениях и признать, что его подозрения имели под собой основания. Поэтому Гаитэ уступила, лишь бы не усложнять, не затягивать слишком и без того запутанный, противоречивый клубок.

«Я сделала свой выбор, – внятно произносил голос внутри Гаитэ. – И ничего не изменить. Если я отвергну его, это приведёт к очередной ссоре, укрепит в уверенности, что я не люблю его. Или люблю, но недостаточно сильно, чтобы не грезить о другом. И о ком?! О его брате. Как так случилось, что человек, которого я совсем недавно считала последним негодяем, внезапно стал столь притягательным для меня? Что за наваждение?».

Поначалу Гаитэ ощущала лишь невыносимую горечь. Она ведь выросла с убеждением в том, что брак – это сделка. Что он не имеет ничего общего с любовью. И уже одно то, что её будущий муж хорош собой, молод и любит её можно считать дарами судьбы.

Хотя – любит ли?..

В сероватом рассветном сумраке лицо Торна было словно незнакомым. Тело, лежавшее на ней, было тяжёлым, а под своими руками, обнимавшими его, Гаитэ ощущала сильные, словно витые канаты, мышцы.

Но у него были тёплые, мягкие губы. И прикосновения, вопреки ожиданиям, были такими нежными, что Гаитэ почувствовала, как потихоньку словно оттаивает, слабеет и действительно подчиняется ему, увлекающему за собой, как поток увлекает упавшую в него песчинку.

В теле начало разгораться тепло, всё жарче и жарче, пока не превратилось в пламенеющий, яркий цветок, опаляющий её блаженным, ослепительным светом.

Это было словно волна, накрывающая внезапно и с головой, так, что Гаитэ невольно не смогла подавить тихий полувсхилп-полустон.

– Доброе утро, госпожа герцогиня, – улыбнулся Торн.

А Гаитэ, всё ещё потрясённая своей внезапной капитуляцией, нашла в себе силы лишь слабо кивнуть.

В дверь постучали. Упреждая возражения Гаитэ Торн поспешил сам отворить замок, предварительно грубо осведомившись:

– Кого чёрт принёс?

– Господин, откройте, это я.

– Маркелло? – Торн рывком распахнул дверь. – Чего тебе надо?

– Господин, вас повсюду ищут. Его Величество срочно вызывает к себе.

– Что-то случилось? – нахмурился Торн.

– Не могу знать. Меня никто в тайны не посвящает.

– Ладно. Сейчас приду. Ступай, – махнул он рукой. – Боюсь, сеньорита, что я не могу наслаждаться вашим обществом столько, сколько планировал. Долг вынуждает меня повиноваться приказам отца.

Откинув рукой полог, Гаитэ взглянула на Торна с улыбкой:

– Я не смею вставать между вами и вашим долгом. Но я буду ждать вас, как и полагается преданной… хм-м? Невесте? Или – любовнице?

Гаитэ пыталась пошутить, но Торн слишком буквально воспринял её слова.

– Я поговорю с отцом о нашей свадьбе и постараюсь, чтобы дату назначили, как можно быстрее.

Отчего-то в последнем Гаитэ не сомневалась. Всё лучше всего сбывается именно тогда, когда тебе не очень-то этого и хочется.

Впрочем, близость с Торном принесла покой в душу Гаитэ. В жизни по-всякому бывает. Иногда тело идёт вослед за душой, иногда – душа вслед за телом.

Гаитэ успокоилась, поняв, что её мимолётное умопомрачение не могло быть ничем больше, чем «вспышкой молнии». В глубине души она надеялась, что её странная одержимость Сезаром пройдёт также внезапно, как накатила.