С мейсе Райкконен что-то не так

С постоялого двора несло кислым запахом тушёной капусты. В отель, может, пойти? Но чёрт его знает, сколько ещё я буду квартиру искать, а приличные номера денег стоят. Месяц в таком как раз в один эрба-кристалл обойдётся. Нет, потерплю уж, нечего деньгами сорить.

Новое жильё я искала придирчиво, но не так уж активно. А Жирный Жук, хозяин таверны с комнатами, меня знает, в обиду не даст. Ну, подумаешь, капуста. Зато дёшево и безопасно.

Кристаллы я продала очень удачно одному магу из ассоциации, хоть и пришлось сделать скидку за количество и всю сумму наличными сразу. Та сумасшедшая ночка выбила из колеи, так что несколько дней я просто шаталась по городу, и настроение было самое смурное, несмотря на хорошую сделку.

Переезды я не любила. Спонтанную близость со случайным незнакомцем – тем более. Ну, выяснилось, что не люблю, ибо такого конфуза со мной ранее не приключалось.

– Да чтоб тебя приподняло да перекорёжило! – заорала я, когда несущаяся телега обрызгала грязью новое платье и окончательно вывела меня из себя. В правой руке сразу нестерпимо зачесалось.

– Сама по сторонам смотри, слепошарая! – не остался в долгу извозчик, даже не обернувшись с козел.

Вот хам! Для кого вообще дорожные правила писаны?!.. «Обозам по городу надлежит ездить размеренно, пропуская пеших горожан, а конным всадникам – трусцой, ежели не имеется на быструю езду особого разрешения… В дни слякотные и дождливые кучерам должно навешивать особые фартуки на колёса, дабы не портить грязью клумбы и одежды уважаемых жителей»…

Какой-то женщине впереди тоже досталась порция грязи, и ещё одной, а потом визги и проклятия переросли в тихий растерянный гул. Я пригляделась вслед наглому извозчику.

Крепкая лошадёнка растерянно заржала, перебирая ногами в воздухе. Извозчик пока ещё не понял, что происходит, но спустя несколько секунд тоже завопил. Телега, всё ещё крутя колёсами, плавно и торжественно воспаряла над мостовой. А крепкую конструкцию уже будто сжимала невидимая рука, заставляя доски изгибаться волнами.

– Ой-ёй, – тихонечко произнесла я и поспешила убраться.

– Ты-ыы!.. – взвыл извозчик, отыскав меня взглядом с высоты. – Ведьма! Держи ведьму!!.. Это всё она!..

Но я уже завернула за угол. И ничего я не ведьма. Ездить просто аккуратнее надо.

Выглянувшее после дождя солнце располагало к прогулкам, и я всё же решила наведаться к Натану, проверить одну догадку.

У моего давнего приятеля – доброго, чуткого и заботливого – был лишь один недостаток, мешавший нашей дружбе: поразительная влюбчивость. Только на моей памяти объектов воздыхания сменилось уже два или три десятка.

И вот Натан, чьё восторженное и романтичное сердце не терпело пустоты, после очередного драматичного расставания вдруг решил, что отныне влюблён в меня. И донимал своим чувством весь последний месяц. Безответные страдания Натан ценил не меньше взаимной любви, а потому вовсю упивался ими.

Натан влюблённый был страшен. Не зная сна и отдыха, он сутками напролёт читал под моим окном плохонькие стихи и выл серенады. Мотался за мной хвостиком, увещевая принять его любовь. Восхищался мною и упрекал в жестокосердии. Ныл, плакал, был прилипчив и вездесущ.

Я предпочла действовать, не дожидаясь, когда его кратковременное чувство схлынет само собой. Больше двух месяцев вечная любовь Натана обычно не длилась, но моего терпения уже не хватало. И после очередного обвинения в холодности и нежелания дать ему хоть крохотную надежду я пошла ва-банк.

– Да кто бы говорил! – обернула я против него его же оружие. – Я вообще-то, памятуя о нашей дружбе, с тобой хотя бы общаюсь. А могла бы и пристрелить, ты меня знаешь. А вот ты – настоящий бесчувственный чурбан!

– Это как?.. Это чего это? – растерялся Натан.

– А так! Галантерейщица снизу по тебе уже второй год сохнет, а ты и взглядом бедняжку не удостоишь! А та все глаза уже выплакала!

– Хильда? – вытаращился на меня друг. – По мне? Она же меня терпеть не может. С тех пор как вазочки её леольские в лавке случайно разбил…

– Сердце ты её тогда разбил! А признаться не смеет.

Хильда, хозяйка лавчонки со всякой всячиной под квартирой Натана, действительно его на дух не переносила. Мой друг отличался завидной массой и сопутствующей неповоротливостью, а места в её магазинчике было с носовой платочек, и всё оно было заставлено товаром. Их первое знакомство началось со скандала и закончилось судебным иском о нанесённом ущербе.

И моё вдохновенное враньё в тот день тоже закончилось очень быстро. Со стуком в дверь. Под дверью стояла миниатюрная озабоченная Хильда собственной персоной и держала в руках выдохшийся фламболь.

– О, Уна, – обрадовалась она. – Хорошо, что ты здесь. Передай этому увальню, что его очередь покупать «светлячка» на наш подъезд. Глаза б мои его не видели…

Но тут она увидела самого Натана, и взгляд этот мне совсем не понравился. Глаза её затуманились, решительность куда-то пропала, а узкая ладошка легла на нервно вздрогнувшую грудь.

– Натанис, а ты и сам здесь… – взволнованно прошептала она. – Так вот, фламболь… Боже, что я… я же не за этим, на самом деле… В общем, Натан, я тебя люблю!

Выпалив последнее, она окончательно растеряла самообладание и залилась румянцем.

– Ой-ёй, – тихонько сказала я себе под нос. И выскользнула из квартиры друга.

И вот сейчас, спустя неделю, я стояла под дверью Натана и звуки, доносящиеся из-за неё, а также табличка «закрыто» на лавке Хильды не оставляли сомнений: за что именно мне прилетела обратка с тем случайным поганцем в заброшке.

Твёрдо пообещав себе больше ни во что не впутываться и не впутывать других (в какой раз!), я, терзаемая совестью, добрела до полицейского участка.

– А, Уна! – хищно воззрился на меня Скоропут – Гроза татей и Всевидящее око Альматы. – Вот тебя-то мне и надо…

– Это не я! Всё врут! – встрепенулась я, раздумывая, как бы ловчее сбежать.

– Ага. И повозку с утра не ты, и Набода Козельская уже неделю протрезветь не может, хотя спиртного в рот не берёт, и это всем известно…

– Не докажете! – вскинулась я. – Полицейский произвол! На безвинную душу поклёп возводят!

– Не докажем, – добродушно согласился легавый. – Остаточных эманаций – ноль целых ноль десятых. Магическим вмешательством и не пахнет, это тебе любой колдун из ассоциации скажет, хоть они всем скопом по тебе с лупой ползать станут. Ладно… Ты кушаешь вообще, деточка? Щёчки вон совсем ввалились…

Всевидящее око раскрыл свои медвежьи объятия, и я с удовольствием впечаталась в родную грудь.

– Да чего-то навалилось, дядька, – не сдержалась я и тихо пожаловалась. – И это не так, и то не этак. Тошно мне.

– Тошно-то по-разному бывает, – обеспокоился Скоропут. – Это мне, что ж, внучатого племянника скоро ждать? Ладно уж, вырастим, не трясись…

– Тьфу на тебя, – высвободилась я.

И тут же перепугалась.

– В смысле, не тьфу, не тьфу! – замахала я руками. – Но не ждать! И здоровьечка тебе крепкого! Ты ж один у меня, считай, остался…