Круги на воде. В моем конце - начало

Рози унаследовала голубизну глаз Искандера и его красоту, у нее были прекрасные ярко-рыжие кудряшки матери. У Дамиена свело в груди, когда ему, впервые за столько лет, облаченному в белую шелковую рубашку, выдали тюк, утопающий в прозрачных кружевах.
- Она прекрасна, как первый младенец, рожденный на земле, - прошептал Дамиен, его душа наполнилась ни с чем не сравнимой нежностью. 
Искандер с тревогой посматривал на своего Господина. Казалось, за одну только ночь он похудел в два раза. На восковых щеках Черного герцога темными пятнами проступал загар, веки наливались свинцовыми синяками, у уголков рта пролегли сиреневые тени, на лбу блестели бисеринки пота… 
Что это с ним?
- Ну что, пойдем в это святое логово Бога? – спросил Дамиен весело у собравшейся толпы празднично одетых пиратов. - Et lux perpetia luceat eis ( Перевод с латыни «И свет немеркнущий да воссияет им»).
Он приподнял лицо и вперил в белоснежную церковь горящий взгляд черных глаз, ставших огромными на осунувшемся лице. 
Дамиен резко повернулся на каблуках и, решительно шагая по мраморным ступенькам, начал подниматься ко входу. Он шел так быстро, что белая рубашка, подобно крыльям, развивалась у него за спиной.
Дамиен вошел внутрь. В церкви было просторно и прохладно, царила странная, жуткая и зловещая тишина. Лучи солнца врывались в помещение церкви через мозаичные окна. Воздух был пронизан чудесным сиянием, какое возникает в темных помещениях, когда кажется, что солнце парит в разноцветном тумане. 
«Отрекаюсь... Отрекаюсь...»
В полумраке сводов и приделов блестели позолоченные витые столбики трехъярусных хоров. Из верхней точки купола, где сходились боковые нефы, свисала на веревках огромная серебряная чаша. В ней дымились благовония, которые наполнили собор сладким прогорклым запахом, напоминая Дамиену запах горевшей плоти. Потрескивали тысячи свечей, превращая церковь в царство тайны, аромата и загадки, в место, где свершается чудо...
Дамиен шел по главному проходу. Мраморные колонны устремились вперед, туда, где на роскошном алтаре блестели огоньки. В боковых часовнях горели свечи, их пламя мигало на ветру, который разгуливал по огромному помещению. Или ветра не было, и это свет мигал в глазах Дамиена. Казалось, окружающие предметы набухали и сжимались в такт его сердцу. Дамиен шел по стремительно сужающемуся, пульсирующему в такт его панике проходу между рядами скамеек, его глаза были прикованы к огромному деревянному кресту. Боль была ужасная, и каждый шаг давался ему с трудом. Он шел к кресту, на который его подвесят. 
«Отрекаюсь... Отрекаюсь...»
Дамиен чувствовал, как сердце точно молотом бьет изнутри о ребра. Голос священника гулко отражался от каменных стен собора. Он и не заметил, что крестины уже начались. 
Нет же, он убежал! Это все не правда! Он на крестинах! Дамиен с ужасом смотрел на нависающий над ним крест. Может, все это было бредом? И он все еще здесь? Где здесь? Что правда? 
ГДЕ ОН?
Единственное, что ему не позволяло окончательно скатиться в бред – был ангел, которого он держал на руках, теплый комочек любви и света, его якорь, в который он вцепился, удерживаясь в реальности, пытаясь восстановить связь с действительностью. Сердце билось так, что он испугался и, чтобы не упасть, он посмотрел на маленькую Роузи. Вроде бы полегчало. Паникер. Трусиха. Не так и страшно.
На личико Роузи полили святой водой, все хором начали читать молитву, Дамиен делал вид, что повторяет святые слова, не отрывая глаз от маленького личика. В последний раз он с трудом выговаривал эти слова разбитыми губами, вися на кресте, и каждый раз вздрагивал и стонал, когда к нему прикладывали крест... 
- Аминь, - прошептал Дамиен, ожидая острой боли...
Только не смотреть по сторонам. Только... 
Напротив него кто-то остановился, боковым зрением Дамиен видел черную рясу. Медленно, изо всех сил сопротивляясь, он поднял глаза. У священника было красное лицо со свисающими щеками, испещренными пурпурными венами. Его глаза – Дамиен очень хорошо их запомнил – казались маленькими и красными, а по обе стороны подозрительного, неприветливого лица торчали здоровенные уши. Белый оскал зубов, священник зычным голосом пропел «Аминь», крест в его руке начал приближаться к Дамиену. Мужчина замер, ожидая вылетевшее из основания креста длинное острие. 
- Герцог, — снова услышал он вкрадчивый шепот сзади, Дамиен изо всех сил сдерживался, чтобы не обернуться, зная, что он не убежал, что он снова там, — герцог, перестань сопротивляться, дай нам доказательства твоего усердия, и мы избавим тебя от худшего. Признайся в черной магии, дай показания. Отрекись от Дьявола. Мы сможем пробудить милосердие Государя. Мы убедим его, например, смягчить строгие условия вашего приговора. И тогда не будет столько боли…
Крест приближался...
Вдруг что-то щелкнуло у нее в голове, она почувствовала в висках жар, потом неожиданный холод.
- Отрекаешься ли ты от Сатаны, виновника и князя греха? Отрекаешься ли ты от Сатаны и всех дел его?
Перед глазами запрыгали красные и черные шарики. Он снова здесь. Вернулся. Так бывает, когда бросаешь камень в колодец, глубина которого неизвестна: плеск воды обязательно долетит до тебя, сколько бы времени ни прошло. Острая боль пронзает его, он орет:
- Отрекаюсь... Отрекаюсь от всего... 
- Идешь ли ты в царство божие добровольно, исторгаясь из ада?...
- Я иду!.. Я иду!.. Иду...
Все вокруг расплывалось и смешивалось в неясное пятно. Нависшие над ним лица... Он снова в том кошмаре, в мозгу всплывали еще свежие воспоминания о Луи, о бесконечной боли, об удушливом воздухе пыточной, о затхлости ладана, сладким запахом его горящей плоти, запахе его крови и святой воды. Все то, от чего он отрекся и от чего бежал, казалось, навсегда, вдруг сгустилось снова, обрело силу и цепкость. Он потерялся. Дамиен полностью провалился в прошлое...
«Иду... Иду...»

10.3
- Аминь, - пропел маленький, худощавый священник, заканчивая молитву.
- Аминь, - неровным хором повторили все присутствующие. Никто бы не поверил, посмотрев на этих аккуратных мужчин в белом, благочестиво склонивших головы в молитве, что они были дерзкими, отважными пиратами.
На адмирала, застывшего со странным выражением на лице, поглядывали матросы и друзья, он выглядел как не очень еще оживший полутруп. В неровном свете солнечных лучей, преломленных разноцветной мозаикой, его и без того худое лицо казалось черепом скелета. Его губы чуть шевелились, широко раскрытые глаза, неотрывно смотрящие на огромный деревянный крест с распятым на нем Спасителем, были мертвыми. Анна-Роуз с тревогой посмотрела на мужа, тот удивленно пожал плечами.
Наконец, церемония закончилась, все вышли из церкви.
- Дамиен, - спросил Искандер, забирая у господина свою дочь, - мы все собираемся в «Голове короля», ты идешь?
- Я иду... Я иду...
Не нравился Искандеру остекленевший взгляд Дамиена, он растирал свои запястья. Искандер знал, что там были шрамы в виде крестов (выглядели они как старые ожоги, никто не знал, как они там появились и почему-то никто не решался спросить Черного герцога о них).  Была в Дамиене какая-то странная надорванность. Словно что-то внутри него было сломано. Что-то с ним было не так. Было такое впечатление, что перед ним была оболочка Черного герцога.
- Прямо сейчас?
- Я иду... Прямо сейчас... - странный у него голос, какой-то мертвый, - Да, иду...
- Ну пойдем.
- Иду...
Искандер отвлекся, отвечая на поздравления. Когда он снова обернулся, Дамиена не было. Не пришел адмирал и на торжество в паб.