Пробуждение Черного дракона

Многие сочли бы странным, что такие могущественные маги, как драконы, могут не заметить столь очевидных вещей, да еще и у себя под носом. Однако Гилберт жил достаточно долго и общался с достаточным количеством тиранов, чтобы знать: уверенному в собственном всемогуществе стоит только испугаться, что он не самый сильный на всем белом свете – и тут уже можно скормить ему что угодно под соусом «нет, самый сильный все-таки именно ты».

Так и это «чудо» - племянник, если верно понял Гилберт из откровений чересчур болтливого и кажущегося только его обладателю острым языка, - испугалось, что дядя его прикончит. Так что стоило дяде «проиграть», Ильберт вцепился в мысль, будто он в полной безопасности.

Ведь не мог же израненный, не контролирующий себя черный дракон-полукровка только сделать вид, что вынужден отступить, чтобы зализать раны? И тем более оказаться столь близко, на расстоянии вытянутой руки, под личиной верного слуги, не достойного даже имени?

Нет, нужно было отдать Ильберту должное: на словах-то он понимал расстановку сил. Вот только рассуждать и быть в глубине души уверенным – совсем не одно и то же. Неужели мальчишку не научили столь простым истинам? Не так уж много потерял Гилберт, не оставаясь с родичами.

Эльва врала себе меньше, и признаться, когда она столкнулась с тут же почтительно посторонившимся Гилбертом в коридоре и скользнула по нему равнодушным взглядом, тот подумал, что его раскрыли. Но нет, и медная драконица лишь отметила, что не имеющий имени слуга просто как всегда охраняет покои хозяина, и поспешила внутрь, к своему любовнику.

Принюхайся она – учуяла бы кровь, проступающую через наспех закрытые раны. Приглядись, да даже всматривайся чуть дольше, чем этот быстрый взгляд – наверняка, заметила бы иллюзию чужого облика. Но и она просто не предположила, что враг может оказаться близко, и увидела то, что была готова. Ощущения не врали ей: один бастард Черной семьи вместо другого. Никакой разницы.

Драконы всегда отличались высокомерием, это Гилберт отлично помнил. Нос кверху – в голове пустота и шорох собственного величия. Короны вместо гребней.

Поэтому маг просто прислонился к косяку, слушая. Вероятно, он поступил бы так, даже не будь во власти этих двоих Эли.

.

Бедную травницу Ильберт руками еще тогда целого слуги – значит, можно действовать руками слуги, как своими, отметил Гилберт, - сковал заклятием. Метка-кольцо, проходящая под гортанью. Что-то вроде клинка у шеи, который не нужно держать. Простенький заговор: создай его кто угодно другой, Гилберт вскрыл бы кольцо за десятую долю минуты, в его родных мирах такие даже не использовали, настолько нестойкими они себя показывали.

Но Ильберт все же был драконом. И каждое его заклятие, даже самое примитивное, имело серьезный вес и впечатывалось в облик мира почти что намертво. Чтобы освободить девушку, Гилберту пришлось бы остаться с ней наедине хотя бы на час, а то и на половину дня.

Таким и был изначальный план. Освободить Эли, от тщательно прогоняемого страха за которую у Гилберта леденело сердце, и заодно узнать что-то полезное о нынешнем положении дел в Обсидиановой семье. Может, после того как травница окажется в безопасности, остаться еще на несколько дней, если приказы этого испорченного мальчишки и его любовницы не будут слишком накладными.

Все пошло наперекосяк, еще когда Ильберт коснулся лица Эли отвратительно собственническим жестом. Его спасло лишь то, что он тут же отодвинулся, подошел к Эльве – и Гилберту удалось сдержать первый порыв кровавой ярости.

И после.

«А представь, что он не знает. Что он настолько долго жил вдали от драконьих миров, что попросту не понял?»

Словно по голове врезали обухом, и грудь начало жечь от воздуха, который Гилберт забыл выдохнуть. Ворох быстрых мыслей пронесся в разуме, воедино сложилось все сразу. Истинная?

В щель было видно, как Эли ворочалась под одеялом. Нахмуренный высокий лоб, сжатые губы. Ей ничего не снилось – попросту не могло после его приказа, - но сон все равно был беспокойным. Может, ощущала метку.

Драконам почти не было до пленницы дела. Эли пока оставалась в безопасности – до тех пор, пока не появится сам Гилберт.

Истинная.

Гилберт прислушался к себе. Это предположение хоть и поразило его, но при том совершенно не казалось диким и тем более не вызывало протеста. Более того: вероятно, если бы он сам решил выбрать себе пару, то выбрал бы такую, как Эли – теплую, светящуюся, светлую, смелую, добрую и рассудительную. Рядом с которой Гилберт всегда ощущал себя так, будто находится дома, и от которой не хотел уходить, даже все узнав про амарассу.

Дракон внутри довольно заурчал – иначе Гилберту было не назвать то пронзившее его чувство силовой вибрации, что прокатилось в груди.

Вот только что это значило? Можно ли было, как со связями демонов, отказаться от связи? Означала ли она, что Эли дополняет его, и что рядом с ней всегда будет лучше, чем без нее?

«А то ты здесь только чтобы послушать драконьи сплетни, - осадил Гилберт сам себя. – Когда она оказалась в лапах Ильберта, не ты ли по-идиотски пропустил несколько ударов, а после совершил почти невозможное, чтобы оказаться с ней рядом? Не испугался ли за нее намного больше, чем за себя? Разве что-то поменялось? Обрело словесное воплощение – и все».

Драконы терлись друг об друга, рассуждая о том, какие блага принесет им секрет, уже известный Гилберту, а он смотрел только на сжимавшую складку одеяла между колен Элиасаану. Его кровную слугу, женщину, которую ему подарила сама судьба, ту, кого он без единого слова поклялся защитить любой ценой.

.

«А пока я хочу отомстить дяде за шрамы. Милашке-травнице я явно понравлюсь больше него».