Законы стаи

Олла, вернувшаяся вечером, была довольна – девочка не только прибралась в доме, но и супчику сварила. Да и сын, похоже, не бездельничал – сегодня в своей комнате, на том самом месте, где вчера спала Мари, она увидела грубо сколоченный неуклюжий топчан. Значит, Оскар днем побеспокоился.

На мгновение на глаза Оллы навернулись слезы. Конечно, она всегда верила, что мальчик просто попал под дурное влияние. И то, как он вел себя теперь, делало ее полностью счастливой. Настолько счастливой, что она боялась «сглазить» эту нечаянную радость. Мысленно вознеся благодарность могущественной Афите, Олла смахнула слезы и, поторапливая события, сказала:

-- Сынок, надо бы вещи Мари перенести. Да и стоит подумать, что с ее домом делать, неровен час – обворуют, – затем, уже обращаясь непосредственно к Мари, она спросила: -- Деточка, ты же в стае?

Мари неопределенно пожала плечами и ответила:

-- И я, и мама были в стае, но у нас это не наследственное, так она говорила.

-- Нам нужно пожениться, мам, – вмешался Оскар. – И я хочу, чтобы Мари больше не работала прачкой. Что это за жена, которая на целый день уходит?

Олла понимающе закивала головой. Действительно, не дело, чтобы молодая жена отсутствовала дома целыми днями. Ее только смущали вопросительные взгляды сына и его невесты. Она искренне не понимала, что именно они хотят. Оскар поморщился так, как-будто у него внезапно заболел зуб и заявил:

-- Мама, ты не волнуйся, но я Мари рассказал про то, что у меня после удара по голове с памятью проблемы. А сама она… – он кивнул головой в сторону молчащей девушки. – Ну, ты же видишь, она молодая совсем. Ты уж нам подскажи, что и как лучше сделать.

Этого Олла совсем уж не смогла вынести – горло перехватил плотный обруч, она с трудом, прошептав: «Я сейчас вернусь», выскочила из дома.

-- Куда это она? – Мари смотрела с удивлением.

Оскар неопределенно пожал плечами и ответил:

-- В туалет наверное, – потом встал, раздраженно прошелся по комнате и спросил: -- Тебе не кажется, что все эти разговоры о потере памяти звучат чудовищно фальшиво?

Мари закивала головой, подтверждая, и ответила:

-- Вот-вот, я тоже себя чувствовала в это время полной дурой. И мне все время казалось, что Нерга начинает подозревать. Уж не знаю, права я была или нет, – задумчиво добавила она.

А в это время, стоя на полпути к туалету, Олла торопливо покрывала свой рот священной «решеткой молчания» и, мысленно возносила благодарность могущественной Афите, великому Арсу, милосердной Маас и всем остальным богам, которых только смогла вспомнить.

«Всемогущие и Всеблагие! Пусть все останется так, как есть! Я, недостойная, готова вам хоть жизнь свою отдать, лишь бы мальчик мой к прежнему не вернулся!»

Вечер прошел в разговорах. Олла поясняла, как лучше сделать.

-- Да нет же, Оскар, мы же не высокородные, чтобы по полгода траур выдерживать! Седмица, ну, может, две, это обычный траур. Вот через две седмицы и сходите в храм, – с беспокойством глянув на сына, она добавила: -- Только жрецам надо будет серебрушку отдать. У тебя осталось ли?

Перешли к следующему вопросу.

-- Даже не знаю, детка, – Олла с сомнением пожала плечами. – Конечно, вы можете в тот дом меня отселить, – осторожно добавила она и, заметив, как переглянулись дети и одновременно отрицательно покачали головами, с облегчением выдохнула и уже гораздо более бодро продолжила: -- Можно, конечно, сдать его в аренду. Оскар у нас все-таки в стае, так что на арендаторов управа найдется, случись что. Но в любом случае, детка, – она посмотрела на Мари, – завтра нам с тобой надо бы сходить туда и вещи домой перенести. Негоже без присмотра бросать. А так, конечно, можно и продать. Место там хорошее – покупатели быстро придут.

-- Мам, -- перебил Оскар, – а сколько такой дом стоить может?

-- Да кто ж его знает, сынок! Я и дом-то толком не видела. Присты, когда переезжали, свой, говорят, чуть не за сто серебрушек продали! Но мне кажется, что у Мари дом хоть и повыше их, но размерами поменьше. Это уж ты сам решай, продавать ли, сдавать ли.

Разговоры затянулись чуть не до полуночи – и Оскар, и Мари без конца задавали вопросы. И Олла, как ни устала за день, готова была продолжать беседу до бесконечности. Теплое отношение сына и будущей невестки грело ей душу.

Более того, глядя на них, она ощущала нечто странное – они были похожи. Чем-то совершенно неуловимым. Нет, конечно, общность прослеживалась и в их вопросах, и в манере говорить, и даже, как ей казалось, в манере переглядываться.

Олла заметила, что делают они это совершенно синхронно, как бы ища поддержки друг у друга. Это радовало ее настолько, что она готова была бы принять любую невестку. А эта еще и вежливая, уважительная. Глядишь, рядом с такой сынка и не потянет в прошлую жизнь.

Утром встали очень рано, с первыми лучами солнца. Уже уходя, чтобы отвести Оскара к его лодке, Олла сказала:

-- Ты, детка, пока чайку попей, а я вернусь, и пойдем к тебе вещи разбирать.

Оскар был собран и сосредоточен – сейчас мать отведет его к его же «собственной» лодке, там, наверняка, придется столкнуться не только с «друзьями», но и с другими членами стаи.

Сама работа его не пугала – в той жизни, как любой деревенский мальчишка, он не раз ставил сети, да и с рыбой обращаться умел. Какие-то отличия в работе, конечно, будут. Все же это – море, а не озеро, не река. Но не боги горшки обжигают – разберется.

Когда Олла, проводив сына, вернулась домой, то посуда была вымыта, а Мари замачивала в корыте какие-то тряпки. Пожалуй, в данный момент мать и не пожелала бы своему сыну другой невесты. Эта – всем хороша. И работящая, и почтительная, да и приданое у нее доброе. Оскар-то, понятное дело, выглядел в глазах матери мистером Совершенство.

К дому Нерги Мари шла молча, испытывая сильное смущение. Это благо, что Олла, сочувствуя девушке, молчала и ни о чем не спрашивала. На самом деле Мари просто не знала дороги, потому просто шла рядом с будущей свекровью. Та явно лучше представляла, куда идти.

Уже у забора встретили Версу. Соседка поахала-поахала, жалея Нергу и рассказывая какая она, Нерга добрая душа была. Несколько раз сотворила священную «решетку молчания», но надо сказать, что это не слишком помогло. Попереживав о покойнице, она взялась допрашивать Мари:

-- Ты-то как теперь будешь? Соседи вон поговаривают – замуж, мол, собралась?

Вмешалась Олла, заметив растерянность Мари:

-- Да, почтенная, сын мой, Оскар к нам ее в дом забирает. Сама понимаешь – негоже такой молодой в одиночку проживать.

Фокус интереса Версы сместился с молчаливой Мари на расхрабрившуюся Оллу. Теперь свои вопросы соседка направляла «старшей по званию».

-- Это который Оскар? Который лоток на рынке держит, или который хромой Ниты сын?

-- Нет, почтенная, это который Оскар-рыбак, сын покойного Терфия.

Верса на секунду задумалась, как бы вспоминая, потом недовольно поморщилась и вновь обратила внимание на Мари.

-- А не торопишься ли ты, девка? – похоже, то, что она вспомнила об Оскаре-рыбаке, болтливой соседке не слишком понравилось.

Мари неопределенно пожала плечами, не понимая, чем вызвано недовольство соседки. Ее выручила вспыхнувшая от возмущения Олла:

-- Это чем вам, любезная, сын мой не угодил? Кажется, рыбак он не из последних, и в стае состоит, и поминки, и похороны на его деньги справлены, да и по дому любой ремонт делает – не могу пожаловаться… Так чем он вам не угодил?! – Олла даже подбоченилась от возмущения.

Не ожидавшая такого отпора, Верса смутилась и отступила:

-- Что вы, почтенная, что вы! Худого ничего про жениха не скажу, а только даже Нерга мне про сговор ничего не говорила, вот я и того, полюбопытствовала. А так-то, дай вам Всемогущие всякого блага, а мне тут домой пора… – с этими словами она начала отступать в сторону своей калитки, а грозная Олла, слегка подталкивая Мари в спину и гордо задрав нос, прошла мимо злоязыкой соседки.