Наречённая из-за грани, или Попаданка в придачу

Счастье Филиппа от внезапно открывшихся перспектив границ не ведало. Мало того, что свалилась нежданно-негаданно странная беспамятная адара и в сочетаемые себе затребовала, обломав все планы на будущее ближайшее и отдалённое, так ещё перенесла невесть куда и заставила там ночевать в сомнительных условиях, к коим сиятельная персона кошкожаба привычки не имела. Филипп попытался надавить на меня морально, но я честно развела руками и заново объяснила, что вот так с наскока не смогу телепортировать ни его, ни себя. Предыдущее перемещение вышло случайно, я даже не поняла, как именно, и повторить его на бис не выйдет, сколько бы Филипп ни буравил меня суровым негодующим взором.

Улучив момент, когда все отвернулись, я попробовала потихоньку позвать Орума, но то ли шёпот мой слишком тих, то ли паучье око являлось сугубо по собственному желанию, то ли работало оно как-то иначе. Во всяком случае, ни коты, ни эльфы своим присутствием меня не почтили. Бумажный клич от Люсьена лежал, припрятанный в тумбочке, в гостевой спальне в доме Виргила, да и много ли от него толку за пределами Риджа? Я не знала, какое в Фартерском домене нынче время года и отличается ли погода в одной его части от погодных условий в другой, но на столичных улицах тепло, палисадники зеленели и пестрели цветами и не похоже, чтобы в ближайшее время ожидались снегопады и резкое понижение температуры. Из чего можно сделать вывод, что перенеслась я либо на крайний север домена Фартерского, либо, что вероятнее, вообще в другой. Выведывать у женщины наше местоположение неудобно и подозрительно – если Феодора устроила в её доме схрон, то прекрасно знала, куда, к кому и зачем перемещается, и будет странно, если я начну демонстрировать свою откровенную неосведомлённость. Сейчас и Филиппа с лихвой хватало с расспросами и требованиями поскорее вернуть его в цивилизацию.

Оставалось надеяться, что утром я или пойму, как телепортация запускается, или Алишан нас найдёт. Ведь если оставаться на одном месте и не носиться по доменам, то ей будет легче разыскать блудную сестру, правильно?

– Давным-давно, когда солнце и луна были молоды, и мир был им под стать, молодой, бескрайний и безмятежный. Ни единый перелом не касался ещё свежего, прекрасного его лица, как борозды морщин не трогают до поры до времени гладкую кожу юных людей. Рождённые на земле свободно странствовали по беспечному его лику, не ведая преград.

Хозяйка дома адарой не была. Жилище её не отличалось ни размерами, ни удобствами, одна-единственная комната, обставленная простой, грубо сколоченной мебелью. Из каждого окна, низкого, наполовину расписанного морозными узорами, открывался вид на снежную пустошь, и, сколько я ни вглядывалась в потёмки, не смогла рассмотреть что-то ещё, кроме сарая по соседству.

– Испокон веков солнце и луна сменяли один другого на небосводе, следуя друг за другом в извечном круговороте, но никогда не встречаясь лицом к лицу. Рождённые на земле славили их восходы и заходы и чтили их, как должно чтить своих богов.

Нам с Филиппом не предложили ни отдельных гостевых спален, ни даже дивана по банальной причине отсутствия того и другого. Спать предстояло на тюфяке, вытащенном хозяйкой из подобия стенного шкафа и уложенного прямо на пол перед очагом.

Выражение холеной жабьей физиономии надо было видеть. Бедолагу перекосило так, что я всерьёз начала опасаться, как бы он не окривел по-настоящему.

Тюфяк соломенный, одна штука.

Тощие подушки, две штуки.

Одеяло, одна штука.

Тут-то Филиппу и открылась страшная истина: мало того, что он будет вот на этом вот спать, так ещё и спать со мной. Единственная кровать не настолько широка, чтобы я при всём своём субтильном телосложении поместилась на ней в компании хозяйки, посему оставалось делить спальное место с Филиппом. За сохранность чести девичьей опасалась я не шибко, потенциальный сочетаемый смотрел то на тюфяк, то на меня так, что сразу становилось ясно – мысли о сексуальных домогательствах совершенно несимпатичной ему барышни последнее, что посещало ошалевшую Филину головушку.

– Однажды одолело солнечного бога любопытство. Наслышанный от рождённых на земле о несравненной красоте луны, пожелал он увидеть её саму, прелестное её лицо, тонкий стан и волосы, что сияли чистейшим лунным серебром. Но не мог он встретить её, луна покидала небосвод прежде, чем солнце вступало в полную свою власть. Раз за разом пытался он догнать её, задержать хотя бы на мгновение, но всегда видел лишь край её сверкающей звёздами мантии.

Не задавая лишних вопросов, хозяйка накормила незваных гостей разогретой на огне похлёбкой, споро организовала спальное место, помогла мне справиться с пуговицами на платье и показала туалетный закуток – иначе его и не назовёшь. С другой стороны, бегать по морозу в будку во дворе хотелось ещё меньше.

– Жажда бога во что бы то ни стало увидеть богиню росла день ото дня и ускользающий край её мантии, такой близкий и недостижимый, только сильнее раззадоривал его. Раздираемый желаниями, что отравляли разум и тело хуже иного яда, бог решил, что не больше взойдёт на небосвод, покуда луна не явит ему своё лицо. Луна покинула небеса и спустилась в свои серебряные чертоги, но что же вскорости увидела она? Пришёл её час подняться на небо, однако было оно черней, нежели в самую непроглядную ночь, и холоднее, чем вечно ледяные утёсы Нецци. Услышала богиня, как люди на земле молят бога вернуться, как плачут они и страдают, оказавшись во тьме. Люди терялись и погибали, великое множество их вынуждено было остановиться и собраться в одном месте. Небывалый гнев охватил богиню, и в ярости она отправилась прямиком в огненный чертог солнца.

Низкий голос рассказчицы размеренно, напевно складывал историю, то ли сказку, то ли миф, где смешались правда, вымысел и человеческая интерпретация давних событий. Женщина сидела на стуле возле очага, ловко переплетала разноцветные ленты, и пламя бросало трепещущие золотистые отблески на её лицо. Филипп призраком оперы бродил по комнате и ворчал себе под нос. Уподобляться ребёнку, не способному заснуть без сказки на ночь, ему не хотелось, а перебивать рассказчицу он, видимо, полагал невежливым и потому маялся в ожидании, когда та закончит. Я же внимательно слушала, надеясь найти в легенде отголоски реальных событий, некогда случившихся с этим миром.

– Возрадовался бог, увидев ту, кого он желал так долго. Но не ответила луна на его объятия и поцелуи, вырвалась и стала выговаривать ему за сотворённое с миром. Не пришлось солнцу по нраву то, что луна его отвергла, не дослушал он её и в спешке вернулся на небо. Да только час был не его, время это принадлежало луне. Вспыхнул яркий свет и тотчас содрогнулся мир, в ужасе закричали люди. Страшный перелом рассёк землю надвое, и во все стороны от него побежала сеть трещин. Раскололся мир, разделились люди, и исчезло прежнее единство, что наполняло его с начала времён. Понял бог, что натворил в слепой жажде своей, но исправить ничего не смог. Богиня же, желая соединить рассыпающийся мир, раскинула незримую лунную паутину, сотканную из нитей из её мантии, и под покровом её родились первые адары, связывающие.

– Паучихи, плетущие свои сети, – всё же вмешался Филипп в рассказ. Наверное, устал ждать у моря погоды.

– А-а, то есть адара может, как самки некоторых видов пауков, спариться с самцом ради обзаведения потомством, а потом этого самца убить и съесть? – предположила я невинно.