Безумная песнь о любви

Ася лежала на мелководье, прикрыв лицо соломенной шляпкой с широкими полями, и ни о чём не думала. Раскалённое южное солнце выжгло в ней все мысли, оставив вместо них смутные ощущения.

Заход в воду здесь был совсем пологий, и волны то набегали, то отступали. Тёплое море казалось прохладным по сравнению с прогревшимся песком. Раз за разом волна поднималась от ступней, обхватывала Асю за лодыжки, скользила вверх по чуть тронутым загаром голеням, пенным языком холодила бёдра, щедро забрызганные мелкими веснушками. Самые наглые волны иногда вдруг накатывали, захлестывая Асю до плеч, обжигающе касались разгорячённой кожи, и Ася то морщилась, то фыркала, но не уходила.

Рядом слышались шаги и разговоры других отдыхающих, но Ася разучилась их понимать. Её оглушило море, ослепило слишком яркое даже сквозь шляпку небо, ожёг горячий шершавый песок под ладонями, и она постепенно растворилась здесь, на границе воды и земли, среди повторяющихся прохладных касаний моря и жарких поцелуев солнца, растеклась до самого горизонта, потеряв всякое представление о времени и пространстве.

Потом вдруг завибрировал телефон, завернутый в полотенце под Асиной головой. Потом она подумала, что нужно обновить крем от загара, а то наверняка его смыло и она вот-вот обгорит. А потом она на секунду решила, что может так ей и надо, пусть поболит. А потом испугалась своих мыслей и поспешно села, ловя обеими руками шляпку и надевая её как положено.

Тут же неприятно царапнул песок, забившийся куда-то под купальник, голова потяжелела, намекая о перегреве, и казавшийся бесконечным момент лопнул. Ася поспешно собралась и ушла в отель, бросив на море взгляд и пообещав вернуться завтра. И послезавтра.

Торопиться было некуда: с работы Ася ушла, как только получила мультивизу, а дома её теперь никто не ждал. Развод оставил её скорее опустошённой, чем несчастной. Всё же они долго к нему шли.

Но тень давно разрушенных отношений её преследовала. Иначе почему она оказалась в Неаполе, городе, где начался их медовый месяц? Растерянно погуляв по торговым аркадам, Ася взяла обзорную экскурсию. Гид сбивался с английского на итальянский, и всё время отвлекался то на симпатичных девушек из группы, то на саму Асю, восхищался «огненными волосами» и «небесными глазами», изяществом тонких рук.

— Я думала, что сирены хвостатые, — перебила она его, указывая на барельеф с птицедевами.

— Во времена Одиссея они были крылатыми и соблазняли моряков с берегов, — ответил он со смехом в голосе. — Бедная Парфенопа утопилась, когда Одиссей не поддался её чарам, а как бы морская дева утонула? Вот другие сирены, говорят, поспорили с музами, кто слаще поёт, проиграли, и те ощипали их и бросили в воду. Пришлось привыкать.

Ася слушала вполуха, не зная, рассказывает ли лукавый гид мифы или просто сочиняет на ходу. В этот раз Неаполь ей не понравился. Тогда город казался ей непосредственным и обаятельным, а сейчас — невыносимо грязным и шумным. Ася не добралась даже до Помпей, отменила в отеле следующие ночи и поспешно взяла билет на Искью, а оттуда — на следующий остров.

Остановилась она, только выйдя на балкон своего номера в небольшом отеле на острове Понца. За крышами виднелось Тирренское море, синее-синее, и Асю оно успокоило.

В отеле не было полноценного ресторана, но была устроена терраса с несколькими столиками, а милая дама — то ли владелица отеля, то ли просто постоянная работница — варила кофе на завтрак и подавала домашнюю выпечку. После завтрака Ася спускалась к морю, протискиваясь по извилистым дорожкам и крутым лестницам между белёных стен.

Когда лежать на пляже становилось слишком жарко, Ася возвращалась в номер, дремала, а потом гуляла. Стоило ей наткнуться на работающее заведение, она ужинала и возвращалась к морю, а потом — в отель.

Гости, в основном римляне, собирались здесь по вечерам, что-то обсуждали на итальянском, смеялись. Ася сидела в углу, оставаясь невольным наблюдателем. Одиночество тяготило её, висело на плечах серой шалью. Люди привозят с собой в отпуск близких, надежды и задор, Ася привезла с собой меланхолию и осколки драмы, которые хотела оставить позади.

На третью ночь Ася не выдержала, сбежала из отеля. Откуда-то звучал смех и гомон, и она двинулась на шум, выйдя к крохотному бару. На десяти квадратных метрах уместилось человек тридцать. Они пили, смеялись, входили и выходили, и Ася почувствовала себя глупо. Разве сбежишь от чужой радости на райском острове?

Но уходить было ещё глупее, так что она села у самого края барной стойки и растерянно огляделась в поисках меню.

— Всё в порядке? — спросил какой-то мужчина, садясь рядом.

— Ах, вы говорите по-английски, — растерянно пробормотала Ася.

— Такое случается, — сказал незнакомец. — Кофе?

— Ночь же, — ответила Ася, разглядывая его.

Её новый собеседник оказался мужчиной лет тридцати, сухощавым и не слишком высоким, зато излишне подвижным и чуть театральным в жестах. Тёмные кудрявые волосы, тёмные смеющиеся глаза.

— Ей апероль шприц, — крикнул он бармену.

— А если я не хотела?

— Здесь другого не мешают, — он улыбнулся. — Я Торе.

— Ася, — решилась она.

— Тебе нравится море, Ася?

Она рассказала ему о том, каким увидела Понзу и о том, как она просто лежит в прибое день за днём, а он смеялся и говорил, что так можно стать пеной морской и растаять.

— Может мне того и надо, — фыркнула Ася, болтая льдинками в опустевшем стакане.

— Человеком быть интереснее, чем пеной. С руками, ногами и всем таким, — ответил Торе, протягивая ей ещё один бокал.

Он прижался к ней бедром и чуть наклонился, и Асю взволновала его близость. Она подалась вперёд, посмотрела ему в глаза, коснулась лбом лба, а потом чуть отодвинулась. Торе улыбнулся светло, без усмешки, встал и протянул ей руку. Ася взялась за неё и позволила вывести себя из бара.

Их хватило на сотню шагов и несколько поворотов до тихого тупичка, где Ася остановилась у стены и потянула Торе на себя. Он целовал её неотрывно и гладил по плечам, перескочил ниже, сжал талию. Ася погладила его по груди, потянула за воротник. Торе вдруг опустился на колени, скользнул прохладными пальцами по её бёдрам выше, стащил трусики, Ася переступила ногами, давая их снять совсем. Мысль о том, что они все ещё под открытым небом посреди города мелькнула и исчезла. Показалось, что на всём острове не осталось вдруг никого кроме них двоих. Торе приподнял Асину ногу, закидывая себе на плечо и она на секунду потеряла равновесие, со смехом вцепилась в его кудри, неожиданно жёсткие, словно просоленные, но он поднял её подол повыше, прикусил за нежную кожу бедра и Асин смех оборвался. Она уперлась лопатками, выгнулась, раскрываясь. Его дыхание обжигало, но язык оказался прохладным.

Торе не торопился, нежными росчерками высекая из неё вздохи и сдавленные стоны. Ася вдруг снова ощутила, что растворяется во времени и пространстве, в волнах прохладных касаний.

— Ах, я… — вырвалось у неё.

Торе вдруг повёл плечом, сбрасывая её ногу, и поднялся, Ася не успела даже глаза открыть, как он прижал её к стене, подхватил под бёдра и вошёл. Вот теперь он был резок и жаден, но Асе, впрочем, хватило нескольких движений. Она вцепилась в его плечи, поцеловала сама, не давая стону вырваться, а он подхватил её дрожащий ритм и продолжил двигаться, пока не содрогнулся сам целиком. Ася всхлипнула, чувствуя его выдох на шее и как расслабляется тело под её пальцами.

И в ту же секунду стало невыносимо неловко, и она попыталась отстраниться, вывернуться, но Торе придержал её за плечи.

— Пойдём к морю, — вдруг предложил он и помог оправить одежду.