Безумная песнь о любви

Луна светила настолько ярко, что даже мешала любоваться звёздами. Правда, Тимофей и не собирался. Он смотрел себе под ноги, чтобы не споткнуться и не вляпаться в… да ни во что не вляпаться. Мама говорила, что тут всё ядовитое, но то ли ошибалась, то ли Тимофей привык, пока рос, но ему было просто гадко, а не опасно.

Кованый забор он перелез. Раньше между прутьев протискивался, но в том году посетитель попытался украсть мелкую зверушку — то ли поиграть, то ли поужинать захотелось странным — и ограды обновили.

В зоопарке даже ночью было на что поглазеть. Тимофей особенно любил террариумы и дом насекомых. В первых лампы никогда не гасили, и можно было пытаться читать подписи. А в доме жили светлячки.

Сегодня он решил отправиться к насекомым по западной стороне. Зашёл за корпус, сделал несколько шагов по дорожке и замер, когда под ногами зачавкало.

Знал же, что подрались днём, думал, что убрали уже. Но нет, пока разлагаться не начнёт, будет валяться. Дойдя до зелёной зоны, Тима долго тёр ступни о траву: не очистить, но хотя бы следов не оставлять.

К светлячкам он всё равно успел. Залез на дерево и подобрался к самым окнам.

Мелким ядовитым тварям выделили целую комнату, где они сотнями метались в воздухе, напоминая то ли гирлянду на ветру, то ли стаю рыб. Днём, чтобы развлечь зрителей, им подбрасывали больных и старых животных. А ночью они летали сами по себе, сияя, бились о стёкла, искали выход.

Стоило Тимофею приблизиться, светлячки тут же облепили окно ярким шевелящимся ковром. Тимофей водил по стеклу пальцем, выписывал буквы, а они следовали за каждым жестом в невыносимой жажде сожрать.

Обратно он собирался вернуться тем же путём, но помешала забытая было брезгливость. Может, хотелось доказать себе, что он отличается хотя бы от безмозглого роя, жадно слетавшегося на любую плоть.

Тимофей трижды проклял своё решение, когда заметил длинную тень перед собой. Прыгнул в траву — не торопиться, не шуметь! — лёг на живот и затаился. Ночь, вдруг не заметят в высоких стеблях.

Он упёрся лбом в землю, замер и только слушал. Тяжёлый шаг, другой. Скрежетнуло со взвизгом: попал когтем о камень. Тима дышал через рот, чтобы не вдохнуть слишком громко, не чихнуть. Шаг, ещё шаг, ну ты же такой огромный, почему так медленно. Сердце стучало в ушах так, что заглушило весь мир, и Тимофей долго лежал, не решаясь поднять голову. Пока не понял, что оставаться на месте ещё опаснее.

В конце концов, сторож один раз по всем дорожкам обходит перед открытием, вряд ли вернётся.

Вставая, Тимофей понял, что ноги его едва держат. Зря он бродит здесь, кончится это плохо. Но ведь нет никаких сил сидеть одному взаперти.

Он тихонько перебрался через ограду своего вольера и забился в землянку. Лучше поменьше попадаться посетителям на глаза. Хорошо, что все думают, что Тима – ночное животное. Когда спишь целыми днями, проще прикидываться, что ты безмозглый и слова их колкого гадкого языка не понимаешь почти.

Потому что там, где разум, там душа. И на неё найдутся желающие.