Недостойная невеста

Луиза от всего сердца благодарила дорожную усталость и охватившее болезненное состояние. Оно накрывало реальность липким дремотным мороком, сглаживало остроту, придавало чувство иллюзорности. Наутро все будет ощущаться иначе.

Остаток дня Луизу никто не тревожил. Девица де Шаброль больше не объявлялась. Но такое спокойствие ощущалось совсем иначе — не заботой, а полным безразличием. Если не пренебрежением… Только ближе к вечеру пришла служанка с подносом и подала обед. Луиза лишь поблагодарила. Не задавала вопросов, не пыталась что-то вызнать. Она не сомневалась — о ненужных расспросах будет тут же доложено…

Сегодняшний день многое изменил. Будто вылили в лицо ведро студеной воды с колючим ледяным крошевом. Отрезвили. Луиза отчетливо понимала, что теперь, в эти минуты, начинается совсем другая, незнакомая жизнь. И первый нелегкий урок она уже вынесла — в этом доме никому нельзя доверять. Тем более… ее светлости.

Ночью спалось на удивление спокойно. Луиза провалилась в спасительную темноту, едва коснулась головой мягкой перьевой подушки. Ни тревог, ни неудобства, ни сновидений. Проснулась, будто вынырнула из воды, и даже не сразу осознала, где теперь находится.

Ставни на окнах уже были открыты, и в комнату заползало утреннее солнце. По-прежнему было пусто. Вторая кровать стояла нетронутой, аккуратно застеленной коричневым саржевым покрывалом. Де Шаброль уже поднялась? Или не ночевала здесь вовсе? Впрочем, хотелось, что бы эта девица проживала в другом месте. И совсем не появлялась. Неприятная, колкая, надменная. Она чем-то неуловимо напоминала Франсуазу, и от этого становилось еще противнее. Казалось, она непременно окажется такой же злой и завистливой.

Луиза выбралась из-под одеяла и босая, на цыпочках прошла по ледяному паркету к окну. Выглянула из-за ставня, замерла от странного непривычного ощущения. Оба окна, как и ворота, выходили на улицу дю Фур. Не самую узкую, и довольно многолюдную. Судя по нагромождению тачек, лотков и повозок, где-то недалеко располагался рынок, и крестьяне все еще спешили продать свои товары. В домах напротив, лепившихся вплотную друг к другу сплошным монолитом, уже открыли ставни. В первом этаже можно было различить несколько лавчонок.

Луиза распахнула окно, подалась вперед, жадно вдыхая городской воздух и впуская уличный шум. На мгновение даже хотелось заткнуть уши, настолько этот огромный гомонящий город разнился с дремотной тишью Рошара. Странно… Как же странно! Но вчерашнего напряжения уже не было, да и все неприятности казались теперь преувеличенными. И на миг вдруг стало стыдно. От нечаянной мысли, что Луиза могла оказаться несправедливой к ее светлости. Вдруг, впрямь вышло недоразумение? Но здравый смысл, все же, говорил об обратном: несмотря на горячее желание, оправдать мадам было слишком сложно. Луиза видела явную ложь. Но почему ее светлость лгала герцогу де Виллару? Отчаянно хотелось, чтобы он не имел к этой истории с футляром никакого отношения. Чтобы не запятнал себя грязной игрой. Остался благородным спасителем. Спасшим дважды…

При воспоминании о его руках, которые подхватили Луизу, словно пушинку, зажгло щеки. И ужасно хотелось верить, что он отнес ее в дом сам, а не поручил лакеям. Как благородный рыцарь, спасающий свою даму сердца… Как же хотелось, чтобы Виллар оказался частым гостем в этом доме, чтобы иметь возможность видеть его, хотя бы недолго. Может даже говорить. Вчера в беседе с мадам он назвал Луизу прелестным созданием. Явно не из желания польстить. Значило ли это, что этот блестящий кавалер впрямь находил ее красивой? Это было бы слишком хорошо… Слишком! Но так желанно…

Луиза будто очнулась. Охнула и отпрянула от окна, заметив, что один из прохожих в бурой выгоревшей шляпе с замызганным пером и сером плаще пристально смотрит на нее. Тот тотчас опустил голову и смешался с толпой. Луиза поспешно прикрыла окно, ругая себя за беспечность. Это было попросту неприлично — показаться на людях неодетой. Это дома она могла сидеть на окне в одной сорочке. А здесь… Пресвятая Дева! А если это не понравится мадам?

Луиза кинулась к сундуку, достать платье. Вчерашнее зеленое она теперь не выносила — мадам назвала его кошмарным. Она открыла крышку, но, тут же, замерла, чувствуя, как по спине пробежался холодок — вчера вечером все лежало не так. Перед тем, как лечь спать, Луиза привела содержимое сундука в порядок, чтобы ее, не дай бог, не сочли неряхой. Теперь же все было набросано наспех.

Во рту разом пересохло. Она просунула руку в самый угол, куда положила жемчуг и оставшиеся деньги. К счастью, тут же нащупала кошелек. Высыпала содержимое на кровать — все было на месте. Один ливр, два су и девять денье. Именно столько осталось после найма портшеза. Но это не отменяло самого факта — ночью в сундуке явно рылись. Наверняка эта Шаброль. Быть может, по указанию самой мадам…

Луиза убрала вещи в сундук, и беспечная утренняя радость тут же испарилась, оставив место сомнениям и беспокойству. Нельзя обманываться. Никак нельзя. И нельзя забываться. Больше она не позволит герцогине вслепую использовать себя. Никогда и ни за что. И непременно узнает тайну футляра.

Луиза вздрогнула, внезапно услышав, как где-то совсем рядом густо запели церковные колокола. Поблизости должна быть церковь Сент-Эсташ. Наверняка звонят к утренней мессе. Она сочла этот звон добрым знаком. На новом месте нужно непременно сходить в храм, помолиться. Попросить у Господа благословения. Прямо сегодня. Мадам, уж точно, не осудит этот порыв.

Луиза взяла с консоли колокольчик и позвонила несколько раз. Совсем скоро вошла уже знакомая горничная, та, что помогала вчера. Молоденькая, розовощекая. Поклонилась:

— Доброе утро, мадемуазель.

Луиза улыбнулась:

— Доброе утро, Мари. Ее светлость уже проснулась?

Та кивнула:

— Мадам уже уехали. Еще затемно. С мадемуазель де Шаброль и своими болонками.

— А куда?

Мари покачала головой:

— Я не знаю. Прикажете завтрак?

Луиза молчала, раздумывая. Наконец, подняла голову:

— Это звонили в церкви Сент-Эсташ?

Служанка кивнула.

— Стало быть, к мессе?

Та вновь кивнула.

— А идти далеко?

— Совсем близко. У креста свернуть направо.

Луиза умылась, с помощью Мари наскоро оделась в простое саржевое платье песочного цвета. Решила позавтракать по возвращению. Накинула плащ, достала из сундука старый тетушкин молитвенник и, почти бегом, выскочила во внутренний двор. Если она и опоздает к мессе, то совсем немного.

Луиза подбежала к запертым воротам, огляделась. Из привратницкой показался слуга.

— Отопри, я хочу сходить к мессе.

Тот задрал подбородок:

— Не велено, сударыня.

Луиза нахмурилась:

— Что не велено?

— Выпускать вас за ворота.

Она нервно сглотнула:

— Почему?

— Таково распоряжение ее светлости.

— Даже в церковь?

— Никуда, сударыня. Не велено — и все. Значит, не выпущу, как ни просите. Возвращайтесь в дом.

Было понятно, что любые уговоры точно окажутся бесполезными. Ни за что не выпустит. Луиза бросила тоскливый взгляд за решетку, развернулась и медленно побрела в дом, холодея от омерзительной мысли, что оказалась в самой настоящей тюрьме.