Моя весна

— Дилан Ван Аккерман, я знаю, что ты сделал.

Мне потребовались все силы, а также вся имеющаяся храбрость, чтобы произнести это. При том четко и уверенно, без дрожащего голоса и зажатой, неуверенной позы. Хотя, стоило признать, очки на моей переносице все же дрогнули. Но, похоже, он не заметил этого: мое высказывание сумело привлечь его внимание целиком и полностью. Точнее…

Записка, в которой я написала все то же самое, не забыв упомянуть место встречи и маленький реактивный толчок в виде безобидных (не совсем) слов: «Только попробуй меня проигнорировать, и ты раз и навсегда распрощаешься со своей идеальной жизнью».

Или…в значительной степени запятнает её большую часть. Правда, об этом я подумала лишь у себя в голове.

Не подумайте. Я не была мразью или кем-то вроде того. Вовсе нет. Но…отчаянные меры требовали не менее отчаянных и, что немаловажно, смелых решений. Вот я и…решилась.

Решилась раз и навсегда изменить собственную жизнь. И вчерашний случай на баскетбольной площадке, когда моя голова едва ли не превратилась в мишень для тяжеловесного мяча, стал последней каплей в копилке «Терпение – главная благодетель».

Я долго жила, как невзрачная тень, скитающаяся по углам, будто неупокоенная душа. Меня не замечали. Почти всегда игнорировали и ни во что не ставили. Меня словно не существовало! Даже заядлые задиры и новоявленные чудилы обходили меня стороной, как если бы я была изгоем, об которого марать руки просто грешно.

С каждым днем это чувство одиночества во мне крепло. Даже при виде мертвеца у людей возникало гораздо больше эмоций, нежели рядом со мной. А мне так хотелось жить… Жить по-настоящему: завести друзей, смеяться до коликов в животе, обсуждать глупые сплетни, обедать в парке, а не в кабинке туалета, потому что там вдоволь можно нареветься, не чувствуя себя ещё большей идиоткой. Я хотела быть любимой. Я хотела быть как все, чтобы меня, наконец, заметили. Заметили не как пространный предмет интерьера (что кстати случалось не раз!), а как человека, который есть – он дышит, чувствует, и он здесь!

На самом деле было немало способов осуществить это. Но, как мне показалось, я выбрала наименьшее из зол. То есть самодовольного придурка, капитана футбольной команды и самого популярного парня в школе, чье самомнение могло сравниться разве что со Вселенной, – Дилана Ван Аккермана. Того, кто станет отправной точкой на пути к моей новой жизни.

Несколько секунд он вглядывался в темному коридора, туда, где я стояла. Сейчас в этой части школы никого не было: все ушли на обед – время, когда можно абстрагироваться от занятий и немного расслабиться. Но стоило мне выйти на свет, его брови неоднозначно сошлись возле переносицы.

— И кто это у нас тут?

— Возможно, твоя маленькая погибель, — широко улыбнувшись, представилась я, показав ему свои переливающиеся темно-серые брекеты, а затем окончательно перестала скрываться в тени.

Парень усмехнулся. И я невольно зависла: у него была чертовски притягательная улыбка. Особенно, когда на левой щеке проступала маленькая соблазнительная ямочка.

Дилан Ван Аккерман действительно походил на пленительную греческую статую, каждая линия и черточка которой сливалась в настоящее изваяние искусства. Мощная челюсть, острые скулы, пухлые губы в форме сердечка. Небольшая ямочка на подбородке. Идеальные густые брови. Едва вьющиеся золотые волосы на макушке. А также ослепительные карие глаза: темный шоколад, растопленный в лучах солнца.

Он пленил своим изяществом и в то же время скрытой мужской грацией. О чем прекрасно знал. Даже больше – с точностью шахматного бога он умело использовал дарованные ему преимущества. И как раз-таки все эти умения и навыки мне были жизненно необходимы, чтобы наконец стать той, кем я хотела быть.

— Это шутка? Мышонок, если ты захотела поиграть, то выбрала жертву явно не той весовой категории. Так что…

Он неожиданно сделал шаг вперёд. Так, что мы почти оказались нос к носу. Его глаза стали тягучего карамельного цвета, черные зрачки походили на кратер.

Сердце против воли вздрогнуло от страха. Я сглотнула, когда он сказал:

— Отвали. В противном случае мне придется расставить мышеловки.

Едва щелкнув челюстью (так обычно пугают детишек, когда те плохо себя ведут, притворяясь страшным монстром), он усмехнулся. А я невольно отступила назад, заставив его ещё больше почувствовать собственное превосходство.

Усмехнувшись и едва качнув головой, он собирался отчалить, бросить меня на произвол судьбы, но я не собиралась отступать. В конце то концов, я даже не начала свой путь! Поэтому спешно схватила его за руку (что было неожиданно даже для меня), почувствовав тепло чужого касания, и обомлела от того хаоса, что в этот момент царил в моих мыслях.

Он насмешливо вздернул брови, как бы говоря: «Дорогая, ты ничего не попутала? Или совсем мозги растеряла?» Но я лишь упрямо вздёрнула подбородком, уверенно повторив:

— Я знаю, что ты сделал. И если не поможешь мне, то я расскажу об этом всем.

Он обернулся. Довольно грубо дернул рукой, заставив мою ладонь упасть, отцепившись от его рукава. Затем склонился к моему лицу. А если учесть, что он был на голову выше меня, то ощущалось это весьма угрожающе.

— Интересно: что такого ты можешь рассказать, чтобы я не просто продолжил этот разговор, но ещё и помог тебе?

Несколько секунд мы буравили друг друга взглядом: его – насмешливый, снисходительный, едва заинтересованный; мой – растерянный, мстительный и слегка умалишенный.

Я злилась. Невероятно злилась. Вот только к нему это совершенно не имело отношения. Потому что я злилась на себя, по-прежнему страшась всего, что хоть как-либо могло задеть меня. Но…

Я так устала.

С меня хватит!

— Ты украл ответы по итоговому экзамену за курс истории. Но мы оба прекрасно знаем, что с тобой будет, если об этом кто-нибудь узнает. Если все узнают эту маленькую правду, включая твоего тренера, отца и, конечно же, директора Хиббинса. Один из лучших учеников, капитан футбольной команды, зарабатывает свои оценки не при помощи врожденных талантов и наличия интеллекта, а при помощи жульничества и обмана. Вот это получится школьная статья. А там, глядишь, и пресса подключится. Случайно.

Он снова усмехнулся. Но на этот раз резко и холодно. Его глаза, в отличие от выражения лица, стали непроницаемо темными и безумно серьезными.

— Ты это серьезно? Думаешь, тебе кто-то поверит?

— Думаешь, я затеяла бы все это, если бы не имела на руках весомых доказательств? — криво улыбнувшись, победно произнесла я, заставив его сбросить маску напыщенного павлина и недовольно скривиться.

Хотя в голове у меня в этот момент билась лишь одна мысль: «Что я творю! Это же чистое безумие!» Не говоря о том, как тряслись мои поджилки.

— Но я все ещё не верю тебе, мышонок, — склонившись прямо надо мной, неожиданно прошептал он. Затем резко отступил, развернулся и зашагал прочь.

Вот только я сказала прежде, чем он успел бы скрыться за поворотом:

— Я пришлю тебе доказательства, и тогда ты сам придешь ко мне!

Он показал мне до боли неприличный жест, сказав что-то вроде: «Так ко мне ещё никто не пытался подкатить». И на этом нашим переговорам пришел конец. Но я не расстроилась, несмотря на то, что все же испытывала некие угрызения совести. Приходилось успокаивать себя тем, что…я делаю это на благо. На благо собственного счастья. А что касается доказательств, то…