Музыкальный приворот

Иван засунул плечи и голову в салон машины (да-да, шея у него продолжала отсутствовать как часть тела!) и смог наконец убедиться, что со светловолосой девушкой все хорошо. Вот только поговорить им не удалось – Нинка дремала, с удобством устроившись на чьем-то рюкзаке с символикой группы «На краю». Скорее всего это вещь Кея или Келлы – вот они как себя любят и ценят, не стесняются с сумками имени себя ходить. Такое чувство, что у обоих музыкантов и у Нинки был один общий учитель по предмету «самолюбие и высокая самооценка». Культ себя – это сильно!

– Ты? – распахнула большие голубые глаза Нинка и увидела морду Ивана, – приветик, а я тут с мальчиками… Немного выпила… И я ни на кого больше не злюсь. Ну просто совершенно!

И она звонко засмеялась. Папа с братской нежностью посмотрел на покрасневшую от приема алкоголя Нину, и на его грозном лице появилось некое подобие улыбки.

– Я же говорю – выпила она немного больше, чем ей можно. Крестнику ее мамы даже на руках пришлось Нину нести, – сказала я, боясь, что подруга сказанет лишнего. Но, слава Богу, она закрыла глаза и засопела, как бульдог.

Когда Папа, небрежно попрощавшись, вразвалочку пошел к своему джипу, а его верные соратники заспешили за ним следом, чтобы уехать в одни известные им дали, я облегченно вздохнула. Не вечер, просто жесть какая-то! Словно я не в модное ночное заведение ходила, а пережила Варфоломеевскую ночь.

Келла и Кей продолжали стоять около распахнутой «шикарной тачилы» и молчали, провожая глазами удаляющийся джип.

Вот же трусы, не могли из себя крутых построить, с Иваном попререкаться? Эх, крутые рокеры, или кем там они себя считают, не оказались настолько крутыми. Не захотели лежать в больнице с переломанными костями… Но вообще-то это у меня логики нет совершенно – сама же только что боялась, что Папа и его широкоплечие друзья решат побить музыкантов, которые будучи парнями высокими и не сильно слабыми на вид, намного уступали в размерах Ивану и Ко.

– Это твой папа? – поинтересовался барабанщик со странным смешком, когда я повернулась в его сторону.

Он достал откуда-то сигарету и нервно курил. Нинка ненавидит запах сигарет еще больше, чем мяту, если бы она не спала, заставила бы Келлу сигарету съесть.

– Нет, – помотала я головой, – это не мой папа.

– А кто это тогда? – не отставал синеволосый, выпуская дым чуть ли не мне в лицо.

– Папа, – почувствовала я себя не в силах все толком объяснить. После такой знаменательной встречи мои нервы не давали головному мозгу прийти в себя.

– Так папа или не папа? – сдвинул брови к переносице Келла, чувствуя, что он что-то не понимает.

– Ну, Папа. Иваном зовут, – устало откликнулась я.

– Отчим? – выдвинул новое предположение барабанщик. – То-то я смотрю, вы не похожи. Трудно с таким папочкой?

– А почему он королеву сестренкой называл? – спросил и Кей, первым усаживаясь на свое место.

– Считает своей сестрой, – отвечала я, все сильнее раздражаясь собственной глупостью и непонятливостью этих двух, – вы же слышали, она «правильная девчонка».

Новоявленный крестник Нинкиной мамы не спешил залезать обратно в машину. Он с неподдельным изумлением уставился мне в лицо и начал нудно выяснять, зажав сигарету в пальцах:

– Он твой неродной отец и брат моей принцессы?

– Ты с ума сошел? Сплюнь!

– Да не может он быть отцом подруги твоей демоницы, – тихо произнес Кей, заводя мотор, поэтому синеволосый парень не расслышал ни меня, ни его и продолжал:

– Моя девочка Нина чего, твоя тетка, что ли? Не, какой-то бред. А ты сама, получается, своего папашу боишься? Ну, я бы тоже боялся.

– Своего папашу я не боюсь, – сделала я акцент на первом слове. Теперь я понимала Нинку! Вот почему она злилась, когда я никак не могла взять в толк, кто такой Папа и почему он приезжает. Оказывается, тупых людей всюду хватает. И это не только я.

– Садитесь, – раздался недовольный голос Кея, – поехали. Или вы ждете, что они вернутся и проведут с вами остаток ночи?

Нас мигом задуло в салон. Но и там Келла не прекращал попыток узнать, кто такой Папа и состоим ли мы с Нинкой в родственных отношениях с этим бугаем. А я наконец сумела объяснить, что Папа – это всего лишь кличка. Потом мне пришлось пересказывать историю знакомства Ивана и Нинки, а потом отвечать на радостные вопросы барабанщика, заключавшиеся в следующем: «Какого зайца королева помогает гопникам?» и «Она совсем не знает, что такое чувство страха?»

Когда мы прибыли наконец к моему дому, чьи многочисленные окна были темны, часы на моем мобильном телефоне показывали, что сейчас половина третьего ночи. Это то самое время, когда мне снятся самые красивые сны. Любимое время. А сегодня оно было потрачено зря. Почти зря.

Я открыла подъездную дверь, пропуская гостей вперед. Хорошо еще, что около лифта и на всех лестничных площадках горит свет, – наши бдительные соседи на каждом этаже даже дежурство установили по смене перегоревших лампочек.

Пройдя в гостеприимно распахнутую мною дверь, Келла едва не ударил Нинку головой об косяк и воровато о лся – не видел ли кто? Кей не заметил, а я ничего не сказала. В моей душе поселились определенные подозрения насчет точности метода Альбины. Наверное, этот синеволосый не всегда Нинку так сильно любит, как ей говорил. Ну что поделать, ненастоящие чувства никогда не смогут перерасти в искреннюю привязанность.

– Нам наверх по лестнице, – проинструктировала я парней.

– Вот она, слава, – изрек вдруг дурашливым тоном барабанщик, глядя вправо, на стену.

Второй музыкант последовал его примеру, но сразу же отвернулся, будто увиденное его ни капельки не заинтересовало. Но я знала, что и Кей тоже польщен.

– Круто быть известным, – очень нескромно изрек неугомонный барабанщик, – и быть известным рокером – круто в кубе! – И он довольно засмеялся.

Ну-ну, рокер несчастный.

Причиной очередного роста самолюбия у обладателя эксцентричных волос являлась надпись: огромная, почти во всю стену, очень корявая и с подтеками внизу, но выполненная с душой. Почему? Да потому что она была посвящена его собственной и, видимо, очень любимой группе. «Банда „На краю“ – the cool!» – было намалевано багряно-красной краской на первом этаже. Каждый, кто проходил к лифту, видел этот шедевр наскальной живописи и, так сказать, имел возможность насладиться его видом.

– Я тоже такие граффити раньше оставлял, – похвастался Келла и стал перечислять непонятные и незнакомые мне названия групп, – только мы с мужиками писали Metallica, Guns N Roses, Korn, Marduk, Wolves in the Throne Room…

– А я думал, ты Бритни Спирс слушаешь, – серьезно заметил поднимающийся впереди Кей.

Келла посоветовал ему правильнее выбирать выражения, а также засунуть мисс Спирс в некое отдаленное местечко, проделать с ней пару таинственных манипуляций и больше не вспоминать об этой знаменитой певице, чьи интимная жизнь очень, по его, Келлиному, мнению, весьма и весьма разнообразна.

– Вы о чем? – дернуло меня спросить.

– Он проиграл пари и на квартирнике исполнил партию одной из ее песенок, – ответил Кей, и в голосе его слышался откровенный стеб, – жаль, что в Интернете видео так и не появилось.

– Чего стоим? На какой этаж? – спросил проигравший, делая вид, что ему все равно.

– На последний, – жизнерадостно отозвалась я, подумав про себя, что было бы очень смешно соврать, что лифт не работает, – тогда кое-кому пришлось бы тащить кое-кого на самый последний этаж. А этот факт точно не добавит хорошего настроения этим полузвездным мальчикам.

Лифт казался рабочим, и его скрипучие двери открылись сразу же, как я нажала на кнопку вызова. В лифт я зашла первой, следом за мной синеволосый, которому, судя по всему, надоело таскать свою королеву. Кей почему-то оглядел лифт задумчивым взглядом и вошел последним.

Жалобно простонав, средство перемещения по этажам неспешно поехало вверх. Скоро будем дома. Счастье. Я наконец улягусь в свою мягкую кровать, забыв всех этих людей, стоящих сейчас около меня. И «Горизонт» забуду. Только красавца менеджера забывать не хочу. Может быть, он мне приснится?