Я подарю тебе звезду...
которое она занимала до брака,
Однако мужчина поднимает женщину за собой,
(«Этикет любви, ухаживаний и брака», 1847)
Звездная ночь опустилась на улицы Лондона, молодой месяц застенчиво сиял серебром на темном небосклоне. А Клементина так и не смогла сомкнуть глаз, словно молитву повторяя запомнившиеся строки письма от мистера Гилла.
Слова, выведенные каллиграфическим почерком с безупречными завитками, складывались в искреннее признание. И неискушенное девичье сердце уже грезило о студенте Королевского колледжа.
Все ее мысли были о молодом джентльмене, вынужденном ютиться в маленькой комнатушке. Мужественный образ сложился сам, словно Ирвин Гилл являлся героем женского романа, в конце которого, пройдя все испытания и невзгоды, которые выпадают студентам медицинской школы, станет искусным хирургом.
И только после полуночи девушка забылась в тревожном сне, продлившемся всего несколько часов, пока солнечные лучи уверенно не заглянули в окна, помогая служанке разбудить свою хозяйку.
После пробуждения Клементина, пребывая в душевных терзаниях, стремилась взять перо и написать пламенный ответ, но затянувшийся завтрак и последовавшая после него беседа с матушкой остудили ее порыв. И письмо студента медицинской школы утратило свою первостепенную важность, потому как именно в то утро девушка узнала, что ей нашли достойного жениха из хорошей и, главное, обеспеченной семьи. И важная встреча должна будет произойти на балу в честь ее двадцатилетия, то есть через месяц.
Миссис Кросби назидательным тоном повторяла о практичности вопроса выбора будущего супруга, пока ее дочь сидела напротив, сохраняя безмолвие, неспешно пила чай и равнодушно слушала о предстоящем знакомстве, которое в будущем сможет выгодно изменить ее статус.
Хотя за внешним спокойствием девушки в присутствии матери скрывалась буря эмоций: растерянность и сомнения, разочарование и страх. Чувства, словно волны, накатывали во время прибоя. Клементине казалось, что у нее нет иного выхода, как смириться со своей участью, лелея надежду, что будущий жених станет достойным мужем и отцом.
Но смирение сменялось вспышками протеста, ведь в романах всегда описывались нежные чувства между мужчиной и женщиной, испытывающих друг к другу обоюдное уважение и трепетное отношение. А в жизни, как оказалось, выбор пары родителями не подвергался обсуждению, хотя и не звучал категорично.
Клементина после затянувшейся нравоучительной беседы покинула столовую расстроенной. Ее первым желанием было убежать в свою комнату и, поддавшись смятению чувств, выплакать страхи и тревоги, навалившиеся этим утром.
Но Клементина, закрывшись в гостиной, несколько часов играла на рояле, влекомая печальной мелодией своего сердца. Ее тонкие пальчики скользили по черно-белым клавишам, создавая волшебную музыку грусти утерянной радости любви.
Обед в тот день прошел так же в минорном настроении, как и последующая прогулка с Шарлоттой. В тот день все казалось серым и унылым, хотя так же светило яркое еще летнее солнце. Погода была теплой и вдохновляющей на долгие приятные прогулки.
На набережной Темзы было многолюдно и шумно. Проплывающие барки скользили по мутным водам, рыбаки на своих маленьких суденышках расхваливали свежий улов. Торговцы суетились, стараясь завлечь яркими тканями. Звуки живого города заполняли тишину в сердце Клементины, но не находили отклика.
Подруги почти ничего не обсуждали, только обменивались короткими фразами о недавно прочитанном новом романе Джейн Остин «Мэнсфилд-парк». Но и здесь беседа не задалась.
По неловким попыткам Шарлотты, Клементина поняла, что подруга хочет знать судьбу вчерашней записки:
– Моя кузина Энн прислала мне очень занятное письмо.
– Из Саутгемптона, верно? – рассеянно уточнила Клементина, даже не взглянув на нее.
– Да. Так вот… Она сшила платье, чтобы ходить на воскресную службу, но их пастырь почему-то неодобрительно высказался. Представляешь, он сказал, что женскую добродетель украшает скромность, а не модный фасон одеяния, – Шарлотта прикрыла часть лица расшитым зеленой нитью веером и хихикнула.
– Но в его словах есть смысл, – не поддержала ее Клементина.
– Но ты же знаешь, Энн скромна. Я ей так и написала, что…
Дальше Клементина уже не слушала. Снова всплыла в ее памяти утренняя речь матушки и весть, о которой хотелось забыть хотя бы до злополучного бала, где должно будет произойти запланированное знакомство с неким достойным джентльменом. Но ей хотелось только читать и перечитывать письмо от мистера Гилла, чарующее своей простотой и искренностью.
– Клементина, сегодня ты выглядишь мечтательной, – заметив ее отстранённый взгляд, неуверенно произнесла Шарлотта.
Девушка молчала, не зная стоит ли делиться одолевавшими ее думами. Она все так же шла, не обращая внимания на прохожих, и обмахивалась красивым нежно-розовым веером под тон ее шляпки. Ее милое лицо украшали яркие ленты и легкий румянец на щеках, хотя в глазах была тоска.
– Поверь мне, я не желала ранить твои чувства, высказавшись вчера столь опрометчиво, – Шарлотта, семеня рядом, заискивающе заглянула в лицо подруги.
– Но высказалась.
– Мне жаль, прости, – грустно вздохнула Шарлотта. – Понимаешь, в любовных делах мы разбираемся не более, чем в военном искусстве.
Подруги остановились, наблюдая, как медленно проплывали хлипкие лодки и торговые суда.
Клементина молчала, собираясь с мыслями. Спустя несколько минут безмолвия она, улыбнувшись, повернулась к Шарлотте:
– Твои тревоги понятны мне. И я не могу сердиться на тебя слишком долго, – и тише обычного добавила. – Я прочла…
– И что там? – вздох удивления прозвучал несколько театрально, но Клементина предпочла этого не заметить.
– Извинение за то, что не был представлен официально. И он, ведомый благородным порывом, вернул мне платок.
Шарлотта покачала головой:
– Выглядит, как предлог…
– Возможно, – уклончиво ответила девушка, и предательский румянец покрыл ее бледные щеки.
– Там было признание? – Шарлотта еле слышно пробормотала страшную догадку и уставилась на подругу.
– Признание в чувствах. Искренне, что я не смею подвергать его слова сомнению, – Клементина рассматривала раскрытый веер в своих руках, не поднимая взора, ожидая самого важного вопроса.
– Милая… Ты же не отправила ему ответ?
– Нет, – в душе Клементины царило смятение, ведь она всю ночь думала об авторе письма. – Не писала.
– И не будешь? Ведь это недостойно со стороны мистера Гилла подвергать тебя опасности быть опозоренной, – взволнованно выпалила Шарлотта. – Чувствительность не должна уступать место здравомыслию! – Она начала быстрыми движениями обмахиваться веером, словно стало невыносимо жарко.
– Твои доводы разумны, – Клементина задумчиво продолжила. – А ты никогда не задумывалась про замужество?
– Ох, милая, это все из-за признания? Ты влюбилась в этого студента? – веер в одно мгновение был сложен и безвольно повис на тонком запястье своей владелицы.