Седьмая дочь графа Стера

Бафомет пришла во сне, неслышной поступью приблизилась к постели Изабеллы. Девушка попыталась встать, но поняла, что не может. Рот демоницы изогнулся в оскале, отдаленно напоминавшем улыбку. Ирга облизала зубы, ровные и блестящие, словно жемчуг, и по телу Изабо пробежала горячая волна. Плотно сжав колени, обняв себя руками, она с ужасом смотрела на бафомет, которую по глупости призвала.

— Думала, можно просто так уйти?

Ирга приглушенно рассмеялась и, взмахнув рукавом, объяла половину спальни черным пламенем. Если бы не страх, Изабелла полюбовалась бы смертоносным шелком, струившимся по воздуху. Девушка закричала. Звук потонул в ревущем пламени.

— Ты наша, глупышка!

Бафомет склонилась над ней и коснулась подбородка кончиком пальца. Взгляд демоницы гипнотизировал, призывал согласиться со всем, что она скажет.

— Ты темная, как сердце любого из нас. Твоя кровь — словно пламя, а гнев подобен смерчу. Душа твоя давно в Семимирье. Прими себя, девочка, и вернись к нам.

Ирга убрала палец, и ревущее пламя потухло, не причинив комнате вреда. Изабо моргнула, и демоница тоже исчезла, испарилась, словно морок. Только высунулся на прощание из пустоты указующий перст и напомнил:

— Наша!

— Нет!

Изабелла резко вскочила и обнаружила, что лежит на кровати. Выходит, все сон? Девушка провела ладонью по вспотевшему лбу и успокоила прибежавшую на крик служанку:

— Просто кошмар.

Кошмар, но какой реальный! Зажмурившись, Изабо восстановила события до мельчайших подробностей. Вот тут стояла бафомет, вот этого места она касалась. Но ведь сны порой легко спутать с явью. Богиня наделила Изабеллу богатым воображением, вдобавок она переволновалась, ведь сегодня приезжал лорд Стаут. Немудрено, что Изабо привиделись странные вещи.

Жених. Девушка попробовала слово на вкус и ощутила горечь отвращения. Будто в рот положили испорченную ягоду, которую хотелось немедленно выплюнуть.

Лавиния заранее одобрила обручение. Она желала дочерям женского счастья, даже Изабо. Возможно, ей даже чуточку больше, потому как участь старой девы нависла над калекой с самого рождения. Мир принадлежит мужчинам, а женщины — товар, который придирчиво выбирают. Скоропортящийся товар, теряющий привлекательность к двадцати пяти годам, а еще через пару лет безжалостно отправляемый на помойку. У той же Алисы были все поводы для волнения. Пока она ходила в невестах, общество тактично не замечало ее возраста, но стоило жениху отменить помолвку или снова пропасть с неведомой дипломатической миссией, неминуемо поползли бы слухи. Двадцать четыре — опасная черта, последний шанс получить стоящего мужа. Дальше оставались только вдовцы, разведенные и старики. После тридцати и вовсе никого. Мужчины предпочитали вдов того же возраста и шарахались, как от чумы, от девицы не первой свежести. Если на пальце до сих пор нет кольца, значит, количество недостатков с завидным перевесом перекрывало достоинства. Или престарелая дева и вовсе больна, непригодна для деторождения. Никакого интереса, помимо сыновей и денег, женщины не представляли, поэтому их пресловутое счастье сводилось к смене фамилии и продолжению рода мужа. Только, вот беда, Изабеллу оно категорически не устраивало. Прикрыв глаза, она снова легла и попыталась представить себя леди Стаут. Какой-нибудь замок или новомодный особняк с большими окнами, чаепития с соседками, встречи с мужем за трапезой и во время выполнения супружеского долга. Все размеренно, расписано на годы вперед. Точно так же жила ее мать. Родители Изабо не любили друг друга, равнодушие со временем перетекло в привычку, такую же, как каждый год рожать детей и до завтрака раздавать указания прислуге. Наверное, стоило меньше читать, чтобы не замечать этого, равно как перемены отношения молодых людей к избранницам после свадьбы.

— Не хочу, — пробормотала Изабелла и, приподнявшись, чуть громче повторила: — Не хочу!

И не заметила, как заснула, иначе почему вдруг служанке вздумалось ее будить?

Сметая мысли о несправедливости социального устройства, в комнату ворвалось солнце. Раздвинув занавески, горничная, одна из немногих, которая относилась к девушке нейтрально, водрузила на табурет таз с прохладной водой и повесила на ширму полотенце. Изабо неохотно вылезла из постели. Неужели уже так поздно? Казалось, после кошмарного сна прошло пара минут.

— Какое платье сегодня наденете?

Служанка деловито суетилась, взбивая подушки и поправляя перину.

— Черное, — не задумываясь, ответила девушка. Под цвет настроения.

— Дело ваше, но матушка прогневается.

Горничная подала Изабо мыло и забрала ночную рубашку. Обнаженной, пусть и за ширмой, девушка ощущала себя особенно уродливой. Поджав босые пальцы здоровой ноги, она привстала на цыпочки увечной и с минуту смотрела на нее, будто надеялась, та выросла за ночь. Но чуда не произошло. Вздохнув, Изабелла намылила ладони и занялась утренним туалетом. Прохладная вода считалась полезной для кожи, заодно укрепляла дух. К тому же с утра надлежало лишь слегка ополоснуться.

— Так какое платье, госпожа? — не унималась горничная.

— Выбери сама! — отмахнулась Изабелла. — Что-нибудь скромное и скучное.

Потенциального жениха ждали к полудню, если родителям не понравится наряд, девушка успеет переодеться.

За завтраком царило небывалое оживление. Вряд ли его причиной послужила овсянка, щедро размазанная по тарелкам. При появлении Изабо разговоры на время стихли, из чего напрашивался вывод — обсуждалась ее персона. Поздоровавшись с родителями, девушка заняла свое место, и тут началось…

— Изабо, Изабо, отец сказал, он совсем нестарый! — стрекотала Кетрин, то ли издеваясь, то ли желая приободрить. — Раз второй сын, либо чиновник, либо военный. Точно красавец — в армию толстых не берут.

Напрасно Лавиния пыталась угомонить дочь, та, словно река в половодье, щедро выплескивала все новые соображения. Чрезвычайно ценные с ее точки зрения. А Изабелла сидела и думала, какая же сестра дура. Мери вела себя сдержаннее, но, может, причина крылась во вчерашней встрече с женихом? Сложно сказать, удовлетворила ли девушка свое любопытство — на завтраке она выглядела привычно, не краснела, не изучала дно тарелки.

— Замолчи! — не выдержав, прикрикнул граф. — Одни поездки, и все без толку. Что-то пока не видно толп женихов!

Кетрин вспыхнула и смущенно потупилась.

— Лорд Стаут приезжает к Изабелле, поэтому не сметь строить ему глазки! Если по каким-то причинам она его не устроит, я сам вас познакомлю.

Выходит, второй сын маркиза не утешительный приз для хромоножки, а важное приобретение. Обрушившаяся на Изабо ответственность давила, но она не собиралась приносить себя в жертву. Девушка даст жениху шанс, так и быть, взглянет, не более.

— Изабо, — обратился Уильям к виновнице переполоха, — очень прошу, веди себя прилично. Женщину украшает скромность, поэтому не говори вперед мужчины, не утомляй его своими вопросами. И упаси Богиня затрагивать политику, экономику и магию!

— Что же мне остается, отец?

Граф одним махом отнял у нее все темы для разговора.

— Что-нибудь безобидное, девичье.

Уильям переглянулся с женой. Он понятия не имел, как мыслят женщины, но точно знал, о чем они мыслить не должны.

— Литература, путешествия, — пришла на выручку Лавиния. — Можешь из вежливости спросить об увлечениях милорда. Даже если они покажутся скучными, изображай интерес, кивай и не забывай восхищаться его успехами.

— А о своих говорить можно?

Изабелла задала глупый вопрос, о чем тут же догадалась.

— Разумеется, нет, дорогая, — тепло улыбнулась графиня, стремясь сгладить неловкость. — Женщины не соревнуются.

— Зато приятны глазу, — продолжил ее супруг и поморщился, окинув взглядом младшую дочь. — Ты опять нацепила одну из своих фиолетовых тряпок! В ней ты напоминаешь вдову в глубоком трауре, переодень. И избавься от воротника!