Младшая дочь перевозчика

Впрочем, в один из следующих дней надежда вернулась в мой мир. Ее тусклые искры подхватил ветер и снова раздул так, что дикий огонь веры обжег мою душу и заставил метаться между черными углями, в которые превратились остатки моего разума. Да, все что осталось к тому времени от моего здравого смысла – это куча дымящегося пепла. Нелепая вера – самый жгучий огонь: от него не спасает крепость логических конструкций, и когда он гаснет, в сознании остается лишь пепелище. А все из-за того, что...

На десятый день я увидела знак.

Нет, это не было божьим знамением – вспышкой молнии, или внезапным раскатом грома, или еще чем-то в этом роде. Внизу подо мной, слева от узкого дорожного полотна, нависая над обрывистым берегом, стоял обычный дорожный указатель. Невысокий бетонный столбик с многочисленными выщербинами, сквозь которые проглядывали прутья железного скелета. Его венчала маленькая табличка из желтой жести, покрытая мелкими пятнами ржавчины, напоминавшими засохшую кровь. На табличке, очевидно, была надпись, хотя я и не могла со своей высоты прочитать ее. Мне пришлось спуститься.

"100 миль" – вот что было там написано.

Внутри меня сначала все сжалось в тугой комок, а потом – отпустило. И потекли слезы. Я плакала от счастья, потому что понимала великий смысл этой короткой надписи. Она означала, что дорога – коварная дорога, заманившая меня сюда, проклятый путь всех прохожих, эта дорога – конечна. У нее был свои границы, у нее был предел, и до него мне оставалось всего-то сто миль пути.

Я не помню, как я поднялась в воздух. Но помню, что в этот момент я пела.

Теперь я летела, не торопясь, и из воздуха зорко смотрела вниз, на берег, поросший иван-чаем и репейником. Я искала новые знаки – и находила их. Теперь за каждый мысом мне навстречу попадались бетонные столбики с жестяными ржавеющими табличками. Надписи сообщали, что до конца пути остается восемьдесят миль, пятьдесят миль, десять миль...

В последний вечер моего пути я сидела у костра дольше, чем обычно. Я слушала ночь – крадущийся шорох прибоя, рожденного усилившимся ветром, посвисты ночных птиц, шипение дров в костре. Потом я упала на расстеленную пленку и без снов проспала до рассвета. Мой сон был такой же черный и глухой, как и то, что ждало меня в подступающем дне.

Утром, перед тем, как тронуться в путь, я тщательно умылась ледяной озерной водой, прополоскала рот и смочила жесткие сухие волосы.

День обещал быть жарким, как и все предыдущие. Солнце, появившись над озером, почти мгновенно набрало силу. Безоблачное небо наливалось синевой. Продолжая полет, я привычно смотрела вниз, чтобы уберечь глаза и не пропустить следующий знак. Он встретился мне довольно скоро, не прошло и часа в пути. На нем значилось "1 миля".

Я опустилась на землю и перевела дыхание. В этом месте берег было довольно пологий и ровный, без бухт и изгибов. Дорога тянулась прямо вдоль него, упираясь в далекую темную точку. Я прищурила глаза, пытаясь рассмотреть, что там такое, однако не видела ничего, кроме небольшого черного пятна там, где берег был перерезан горизонтом. Поднявшись в воздух, я продолжила путь, не отрывая взгляда от странного темного пятна. До него было как раз около мили. Через пару минут мое сердце настолько ускорило ритм, что тело задрожало в воздухе, теряя равновесие. Теперь я видела, что меня ждет в конце пути.

Черный зев тоннеля, поглощающий неверную дорогу.

*

У входа в тоннель я опустилась на землю. Передо мной начинался огромный коридор, вырубленный в прибрежной скале. Вход в него был выложен обтесанными валунами коричневыми, серыми и розоватыми, как гранит. Наверху тоннеля лежал дерн, поросший травой и карликовыми деревцами, и над моей головой нависала темно-зеленая растрепанная елка. Внутри коридора мои глаза не различали ничего, кроме темноты. На миг мне даже захотелось перекреститься, как это делала тетя Лита. Но я одернула себя и просто шагнула в тоннель.

Там действительно оказалось холодно, и, чтобы спастись от озноба, мне пришлось накинуть джинсовую куртку. Я ожидала, что вот-вот мои глаза привыкнут к темноте, и я начну различать каменные стены. Но у меня оказалось слишком мало времени.

Я увидела свет.

Что я почувствовала в тот момент? Радость? Нет, вряд ли это можно назвать радостью. Страх – вот более подходящее слово, хотя оно тоже не точно. Я чувствовала, что мир вокруг меня становиться все больше и больше, а я уменьшаюсь с каждым шагом. Я чувствовала себя песчинкой, которую ветер поднимает с пляжа и бросает в небо.

Чем ближе был выход, тем медленнее двигались мои ноги. Но уже очень скоро я начала различать на границе света и тьмы длинные колосья травы, увенчанные пушистыми кисточками. Я не отрывала взгляда от этих бледно-зеленых колосьев, пока они не оказались у меня под ногами. Затем я подняла голову.

Передо мной был тот же пологий берег и та же дорога, убегающая до следующего мыса. То же самое озера, покрытое золотистыми отблесками полуденного солнца.

Еще не веря в такую насмешку судьбы, я пошла дальше. Крохотное пламя моей надежды погасло лишь в тот момент, когда я увидела знак. Невысокий бетонный столбик с желтой жестяной табличкой. На ней было написано "1 миля".

Что я сделала? Вернулась. Разумеется, я вернулась домой. В свой дом на берегу озера. А что мне еще оставалось?

...Ничего, кроме бессмертия. Вот так.

Прохожим-то в этом смысле еще хуже. Они умерли, и это вряд ли можно изменить. А я пока еще жива.