То, что звучит
Обычно умудохавшийся некромант боится заснуть где-нибудь не там и проснуться от того, что его гули за ноги жрут, но мне попались гули-гурманы – меня жрали за ухо.
– Копать! – рявкнула я. Прихваченный за шкирняк «гуль» повис тряпкой.
Солнце безжалостно било в окно, черная кошачья шерсть лоснилась, наглые желтые глаза-щелки следили.
«Ну и что? – спрашивали кошачьи гляделки. – И что ты со мной сделаешь?»
– Наглая темная морда, – проворчала я в черный нос, собрала кота в комок и притиснула к груди, возя пальцами по шерсти. Наглая тварь тут же вонзила весь набор когтей в еще сонное туловище, но пара секунд ощущения бархатной тьмы под ладонью того стоили.
Отпущенный на свободу с воплями (моими) кот проскакал бешеной козой по постели, рухнул в ногах, впившись зубищами в мой большой палец поверх одеяла и затих. Ну вот, теперь все по канону: гуль, ноги… А то взял моду.
У меня сегодня был выходной. Надеюсь. Потому я решила побыть матерью прямо с утра. Мало ли. В кухне к моему сошествию обнаружилось семейство в составе достаточном, чтобы завтрак прошел весело и задорно. Дети что-то жевали, кот натаскал в свою миску кусков и клянчил новые.
Наличию готовой еды я всегда удивлялась больше, чем тому, что дети эту еду ели. Но пару дней назад являлась Годица. Заворчала весь дом и забила холодильный шкаф лотками, ответственно подписав, с чего начинать. Провела ревизию кладовой, угрожающе гремела посудой на кухне, потому я, вернувшись с работы, решила не добавлять себе больных мест на голову и заглянула поздороваться только когда оттуда умиротворяюще запахло выпечкой. Если Годица пекла, она всегда была добрая, потому что сдоба дурного настроения не любит.
Затем я начала нервничать. Вечер тянулся, детей все не было.
Годица ушла, я проводила ее с видом, что все идет как надо, закрыла дверь и продолжила истерить, выхаживая по дому положенные часы для подачи заявки на поиск по крови.
Я их чуяла, обоих, но как-то урывками. Даже Холину набрала и даже выждала, пока гудки шли, хотя руки тряслись и хотелось сбросить. Но я подумала, что дети могут быть с ним, а у него просто корона падает предупредить. Потом Холин явился-таки собственной магистерской мордой и привез причину истерики домой.
Оказывается, эти мелкие гули отправились гулять, «случайно» отключив магфоны. Оба случайно. Оба магфона. Сговор был на лицах. Показное раскаяние тоже. Холин жаждал почестей и милостей, жадно принюхиваясь к сочащимся с кухни запахам. Вытолкала яжотца обратно за порог, нечего тут тьму распускать и урчать. У нас для этого Копать есть. Затем собрала толпу детей и животных, устроила разнос всем по всем правилам и тотальный разгон по комнатам и углам, а попутно узнала, что его зазнайство замнач Центрального и всея Нодлута обитает в старом доме на Звонца, где детки и гуляли.
Так что сегодня с утра все были все еще примерные: дети ели, Копать не орал дурниной, просто душераздирающе глядел в очи взглядом подыхающего от голода, а я была мать.
С последним оказалось сложнее. Как-то так получалось, что моим детям все были лучшей матерью, чем я сама. Годица была идеальная мать. Эфарель – прекрасная мать. Мар… эффективная мать. Да сами дети были себе лучшей матерью. Сами нашли, что поесть, стол накрыли, кота приструнили – не орет же, кофе горячий, тарелочка с полюбившимся мне бутербродом колективного приготовления. Даже Копать пару шерстинок добавил и наверняка, пока никто не видел, ветчину лапой поправлял, проверяя ровно ли лежит и не положили ли туда случайно его личный кусок.
Я даже успела наумиляться, отпить пару глотков, избавиться от кошачьей шерсти в тарелке и откусить бутерброд…
У меня зазвонил магфон.
– Кто говорит? – невнятно, по причине набитого вкусным рта, прошамкала я, максимально откорячила мизинец (да здравствует пальцевая гимнастика и фигуры-концентраторы) и, стараясь не расплескать из накренившейся чашки, надавила на активатор громкой связи.
– …он, бур тебе в сад! – громыхнуло по кухне. Мы с Лаймом синхронно выпучили глаза, потому что дурное воображение тут же нарисовало картинку, Дара хлопнула ресничками и захихикала.
– Добрейшего утречка, где-то когда-то уважаемый комиссар арГорни, а мы тут с детками завтракаем, а вы, наверное, не успели, потому злобный как умертвие. Вам бы сладенького…
– Так я как раз за этим, родненькая! Кости собрала и сюда, мать твоя темный маг, вместе с этим твоим гениальным докладом.
– Кха.. кхе… каким еще докладом? – кусок бутерброда никак не хотел проталкиваться подальше в удивленный организм.
– Семинарским, по международному обмену тарака… эээ… опытом! Тут куратор из Центрального прискакал, вынь да положь ему ценный кадр. Им, видишь ли, реально практикующие нужны, а не как в том году левые по знакомству. А тебя от Восточного заявили. Забыла?
– Став, кто мне вчера выходной на сегодня дал?
– Кто дал, тот и забрал.
– Став, у меня дети!
– А у меня нервы, и ты последние доедаешь!
Я покосилась на бутерброд, жажда откусить еще обуяла с удвоенной силой.
– Хватит вагонетки порожняком катать, – отчаянно разорялся гном. – Восстала и пошла.
– Быстро не восстану.
– Не-е-е, ты и не торопи-и-ись, – ласково прогудел Став, – на кой надо? Да?
– Да, – согласилась я. Действительно. Начальство велело не торопиться, я и не буду. На кой?
Ну и вот. Как в таких условиях можно быть детям родной матерью?
Лайм приуныл. Он еще в начале моей беседы со Ставом приуныл, сообразив, что Нодлутский королевский музей неестествознания и выставка «Юный некроконструктор» в моей компании, как мы вчера вечером планировали, отменяются. Дара просто пожала плечиками – торговый центр никуда не убежит, а до фан-клуба «Черепков» она и сама… А вот и нет! Дети, лишенные самостоятельного передвижения по городу на неопределенный срок за свой проступок, теперь унывали вдвоем.
Материнский долг конфликтовал с общественно-служебным. Избавить детишек от наказания прямо сейчас было непедагогично – почуют слабину и примутся шкодить с удвоенной силой, а найти сопровождающее лицо, которому эти двое не сядут на загривок, в такие экстремально сжатые сроки было равно чуду.
Но чудо, на то и чудо – взяло и само явилось.
Огненно-алый феррато Эфареля ловко припарковался на подъездной дорожке.
* * *
Наверное, в прошлой жизни кота чморили эльфы, и теперь он люто ненавидел уши. Ну, или очень сильно любил.
С Копатем тьен Эфар еще не был знаком, потому мы трое, я и оба дитяти тьмы, ждали апофеоза. Но зараза Альвине, как вошел, так и торчал посреди гостиной, мило улыбаясь, даже на диван не сел. Не знаю, чья досада была сильнее, наша от несостоявшегося зрелища, или кота, уже воображавшего себе припадание к этим ушам. Наши-то он по нескольку раз едал.