Клеймо ювелира Перхина
«Любовь меняет человека, - писала Мария Сергеевна, - я не имею в виду сумасшествие плоти только, любовь – это непреодолимое, это в самое сердце и часто навсегда. Мелехов никогда до этого не любил, а Варвара жила ожиданием любви. Линии пересеклись. Единственное, что они оба не осилили, обрекая себя на вечную тоску и внутреннее одиночество, то это прежде всего то, что они не сделали последнего шага до жертвенности. Он не поехал в Париж, несмотря на её мольбы, так как не смог бросить пациентов, она не осталась в России, уверенная, что грядёт новая реальность. Она безоговорочно поверила Перхину, его предсказаниям лихолетья и полному краху Дома Романовых. Конечно, она поверила не на пустом месте, так как круг её общения в обеих столицах был невероятно широк, начиная со студентов и заканчивая министрами и директорами банков. Все ждали судьбоносных для страны перемен, но мало кто мог себе представить, что на самом деле ждало Россию. Варвара умерла в 1959 году в своём любимом Париже, пережила революцию, войны, потеряла всё своё состояние, родных, друзей, но так и не вышла больше замуж, а была ли счастлива, Бог ей судья.
Когда припадки стали учащаться, отец принял Перхина в клинике и оставил на лечение. Первое, что приходило в голову, обследуя состояние мастера – это полное и длительное истощение организма, точнее, его психического состояния. К тому времени Перхин был довольно состоятельным человеком, и истощение его никак нельзя было связать с недостатком средств или недоеданием. Скорее, это было связано с его невероятной загруженностью на работе, которую он сам себе чаще всего создавал, с его завышенными требованиями к своему труду и с его складом ума, с его мыслями. А думал он о многом и больше всего о России.
Я попыталась выстроить его биографию потому, что люблю ясность в том, чем интересуюсь. Но материала мало, Перхин же не был публичной или светской личностью, скорее, наоборот, был довольно скромен и всегда занят.
Родился Михаил Евлампиевич в 1860 году в семье зажиточных обельных, то есть освобождённых от повинностей крестьян. Если провести параллель с Базановой, то он был старше её на 12 лет и всего на четыре года старше Мелехова, то есть можно сказать, что они были более-менее из одного поколения. А это всегда сближает в общении и в понимании жизни.
Местом его рождения стала деревня Окуловская, которая считалась северным концом крупного, аж в 155 дворов, села Ялгуба Прионежского района. Село находилось в тридцати километрах от Петрозаводска, сегодняшней столицы Карелии, как ты знаешь. Древняя земля, где нашли поселения ещё эпохи мезолита, но тем и интереснее, а то мы знаем только, что эти территории принадлежали Великому Новгороду.
Природа там - таёжный дремучий лес, раскинувшийся на многие вёрсты, где свои правила и свой порядок. И если заблудишься, не дай Бог, позвать надо уважительно: «Дядя Леший, покажись не белым волком, не чёрным вороном, не елью колючей, а таковым, как я есть, видом человеческим». Стережёт лес Леший с помощниками и нерадивого охотника учит уму разуму, кто на неправедную добычу надеется. А сказки и чудеса разные длинными зимними вечерами в жарко натопленной избе – самое дорогое воспоминание о невиданных мирах, героях, мифах славянских Богов, путешествиях, искушениях и о победе добра. Слушал их маленький Миша вместе с детворой под самовар, слушал и мечтал.
Деревня Окуловская шла по восточному пригорку Ялгубского залива Онежского озера. Рыболовством занимались всегда и никогда в одиночку, так как одному невода не вытащить. Для хорошего невода сплетали 350 саженей верёвок, собирали бересту, еловые прутья, делали поплавки. А там, на воде лукавые русалочки. Как же без них? Ох, непростые они! Сколько холостых парней загубили! Сколько сказаний про них рассказано! И как их не слушать и картинкам разным в голове воли не давать?
Семья Михаила Перхина была православной, и очень возможно, что именно в церкви Святителя Николая родной деревни он впервые увидел поразившее его детское воображение нечто рукотворное и прекрасное: убранство церкви, иконы, оклады, утварь. Может быть, это был всего лишь миг, когда солнечный луч из узкого церковного окна попал на резьбу оклада, или старинная работа на маленьком крестике, что носил местный дьякон, показалась ему причудливой и заманчивой, никто не знает, но юный Михаил Перхин выбрал золотых дел ремесло и в 1884 году был записан подмастерьем Серебряного цеха Ремесленной управы в столице. Вот эта мальчишеская смелость - отправиться в Санкт-Петербург за своей мечтой - и подарила миру ни с чем несравнимые ювелирные шедевры. Отъезду помогло и то, что после смерти отца его освободили от призыва в армию, так как он остался единственным кормильцем в семье.
Наверное, пареньку из северной глухомани было трудно и непривычно в одной из самых шикарных мировых столиц, но чудеса и красоты, которые он с жадностью впитывал и чем питал свой выдающийся талант с лихвой восполняли ему житейские неудобства. Феноменальное трудолюбие и доведение до совершенства всего, к чему прикасалась его рука – были правилами жизни. Уже через два года после приезда в Санкт-Петербург Перхин получил своё личное клеймо ювелира и приглашение работать у Карла Фаберже. Много это или мало? Я не могу найти этому объяснения. Фаберже почему-то не брал на работу русских ювелиров-мастеров, а тут не устоял – поверил, сразу почувствовал невероятную мощь и кладезь замыслов. Тогда, в 1888 году, и началось плодотворное и прославившее обоих сотрудничество, взаимовыгодное и взаимозависимое. Целых пятнадцать лет. Фаберже снабжал его заказами, Перхин их выполнял в срок и самым лучшим образом из возможных на тот период времени.
Перхин был хорошим и заботливым семьянином. В двадцать четыре года он женился на совсем молоденькой, шестнадцатилетней Тане Финниковой, дочери своего первого учителя по ювелирному делу, ведущему мастеру столицы, сотрудника основного конкурента Фаберже фирмы «Болин». Жена родила ему пятерых детей: четырёх дочерей и одного сына.
Думаю, попав к Фаберже, он был готов своротить горы. Чем и занялся. В это время можно было только радоваться, глядя на молодого талантливого ювелира, христианина, семьянина с прекрасным будущим. Мастерская работала, как часы, народу к нему наниматься шло полно, всех, кого брал обучал, следил за каждым и за труд платил по справедливости, слухи ходили, что лучше всех платил из мастерских, что были у Карла. Отец говорил: «Счастье в воздухе не вьётся, а руками берётся». К отцу-то он попал за два года до смерти в 1901 . Отец мне сказал, что когда впервые его увидел, сразу понял, что не жилец, хоть глаза ещё горели. Поначалу он совсем был нормальным и всё помнил, о чём они разговаривали, под конец же стал повторять многое, уходить в себя, символами какими-то изъясняться, но работу свою в мастерской до самого конца исправно делал.
Перхин не стремился к званиям, они сами его находили. В 1891 году стал купцом второй Гильдии, а в 1895 стал личным почётным гражданином в награду за исполнение императорских заказов. В конце ХIХ века была такая тонкая прослойка между дворянством и купечеством. Это звание поддерживало и поощряло торгово-промышленный слой общества, тем самым удовлетворяя амбиции и поощряя их предпринимательскую и благотворительную деятельность. Почетные граждане пользовались правом именоваться, как дворяне, «Ваше благородие».
Талант, феноменальная работоспособность, профессиональная честность, уважение к своим служащим и щедрые вознаграждения за их труд, а к концу жизни в мастерской работало уже более пятидесяти человек, сделали Михаила Перхина исключительным, единственным в своём роде Мастером, которым Фаберже не только дорожил, но и страшно гордился.