Клеймо ювелира Перхина

Снегирёв решил-таки сделать официальное открытие бутика в начале июня.

 - Нечего ждать у моря погоды. Осенью начнутся презентации, шум, гам, а мы сейчас её сделаем, а осенью ещё одну.

 - Хорошо, всё поняла! - ничего ещё не поняв, ответила Алла.

 - Так, слушать сюда. Поняла она, - хмыкнул Снегирёв, - делать будем в бутике. Ювелирки ещё подвезут, я договорился. Осенью будет новая коллекция, сейчас просто представляем открывшийся бутик с тем, что есть. Делаем дорого, но не очень шумно – только для избранных, чтобы сарафан запустить, - он посмотрел на неё с прищуром, отметив её наигранное старание. Как будто она сидела на первом ряду под камерами, слушая выступление сошедшего с небес олигарха в надежде, что случится чудо, и её заметят. Карабкалась, хитрованка, невзирая ни на что. Он прекрасно знал, как она любила подставить любую симпатичную девчонку в офисе, стоило ей только оказаться смышлёной и немного показать амбиции, как перетасовывала сплетни, и чего стоила та информация, которую она ему приносила на блюдечке. Но пока Снегирёв был уверен в её лояльности, он хорошо платил и давал ей достаточно полномочий, слегка потакая её неуёмной жажде власти, иногда, правда, ударяя прямо по рукам, - подготовь по одной статье в три основных журнала, позовём клиентов, я добавлю контактов к тому, что есть, оформление французы сделают, пресса и прочее – сама знаешь, опыт есть, - он опять прищурился, - вот смотрю я на тебя и вспоминаю одного своего дружка, Фимку Соболя. Он говорил, если баба страшновата – не беда, найди в ней что-нибудь одно красивое – волосы, уши, щиколотки – остальное сделает воображение. В этом что-то есть, как думаешь, белочка? – Снегирёв откровенно хамил. Ему нравилось упиваться своей вседозволенностью. Он прекрасно знал цену их отношениям.

 - Он, что, скульптор? – не поддавалась Алла, в глубине души готовая взять самую дорогую безделушку из его драгоценного кабинета, швырнуть её на пол, и потом прыгнуть на неё, чтобы каблуками и наверняка.

 - В Нахабино собрался. На ресепшене скажешь пароль. Тот же домик. Часам к девяти подъезжай. Сегодня, - он демонстративно начал искать что-то в телефоне.

 - Ну, если он не скульптор, то мудак, - она быстро направилась к выходу. На секунду задумалась, разбить что-нибудь по дороге до двери или наступить на какую-нибудь дорогую безделицу, но решила оставить месть на потом, тихо прикрыла за собой дверь, и тут же столкнулась с Лёней.

 - Я к шефу, - произнёс Лёня, - ты что такая взъерошенная?

 - Смотри, сам не прокисни, - огрызнулась Алла.

Лёня на всякий случай притормозил.

 - Случилось что?

 Вместо ответа Алла со всей силы ударила его в живот.

 - Ты что дерешься, эй! – вытаращил глаза Лёня.

 - Псих! – Алла повертела пальцем у виска и быстро пошла в глубь офиса.

Стерва. Но связываться поостерёгся. Потом не отмоешься. Лёня сглотнул и выждал минуту прежде, чем открыть дверь.

Снегирёв посмотрел на него какими-то ленивыми глазами, не выражавшими никакого интереса.

 - Только не говори, что Варя тебе не даёт, и ты так ничего и не пронюхал. Разочарование будет трудно поправимым.

 - Кое-что есть, - тихо сказал Лёня.

 - Ой! У меня даже щека дёрнулась. Ну и что это?

 - Бабка оставила ей в наследство золотую табакерку Перхина с портретом Базановой на крышке.

 - Та-а-к, - пропел Снегирёв, - уже теплее. Фотографии хотя бы сделал?

 - Пока нет.

 - Ну, так иди и завершай начатое, - вздохнул недовольно Снегирёв, - если понадобишься, позвоню. Быстрее только шевелись, у меня от тебя запор скоро начнётся.

 - А при чём тут Базанова, как думаете? Если табакерка от бабушки, а у бабушки она, надо полагать от отца, психиатра этого? Мы ж яйцо ищем, так?

 - Связь ищи. Мелехов – психиатр. Перхин – псих. И он делал яйца для Базановой. Он – мастер.

 - Андрей Михалыч, но табакерка же не яйцо, - осторожно возразил Лёня. Не говорить же ему, что с Варей не очень всё складывается.

 - То есть ты сожалеешь, что табакерка, которая у Вари, не яйцо. Согласен. Лучше бы, ты нашёл у неё вместо табакерки коробку с яйцом. И всё бы было закончено. Но, увы! – Снегирёв нахмурился, - распутывай, тупица! Откуда у дочери Мелехова табакерка Перхина с портретом Базановой? Только придурок не будет рассматривать версию с треугольником: Перхин – Базанова - Мелехов. Лень, Лёня, приводит к проблемам в жизни, иногда неисправимым, - Снегирёв смотрел Лёне в глаза, как гипнотизёр, задумавший почти смертельный экскурс в неизведанные глубины подсознания.

Руки у Лёни похолодели в предвкушении страшного будущего, если он не справится.

   - Мелехов пронёс эту табакерку через всю жизнь, - погрозил указательным пальцем в воздухе Снегирёв, - не продал, не обменял на жратву во время войны, сберёг и передал дочери. Как ты думаешь, оставляя такую вещь в наследство, Мелехов мог сказать некие секретные слова? Мог объяснить дочери, что это за вещь? Откуда она у него? А дочь передала табакерку внучке. И вполне вероятно, что бабка передала те же самые слова своего отца Варе. Это не просто кусок золота, ты это понимаешь?

   - Я не очень понимаю, кто кому эту табакерку подарил в своё время, - наконец вставил свой вопрос Лёня, - Перхин Мелехову или Базанова Мелехову? Если Перхин Мелехову, как благодарный пациент, то тогда почему на крышке портрет Базановой?

   - А если Базанова Мелехову? – медленно спросил Снегирёв, смотря на Лёню самым разочарованным взглядом, как смотрят на человека, не оправдавшего надежд.

   - Почему с портретом? – тихо опять спросил Лёня, - женщина же не будет просто так дарить такую дорогую вещь со своим портретом.

   - Я не пойму, ты испытываешь моё терпение или что? – закипал Снегирёв.

   - Ну, или это Мелехов заказал табакерку у Перхина с портретом? - ещё тише сказал Лёня.

   - Ты дебил или кретин, Бойко. Не знаю. Мелехов – врач! У него клиника! Он не будет покупать такую дорогую вещь! Ты что-нибудь понимаешь в людях? Если не допетришь, кто кому и зачем, песенка твоя спета, соколик! Я и так всё за тебя придумал уже, куда тебе двигаться. А если ты, здоровый мужик, не можешь справиться с какой-то там тёлкой, задумайся! Что ты вообще можешь.

Из кабинета Снегирёва Лёня прямиком отправился к своему дяде по отцу, Роману Семёновичу Бойко, который проживал в Замоскворечье в четырёхкомнатной квартире нового элитного дома с мозаичной отделкой и мраморными колоннами. Лёня до последнего держался и не разглашал задание Снегирёва, но сейчас понял, что один не справится. Как же было на душе хреново!

Роман Семёнович владел половиной капитала, то есть ломбардного бизнеса Лёни, но негласно, не на бумагах. Он очень помог племяннику всё организовать, нашёл проходное место, притаскивал клиентов, заботился о том, чтобы проверяющие органы не очень им интересовались, и приносил неизвестно откуда товар. Конечно, Лёня понимал, что происхождение многих вещей по понятным причинам объяснить невозможно, но лишних вопросов не задавал, в эту сферу не вмешивался.