Мармеладка в монастыре
Аннабелла
Итак, дни мои потянулись благопристойной серой чередой. Первое время, находясь в библиотеке, я лишь молилась, восхваляя Мадонну за моё чудесное спасение и за не менее чудесное духовное выздоровление.
Ведь больше я не думала об утехах плоти и не вспоминала ни пару из дома на окраине деревни, ни мужчину из кафе. Единственное, что крайне огорчало меня, так это невозможность не то что возлюбить Бартоломео как врага своего, но и даже простить его за всё то зло, которое он причинил мне.
Нет, я решительно не могла найти в душе своей силы на прощение этого злодея. Особенно меня огорчало то, что я не могла даже покаяться в этом грехе. Ведь иначе мне пришлось бы рассказать, что он сделал со мной! И признаться заодно, что на то была и моя добрая воля!
Я никак не могла пойти на это, ведь мать Лавиния считала меня непорочной! Иначе мне не нашлось бы места под сводами монастыря. Да, мне пришлось с самого начала лгать сёстрам. Я сказала им, что непорочна. «В таком случае ты легко поступишь в послушницы, когда придёт время», - ответили тогда сёстры.
Как я узнала позднее, при поступлении в послушницы на слово уже никто не верил и наличие девственности проверялось весьма грубым, но действенным путём.
Да, претенденткам приходилось ложиться на скамью. Широко раздвигать ноги! А мать Франческа, ответственная за эту процедуру, проверяла наличие девственности пальцем! О… Если палец не натыкался на преграду, то претендентка на звание послушницы с позором изгонялась из монастыря!
Ведь монастырь это пристанище для девственниц, а не для блудниц. К моему отчаянию, знай сёстры мою историю, в их глазах я была бы именно такой. Блудницей… Ведь я пошла на распутство по доброй воле! Ах, как же я ненавидела Бартоломео, так опозорившего меня! Надругавшегося над моей чистотой!
Да, конечно, я была оправдана судом и даже вознесена в ранг чуть ли не героини. Но при этом ни один юноша из нашего предместья никогда не взял бы меня в жёны. Ведь я была уже пользована… И об этом знали все!
Я была грешна и продолжала увязать в грехе, вынужденная лгать приютившим меня сёстрам каждый день. Лгать, глядя в их непорочные лица, в лица дев, никогда не знавших мужчин. О, это безмерно угнетало меня! Грех лжи. И в этом я тоже винила Бартоломео.
Всё из-за него, всё! Больше всего на свете я боялась, что мой обман вскроется, и посему продолжала делать вид, что моё физическое здоровье не восстановилось до конца… Ведь пока я считалась больной, не могло быть и речи о поступлении в послушницы.
Не знаю, на что я надеялась… Ведь я не могла болеть вечно. Иногда мне приходили безумные мысли договориться с матерью Франческой, дабы её палец не заметил явного.
Но при одном взгляде на праведное лицо матери Франчески, на её пальцы с полупрозрачной кожей, неспешно перебирающие чётки, я приходила в ужас, представляя себе, что сделает мать Франческа, обратись я к ней с подобной просьбой. Мать Франческа отдаст меня инквизиции! Меня обвинят в незаконном проникновении в святую обитель! Ведь блудница пачкает одним своим присутствием! О Мадонна…
Дабы хоть немного отвлечься от мрачных мыслей, дабы хоть немного забыть тот факт, что я всё больше и больше погружаюсь в путину лжи, подобная маленькой мушке, попавшейся в сети алчного паука, я начала потихоньку, сначала робко, а потом всё более и более смело вместо отправления молитв постепенно изучать книги, которыми были уставлены прочные дубовые полки библиотеки.
О, это были книги о дальних странах, книги по географии, по математике, по языкам других народов, по истории церкви. Истинный восторг у меня вызвало обилие книг по истории и моей страны, и множества других стран, о многих из которых доселе я даже не слышала.
Не знаю, что эти книги делали в монастырской библиотеке, ведь я ни разу никого здесь не видела. Монахини были слишком заняты, чтобы проводить время за праздным чтением. Своё немногое свободное время сёстры предпочитали посвящать вышиванию и дополнительным молитвам. Молитва лишней не бывает, как любила говорить мать Лавиния.
О, я обожала мать Лавинию! Я благоговела перед ней! Я считала мать Лавинию Мадонной, спустившейся на нашу грешную землю! Мать Лавиния являла собой образец честной души, коей неведомы искушения грехом.
А подобные искушения встречались и здесь, под защитой надёжных каменных стен монастыря. Исходили они, конечно же, не от живущих в обители, о нет. Искушения приходили извне. О да. Извне…
Дело в том, что мать Лавиния, как настоятельница монастыря, обладала правом предоставлять привилегии на предоставление во временное пользование обширных монастырских земель. О, наш монастырь владел огромными землями. Они были лакомым кусочком, эти земли…