Сбежать от зверя. Прощение

***

Прошло еще три дня бесконечного смирения и воспитания силы воли. Я уже не говорил с Катей. Только злился на нее. Она еле заметно дрожала каждый раз в моем присутствии, пытливо поглядывала в лицо, пока я равнодушно пялился ей в глаза.

И вот сегодня впервые за долгое время заговорила.

— Я пущу к тебе сегодня одного твоего знакомого. В одиннадцать приедет.

— Думаешь, уже можно? — Вышло безжизненно. 

Зря она заговорила. Потому что на место той самой жизни пришла глухая ярость. 

— Меня беспокоит твоя покладистость, — перекинула она стетоскоп через шею и привычным движением поправила длинные волосы.

— Ты просила не вспоминать, — нахмурился я раздраженно.

— В том и дело. Я просила. И ты вдруг слушаешь.

— Тебе не угодишь, — недовольно отозвался я. — Ты права, у меня сегодня в планах взять тебя в заложники и пригрозить остричь под мальчика, если не выложишь мне всего.

— Это на тебя больше похоже. — Искры исчезли из ее голоса, и Катя потухла.

— Я не хотел тебя обижать, — поймал ее взгляд, и тот дрогнул.

— Ты не обижаешь. Я просто твой врач.

— А за что ты меня любишь? — забылся я, почувствовав слабину.

Катя растерянно моргнула и отвела взгляд.

— Ну, в тебя сложно не влюбиться, — начала уклончиво, но следом добавила: — Мне. Ты — надежный, Тахир. Верный. Любящий… Ты когда любишь, то… — она замялась, — очень хочется быть той самой…

— И кого я люблю? — сузил я глаза на лице Кати.

— Ты любишь другую.

— И где она? Не любит меня?

— Черт, Тахир! — рыкнула Катя. — Ну вот как я позволяю себя обвести вокруг пальца в который раз!

— Она меня бросила? Ушла? — давил я, чувствуя, что изнутри поднимается волна такой злости, с которой я сам не могу справиться.

— С ней все в порядке! Но тебе надо поправиться!

— Ты ее не пускаешь ко мне?!

Приборы взвыли, загорелась красная лампа, а Катя метнулась к тумбочке. Зверь внезапно рванулся из глубины сознания и затих уже на поверхности. Откуда-то мы оба с ним знали, что выходить из себя больше нельзя, иначе это будет огромным шагом назад от свободы и возвращения памяти. Мне на некоторое время заложило уши, но неожиданно все прояснилось, и я встретил Катю с уколами и бригадой медиков совершенно спокойно.

— У Кати просто халат расстегнулся, — пожал я плечами на недоумение врачей. — Вот давление и подскочило.

Ведьма залилась краской, бросившись поправлять безукоризненный внешний вид. А я проводил безразличным взглядом ее бригаду и устало откинулся на подушки.

— Не делай глупостей только, пожалуйста…

— Почему ты не говоришь? — сузил я на ней глаза, требуя ответов в который раз. 

Она подошла ближе:

— Я уже объясняла — это очень опасно для тебя. Ты был на волоске. Если ты не восстановишься, ты не сможешь помочь никому, понимаешь? Вспышка, и ты снова сорвешься. И снова койка, транквилизаторы и искусственная кома.

— Я сорвался?

— Нормально так сорвался. Ты хотел покончить с собой, когда я тебя нашла.

— Покончить с собой?

В голове вдруг крутанулись калейдоскопом картинки — стол, холодный ствол в руке… и обрывки разговора по мобильному.

— Слушай… — На плечо легла ладонь. — Дай себе еще хоть несколько дней. Черт! — И она сжала ладонь в кулак. — Я намеревалась тебя тут на месяц минимум закрыть, чтобы ты точно выполз из ямы!

Да-да, только в яме я чувствовал себя сейчас.

Значит, не Катя. Что там было в разговоре по мобильному? Мужской голос…

— Тахир, — позвала ведьма, и тихо щелкнул замок входной двери.

Я поднял взгляд и обнаружил, что в комнате стоит какой-то мужик. Просканировав его взглядом, пришел к выводу, что шмотка у него как раз должна сесть на меня. Только он вдруг тихо попросил:

— Оставьте нас одних.

И я понял, что шмотку с него снимать было ну очень плохой идеей. Потому что проще будет попросить его притащить мне мою.

Я не заметил, как Катя ушла. Пялился на Руслана и чувствовал себя в единственной светлой комнате, которую смог найти за все время блуждания в темноте.

— Помнишь меня?

Я помнил. Руслан был другом моего сына.

— Да.

А очертания все продолжали проступать.

— Где Эльдар? — В горле пересохло.

Я заметался невидящим взглядом по прежде «молчаливой» белой стене, и все «смотрел»… У меня есть приемный сын. Он вернулся с войны недавно. И Карина, дочь моей… 

Я был женат. У меня была… Полина. Зубы сжались до скрежета и оцарапали губы клыками. Полина мертва.

Мертва…

Но давно.