🐾По следам мистера Волка

Герберт Оуэн идёт по вечернему городу Бонсбёрн, вглядываясь в вывески и номера будто бы одинаковых в этом районе домов из красного кирпича.

Свет фонарей, горящих над разбитой дорогой тусклыми круглыми лунами, размывается в тумане оранжевыми кляксами, что скорее затрудняет видимость для оборотнических глаз, чем облегчает её.

Ещё и эта простуда…

Герберт звучно чихает и шарит рукой в кармане потёртого пальто в поисках платка.

Нет, так не пойдёт. Он останавливается и долго озирается по сторонам. Его не было здесь десять лет, но разве это оправдание для волка, чтобы не найти собственный дом?

Пойти бы по запаху, да только…

Он в очередной раз чихает, выбрасывает платок под обшарпанную стену какого-то здания и медленно проходит мимо зияющей чернотой подворотни.

Кажется, он здесь уже проходил… Герберт медлит, не без труда втягивает в себя воздух, но смутно ощущает в нём лишь запах крови, пыли и сырости. После чего, коротко встряхнув головой, словно пытаясь разогнать окутавший мысли туман, ускоряет шаг, направляясь вниз по улице.

Он уже давно должен был быть дома, но задержался в баре. Возвращаться хотелось и не хотелось одновременно, поэтому Герберт оттягивал время, как мог.

Впрочем, затемно добраться к дому, где до сих пор обитают призраки его прошлого, которые, пока был он в тюрьме, посещали его разве что во снах, идея не из лучших. Но избегать этого и дальше Герберт не хочет. Он не любит проигрывать, тем более сам себе. И без того уже дал слабину.

Но, несмотря на это, в пульсирующей от боли голове навязчиво бьётся мысль, что можно снять какую-нибудь комнату и переночевать пока в ней. Да карман его «оттягивают» всего пара крыс, да горстка тонких, холодных блох, что купишь за это?

Зря, ой зря он столько времени провёл в баре!

Герберт усмехается, прикусывая острым клыком губу. Ну ладно, хоть настоящих блох на своей шкуре из заточения не приволок, спасибо и на этом.

Он покидает район одинаковых домов, слыша где-то вдали голоса и смех людей, наблюдает, как одно за другим загораются и гаснут окна, как мимо пробегает два пса, что огибают его дугой, косясь с опаской — признавая в нём более страшного зверя, не иначе — и поворачивает на узкую длинную улицу, в дали которой уже не горят фонари.

Но Герберт вопреки всему с облегчением выдыхает. Он кожей чувствовал, как совсем недавно некто наблюдал за ним. Видимо, слухи о его возвращении распространиться успели в тот же миг, как он ступил на перрон.

Поэтому лучше уж оставаться со своими призраками в отдалённом ото всех фамильном замке, чем кормить своим вниманием или просто присутствием всех любопытствующих.

Чем дальше он идёт по синей, прозрачной темноте, тем яснее кажется ему небо, словно именно здесь тучи решили рассеяться, а густые сумерки порядеть. К тому же и туман остался позади, будто Герберт вышел из пелены дыма, что ещё какое-то время клубился в развивающихся полах его пальто.

Даже, казалось бы, дышать стало легче.

Теперь он узнаёт местность, каждое деревце у разбитой дороги, каменные валуны на повороте, обломок указателя, который так никто и не починил, высокие железные шпили заржавелых ворот впереди.

Замок встречает Герберта так же нерадушно и хмуро, как и он его.

Не очень большой, потемневший от времени, с узкими, но высокими окнами.

Но Герберт всё таки… ускоряет шаг. А спустя пару минут не без удовольствия переступает порог.

Как бы там ни было, спать хочется сильнее, чем о чём-то размышлять и предаваться воспоминаниям. И опасения на этот счёт, что мучили его совсем недавно, вмиг рассеиваются, когда он добирается до пыльного — похоже за замком присматривали не очень хорошо… — коричневого дивана и сбрасывает с ног кожаные ботинки.

***
Слава богу, Элис не нужно спрашивать ни у кого дороги до замка графа Оуэна. Колющая сердце связь тянет её вперёд, по грязным, щербатым улочкам. Бонсбёрн — городишко не самый приветливый, тем более для молоденькой девицы, разгуливающей в одиночестве ближе к ночи, будто ради красной, как это иногда называют, торговли.

Несмотря на то, что она простолюдинка, как и все после переворота, и понятно, что сопровождения у неё нет и не будет, вечер — время неприличное для прогулок. Сейчас Элис должна была бы надраивать пол в хозяйском доме, готовить ужин или стричь овец. Но никак не шляться по тёмным улицам ради того, чтобы заявиться в замок графа Оуэна, уголовника, да к тому же оборотня.

Хотя, конечно, вернее будет мистер Оуэн, но Элис с этим не согласна.

Оборотни совсем ещё недавно были полезны короне — разве можно это так быстро спустить в трубу?

Впрочем, и корона-то больше не венчает Элмару. Теперь мужчины должны выбирать, кто будет править страной. Что-то такое. В подробности Элис не вдавалась — зачем ей?

Забивать этим голову — неприлично тоже.

— Эй, малышка! — вдруг раздаётся в стороне слегка заторможенный, пьяный клич, хлопает дверь, и на крыльцо какого-то заведения выходят трое парней. — Давай к нам! — пока ещё только машет ей один, не спускается.

Остальные улыбаются, собираются закурить, в сумерках вспыхивают красные огоньки. Лампа над дверью покачивается из стороны в сторону тихо при этом поскрипывая. Парни переговариваются. Раздаются смешки. И очередной громкий вопрос, после которого тот, что окликнул её, ступает вниз по ступеням:

— Сколько? Мы не обидим, только скажи.

Элис в ответ издаёт словно бы мышиный писк и, подобрав полы грязного плаща, срывается прочь, угождая в каждую лужу и спотыкаясь о каждый камень.

Ужасно…

Нужно было снять комнату и отправиться к замку поутру, но ведь одна лишь захудалая койка может стоить и волка, а Элис редко когда собак-то в руках держала.

Да и там, в незнакомом месте, могло бы случиться нехорошее, и никто бы ей не помог.

Она уже не понимает, гонятся ли за ней ещё или нет, но, завидев графский замок, облегчённо выдыхает.

Вряд ли за ней увяжутся до этого «очаровательного» места.

Семейству Оуэнов ещё несколько поколений назад пожаловали титул, земли, несколько замков. Но всё, что от этого осталось — готическая развалина с дурной славой и явно прожорливыми, очень прожорливыми печками. Ну и толикой магии, и вот как раз её и боятся люди.

Ведь она может связать человека по рукам и ногам и не выпустить из каменных стен.

Элис не боится, ведь уже связана с этим местом и его хозяином.

Куда больше страшит слава бывшего графа — говорят, замок свёл его с ума и заставил убить жену… За что Оуэн и отсидел десять лет.

Элис передёргивается, поправляет коралловый беретик на золотых волосах и стучит в тяжёлую дверь.

Кулачком выходит слишком тихо, так что в ход идёт мысок, а затем и пятка, сапога.

И граф, наконец, открывает ей.

Встрёпанный, с падающими на будто выбитое из камня лицо тёмными, каштановыми волосами, одетый в простые штаны и какой-то растянутый свитер (или в то, что когда-то являлось им…), с мерцающим жёлтым отблеском в карих глазах.

Он смиряет Элис колким, недовольным взглядом, а затем переводит его ей за плечо с таким заинтересованно-удивлённым видом, будто уверен в том, что одна она прийти не могла, и там кто-то стоит.

Стоит, но почему-то, каким-то образом, скрыт от него.

— Хм…

Она откашливается в кулачок, опустив глаза и отчаянно краснея в попытке привлечь к себе внимание.

— Здравствуйте, эээ… Добрый вечер? — всё же поднимает на него взгляд.

Быть может, он уже знает о том, что замок призвал её служить, и не подумает ничего дурного, как те господа?

Но так и не скажешь, что он понимает. Граф смотрит на неё выжидающе, остро изогнув бровь. И нетерпеливо вздыхает. Становится понятно, что Герберт не просто сонный — он пьян.

— Меня зовут Элис Богард, сэр, я племянница миссис Смит… И как вы, должно быть, знаете, она умерла несколько дней назад.

— Не знаю… — отступает он, однако не спешит впускать её. — Соболезную. Так это… Поэтому в помещении так пыльно? Ой, хотя… — хмурится он. — Несколько дней всего прошло, да? Не должно тогда… Эм, я… не о то совсем, — зевает в изгиб локтя, — говорю.