Да что вы знаете о настоящих принцессах?

Мистер Ирреспоси лежал, заложив руки за голову, на узкой, застланной тонким одеялом койке. Локоть одной руки упирался в переборку, а локоть второй – висел в воздухе. Повернуться на бок, да и просто пошевелиться на столь малом пространстве без риска свалиться на пол было затруднительно. Хотя с тем, чтобы растянуться на полу, тоже затруднения могли возникнуть. Свободного места там было ещё меньше, чем на койке, поскольку в невеликую каюту, помимо кровати, втиснулся массивный комод.

Кортеж принцессы прибыл в Хафен накануне вечером. Сундуки с приданым и арестантов сразу стали грузить на корабль, принцесса и её свита провели ночь в гостинице, а на палубу поднялись рано утром. Мистер Ирреспоси слышал шум, голоса, топот, иногда даже грохот, затем эти звуки утихли, а по кораблю разлился низкий гул двигателя. Мелкая дрожь чувствовалась всем телом, сперва в сочетании с качкой это ощущение доставляло определённый дискомфорт, но ближе к полудню он к этому ощущению привык, а теперь и вовсе перестал замечать.

До сего дня доктору доводилось путешествовать лишь на парусных судах, на паромагоходе он оказался впервые в жизни. В глубине его души вяло ворочалось сожаление, что он заперт здесь пленником и нет у него возможности рассмотреть поближе все эти достижения техно-магической мысли. В вечерней мгле, когда доктор поднимался по трапу, «Великая Ритания» производила странное впечатление. Традиционное парусное вооружение плохо сочеталось с гребными колёсами, тёмные силуэты которых выступали по обоим бортам судна, и самой паромагической машиной, гул которой и ощущал он сейчас всем телом.

Но размышления об устройстве судна недолго отвлекали его от размышлений и сожалений иного рода. В целом ситуация, в которой он находился, поражала своей нелепостью и в то же время серьёзностью. Мистер Ирреспоси в который раз задавался вопросами: «С чего всё началось?» и «Почему это происходит со мной?».

Возможно, всё началось с иллюзии статуи на дворцовой площади. А может быть, значительно позже? В тот момент, когда он потерял контроль и отдался азарту и игре, оставив за бортом здравый смысл и осмотрительность. Позволил себе проиграть за карточным столом гораздо больше, чем у него имелось, не думая о том, как, кому и чем придётся отдавать долг.

Время шло, долг рос, вместо деликатных напоминаний он стал получать настойчивые рекомендации, а затем и угрозы. И в этот момент очередной проект Огэста. Так кстати. Так просто! Так заманчиво…

Принц всегда был рад сделать доброе дело, но в большинстве случаев, его благотворительные проекты касались искусства. Он восстанавливал за свой счёт полуразрушенные театры в небольших городках, выкупал из частных коллекций картины и передавал их в открытые для публики музеи и галереи. Но этот проект был нов и нехарактерен для него.

По всей стране отгремел скандал с Лидонской королевской лечебницей для душевнобольных. Вскрылись ужасающие подробности о насквозь прогнившем и проворовавшемся попечительском совете, о нечеловеческих условиях пребывания несчастных больных, о зверствах, убийствах, пытках во имя науки и на потеху зрителям. Огэст встречался с сэром Джастисом, тем самым, кто, тайком пробравшись в это заведение, и вытащил на свет божий все эти леденящие душу факты. После этой встречи принц пару недель был задумчив и серьёзен, затем собрал друзей и вывалил на них свою идею.

Несколько психиатрических клиник в разных концах Ритании. Просторных и светлых, спроектированных по последнему слову архитектуры, построенных вдали от городского шума и толчеи, с комфортными условиями проживания как для пациентов, так и для медицинского персонала и их семей.

Нэш Бридлес загорелся этой идеей в тот же миг. До хрипоты спорил, выбирая места расположения лечебниц, изучал уже имеющиеся решения планировок и компоновок, при этом рассматривал не только подобные заведения, но и обычные больницы, учебные заведения и даже тюрьмы. В итоге несколько месяцев спустя утвердили семь проектов, все выполнены в едином стиле по общей схеме: просторное центральное здание и длинные коридоры, отходящие от него в две стороны. В зависимости от размеров лечебницы с каждой стороны планировалось от двух до четырёх рукавов-коридоров, попарно соединённых между собою переходами-перемычками. В центральном здании располагались административные помещения и жилые комнаты для персонала, в коридорах – палаты для больных.

Эверелий тоже поучаствовал, разрабатывая эскизы украшений для административных помещений и парков, коих вокруг лечебниц планировалось разбить немало.

Мистеру Ирреспоси же оставалось лишь одно – вспоминать имена тех из коллег, кто, в отличие от него, врачевал не «мясо и кости», а душу и мысли, и привлекать в качестве консультантов. Подготовительный этап затянулся, но затем в пригороде Лидона развернулась грандиозная стройка. Огэст принимал в ней самое деятельное участие, наведывался в самые неожиданные моменты, совал свой нос всюду, чем ввергал Нэша в состояние крайней ярости. Нэш кричал, потрясал кулаками и топал ногами на его королевское высочество, лезущее куда не нужно и срывающее ряд работ, но тот лишь посмеивался и продолжал проявлять любопытство. Надолго, впрочем, их не хватило. Ни Огэста, ни Нэша. Энтузиазм Огэста иссяк где-то ближе к завершению строительства первой лечебницы, а Нэш переключился на другие проекты после возведения стен второй.

Именно мистеру Ирреспоси выпало курировать завершение строительства второй лечебницы и присматривать за возведением четвёртой и пятой. Необоримое искушение. Заменить часть лепнины на фасаде иллюзиями, несколько упростить внутреннюю отделку помещений, и в кармане осядет энная сумма денег, которую можно пустить на погашение долга. И никто при этом не страдает. Ни персонал, ни больные разницы даже не почувствуют. Так думалось вначале. Но в жизни оказалось, что казнокрадство не такое уж выгодное дело, ежели без опыта и связей. Слишком много издержек, слишком со многими необходимо делиться, в итоге после завершения строительства второй лечебницы и возведения четвёртой в руках доктора осели лишь малые крохи, не только не уменьшающие основную сумму его долга, а не покрывающие даже процентов с неё.

Когда он с повинной головой пришёл отдавать эти крохи, на него глядели с нескрываемым презрением, хмурились и нехотя задавали вопросы. Впрочем, к концу разговора, когда у доктора были выпытаны все подробности, на него уже посматривали с добродушным превосходством, ободряюще похлопывали по плечу и сочувственно качали головой. Затем предложили простить половину долга и остановить рост процентов, при условии, что милый доктор займётся больными, а кураторство над стройкой последней клиники передаст в надёжные и опытные руки. Доктор с облегчением и радостью согласился, осознавая, что человек, сидящий перед ним, провернёт аферу с подменой стройматериалов с несколько большим размахом и гораздо меньшими издержками, нежели он сам. Согласился и забыл об этом, как о страшном сне. Жизнь напомнила несколько лет спустя.

Племянница мистера Ирреспоси попала как раз в ту клинику, кураторство над постройкой которой он передал в счёт долга. О том, где она находится, родные узнали не сразу. Девушку некоторое время считали погибшей. Мистер Ирреспоси приехал в городок, а потом долго стоял перед тёмным сырым бараком, который растянулся на том участке, где должна была раскинуться светлая, просторная лечебница, окружённая парками. Бледную, непрерывно кашляющую племянницу он забрал, при разговоре с главным врачом больницы – прятал виноватый взгляд, а вернувшись в Лидон, в первый же день отправился на приём к лорду-наблюдателю. Признаться во всём Огэсту или Нэшу он не смог.