Когда расцветет пламя

Анни проснулась, как только скрипнули петли стальной двери. Встрепенулась, вжалась в стену и подтянула коленки к груди. Она не хотела смотреть, не хотела больше ничего чувствовать! Пожалуйста, только не сегодня!

Хватит. Хватит!

Но это не закончится никогда.

Отец никогда не даст ей выйти, никогда не отпустит, пока в ее жилах остается хотя бы крупица магии. Он вытянет все, до капли, пока ее тело не превратится в безжизненную оболочку, без мыслей, чувств и желаний.

Жесткая пятерня ухватила ее за волосы и встряхнула. Пронзительная боль вырвала из пересохшего горла тихий стон. На большее Анни была неспособна.

– Ты должна стоять, когда я прихожу! – грозный рык громыхнул над ухом, заставив сжать сильнее, потому что Анни знала, что будет дальше.

Удар в бок перевернул ее на спину, слезы брызнули из глаз, но мучитель не останавливался. Он бил ее, куда мог достать, как бы девушка не отворачивалась.

Хлесткие удары сыпались на лицо, грудь, бока, рвали жалкие остатки одежды.

– Хватит, папа! Хватит, пожалуйста!

Хватит…

Пожалуйста…

Это только сильнее его злило.

На щеку приземлился влажный плевок. Анни передернуло от отвращения и обиды. Она даже не попыталась стереть эту скользкую отметину унижения.

Это бы привело отца в бешенство.

Он хотел, чтобы она сопротивлялась, дралась, кусалась и пыталась сбежать. Раньше она так и делала, пока не поняла, что единственное спасение от боли - внутри нее. В крохотном убежище, за толстыми невидимыми стенами, созданными Анни по крупице.

Единственный шанс сбежать - покинуть тело и бесплотным духом наблюдать за происходящим. Недолго, всего несколько секунд, но это спасало ее от безумия.

Чем больше он вытянет на свет всей той мути, темных эмоций, тем больше силы получит, пока не наполнит магический сосуд и не бросит Анни обратно в клетку.

До утра.

Или до вечера?

Она давно потеряла счет времени, ведь в ее холодной, промозглой тюрьме не было даже крохотного окошка. Вместо теплой постели – охапка вонючей соломы, вместо деревянных полов каменный холод, а под ладонями, когда Анни все же попыталась встать, шершавый грубый камень стен.

– Голову не поднимай! Не смей смотреть на меня, – рычащий приказ вызвал дрожь во всем теле. Колени девушки ходили ходуном, не в силах удержать даже такое хлипкое, угловатое и истощенное тело.

“Скоро все это закончится. Нужно только подождать. Марна обещала мне помочь, у нее есть план, но мне нужно потерпеть”. 

На ее шее щелкнул магический ошейник из янтаря. 

Стоит только папе отдать приказ и Анни будет кататься по земле и выть от боли, медленно разрывающей каждый кусок тела.

Толкнув ее в спину, к выходу, папа холодно бросил:

– Ты знаешь, что делать.

Анни побрела по узкому коридору, освещенному только светом факелов, и слышала шаги отца за спиной. Она кожей чувствовала, как всего в паре дюймов от ее шеи воздух режет острое лезвие клинка.

Иногда оно касалось ее волос и на пол падали спутанные и грязные пряди.

Отец давно вывел идеальную формулу.

Все пироманты одинаковые, – так он считал. Если мучить пироманта достаточно долго, его сила начинает бурлить, выплескиваться через край и так ее проще собрать.

Любовь в этом деле не помощник.

Анни всхлипнула и рефлекторно вытерла нос сжатой в кулак рукой.

Пламя подпитывается только от боли.

Так папа считал.

И она сама в это поверила. Чувствовала, как огонь бежит по жилам быстрее с каждым жестоким словом, с каждым новым ударом. Со временем желание сопротивляться перетопилось в апатию, а апатия в животный ужас. И ужас был идеальным топливом ее дара. Он, как солнечный свет, что наполнял паруса воздушных кораблей, подстегивал ее силу.

Каждый скрип и шорох теперь прошивали разум Анни раскаленными иголками.

В глубине души уже давно не теплилась надежда, что однажды, когда папа отберет у нее все, он ее отпустит.

Ему не нужен бесполезный, пустой сосуд.

Если ничего не сделать, то Анни умрет здесь. Это было так же очевидно как и то, что день сменялся ночью.

“В один прекрасный день папа перестанет меня кормить. Я умру в одиночестве, от голода и жажды, среди холодных стен, а потом…”.

Анни стиснула зубы.

Это не случится. Она доверяет Марне. Та обязательно вытащит ее. Обязательно…

Дверь в конце коридора открылась сама по себе, повинуясь жесту папы и Анни всего на секунду остановилась. Страх сковал ее по рукам и ногам, холодный пот побежал между лопаток, но новый толчок не заставил себя ждать.

– Пошевеливайся! У меня мало времени.

В круглой каменной комнате, точно в центре возвышалась стальная конструкция, похожая на кресло с высокой спинкой. На подлокотниках хищно поблескивали янтарные оковы. Такие же были внизу, для ног. На спинке раскрыл хищную пасть янтарный обод, готовый обхватить голову Анни.

Вся комната была украшена жуткими “трофеями”. Полки уставленные сосудами с частями тел как чудовищ, как и людей, глиняные урны, наполненные прахом других пиромантов. Анни чувствовала их запах, даже через массивные деревянные пробки.

Сладковатый дух агонии последних секунд.

Бутылки синего стекла, где папа хранил собранную силу.

На рабочем столе лежало несколько целых костей, что он разотрет в порошок для своих исследований.

В комнате не было света, кроме привычных факелов и пары толстых красных свечей.

Над креслом хищно ждали своего часа механические руки, множество рук, подчиняющихся каждому приказу отца. 

Она не успела даже слова сказать, как Анни схватили и усадили в “кресло”. Оковы щелкнули на ее запястьях и лодыжках, голова угодила в капкан обруча. Внутри, с мутного дна медленно поднял голову страх. Воздух застрял в горле, взгляд пытался ухватить хоть за что-то в комнате, что могло бы облегчить грядущие муки.

Ничего.

Ничего не было.

Папа встал перед ней. Его лицо не выражало ничего, кроме скуки и раздражения. Всего лишь очередной день, когда ему придется вытаскивать силу из этой поломанной бесполезной куклы.

Кресло под Анни нагрелось, воздух заискрился, наполнившись тяжелым запахом магических настоек.

Невозможно подготовиться к боли, сколько бы ты ее не испытывал. Она всегда приходит неожиданно, как хищный зверь выпрыгивает из засады, чтобы поглубже погрузить острые когти в плоть.

Магический разряд, похожий на молнию, прошил Анни от пяток до затылка. Пространство комнаты разорвал не просто крик, а надсадный вой, ничем не похожий на человеческий.

Разряды набирали силу, били снова и снова, пока тело Анни не покрылось светящимися каплями пота. Чистыми крупицами силы, что жгли не хуже пламени, оставляли на бледной коже тонкие кровавые росчерки. Раскаленные слезы потекли по щекам, создавая новые шрамы поверх старых.