Ведьмы живут на крыше

Она бросила письмо на тумбочку и, гневно сверкнув глазами, выпалила:

— Я поговорю с отцом!

— Это не поможет. — Я закрыла глаза, чтобы сдержать слезы. Беспокойство Ларин трогало до глубины души, но я не хотела доставлять ей еще большего неудобства. Не хватало еще, чтобы и она рыдала рядом. Из солидарности. — Она единственный член моей семьи, и пока мне не исполнится двадцать или я не выйду замуж, тетушка вольна принимать решения за меня, что она и собирается делать.

— А потом эти решения будет принимать муж. Так не должно быть! — Ларин сжала кулачки. — Она должна тебя защищать, а она…

— Может, по ее мнению, так будет лучше, — горько усмехнулась я, открывая глаза. — Леди Шарлотта решила, что мой брак — лучшее решение наших проблем.

— Ее проблем, — не согласилась Ларин и прищурилась. — Знаешь, когда я видела вас вместе, мне не показалось, что она тебя действительно любит. Да и внешне вы не слишком похожи. Я бы даже сказала — совсем не похожи. И это неправильно, если она действительно твоя тетка. Сама посуди, она блондинка…

— Красится?

— Кучерявая!

— Накручивает.

— Без веснушек!

— Выводит.

— Пишет правой рукой.

— Как и я.

— Нет, — Ларин отрицательно качнула головой. — Ты сама говорила, что тебя этому учили.

— Всех учили.

— Но не так, — подруга вздохнула. — Сама вспомни. После уроков, когда господин Лурье не видел, ты как писала? А рисуешь до сих пор какой рукой?

— Это может быть и совпадением. — Я тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли. То, о чем говорила сейчас Ларин, к чему пыталась меня подвести… Я все это знала. И избегала разглядывать стены фамильного особняка семейства Калиори, где мне довелось жить до поступления в Вальех. Белокурые блондины смотрели с каждой стены дома, провожали и встречали меня в холле… только на чердаке не было их лиц, с тонкими сросшимися бровями, заставляющими тетушку с завидной частотой тратиться на вызов мастериц на дом.

— Она поет хуже, чем моя безголосая кузина! — продолжала сыпать аргументами Ларин. — Ринталь, ты же понимаешь, к чему я веду!

Она села рядом и обняла меня за плечи.

— Я понимаю, — тихо ответила, с трудом находя силы на улыбку. — Но мне сложно это принять.

— А надо! — Ларин вновь подорвалась с места. — Тогда ты не будешь мучиться, если начнешь думать о себе, а не о леди Шарлотте. И поймешь, что ничего ей не должна.

— Она меня содержит, — не согласилась я с подругой. — Вальех, наряды — все это не медьку стоит.

— Не медьку, — согласилась Ларин, наморщила лобик и сообщила: — Но я не помню, чтобы у Калиори были такие возможности. Отец давно вращается в высших кругах, но про леди Шарлотту впервые услышал от меня, когда мы с тобой познакомились. А ведь так не бывает!

— Хорошо, — сдалась я, понимая не только, что Ларин не отстанет, пока я не соглашусь, но и мне самой было важно узнать правду: почему тетушку вдруг решила избавиться от меня и есть ли у меня право предать ее доверие?

— Ты мне не веришь, — протянула Ларин, заглядывая мне в глаза. — Но я обещаю все узнать. Если она действительно твоя тетя — я больше и слова плохого о ней не скажу. При тебе, — подумав, добавила девушка. — Но если нет — пусть объясняет. Не верю я в ее альтруизм!

— Лари!

— Знаешь, сколько лет я уже Лари? — Всплеснула руками моя лучшая подруга и плюхнулась рядом, обнимая меня за плечи. — Вот сколько мы знакомы — а это больше десяти лет, вот столько и Лари. И… я хотела подарить его позже, на выпускной, но отдам сейчас. — Она торопливо поднялась, протиснулась между книжным шкафом и столом и, встав на цыпочки, вытащила сложенный вчетверо черный лист бумаги. Мои глаза расширились. Черные вестники были самыми дорогими. За цену одного такого послания можно было жить в столице месяц, пусть и скромно, но не отказывая себе в мелочах. — Держи. — Ларин протянула его мне. — Брат помог мне его настроить. Потому, где бы я ни была, ты сможешь мне написать. А там уже — оставишь свой адрес, и я отвечу.

— Ты словно знала, что все так обернется.

— Предполагала. — Ларин вздернула остренький носик. — Матушка говорит, что настоящая хозяйка должна все предусмотреть. А леди Шарлотта мне никогда не нравилась.

— Ларин, пожалуйста…

— Все-все! Не сердись, замолкаю. Но лишь до тех пора, пока ничего не найду о ней. Уверена, отец не откажет, да и брат с кузеном. Я тебе говорила, что Шарена взяли работать в архив? Значит, сейчас говорю. И ты ему очень понравилась. Помнишь, я вас знакомила год назад, когда Шарлотте пришлось тебя отпустить к нам? Это секрет, но, — Ларин приложила палец к губам, — кузен сокрушался, что ты так мало у нас погостила. Он не успел признаться. А сейчас, когда тебе нужна помощь, уверена, он приложит все усилия!..

— Лари… — Мне только и оставалось, что покачать головой.

К вечеру, в сотый раз перечитав послание, знаменующее начало моего конца, написала список гостей для тетушки и поскреблась в комнату Ларин. Именно ей предстояло выиграть для меня фору, скрывая ото всех мое исчезновение. И, пожалуй, никто другой бы с этим и не справился. Все же репутация Ларин была кристально чиста и не доверять ей, как старосте, никто не мог. Весь вечер, до самого отбоя, мы провели, обсуждая план. А на утро отправились проводить ревизию в мою комнату — ничего удивительно в преддверии выпускного. День же провели порознь.

Я в библиотеке, как это и раньше часто бывало, а Ларин в городе, благо, ей родители подписали разрешение на выезды по выходным.

— Держи, — вечером, обняв меня на прощание, подруга протянула свои документы.

— А ты?

— После выпускного скажу, что потеряла. Ничего страшного, отец сможет их быстро восстановить, и моя поездка не пострадает. Не переживай. К тому же, думаю, когда он узнает причину, поймет, что поступить иначе я не могла. Но… будь осторожна. Если ты действительно нужна Шарлотте не как племянница, лучше ей будет тебя не находить. Где тебя могут узнать? Куда вы ездили вместе?

— Никуда, — призналась я, опровергая собственную ложь. Все девочки Вальеха выезжали с родными на каникулах, а меня оставляли сидеть в родовом поместье, лишь изредка выводя на прием к подружкам тетушки. И, признаться, в эти дни я завидовала самой себе, запертой в поместье. Конечно, в прямом смысле слова меня никто не запирал, но куда можно выйти, если вокруг на долгие часы пути одни поля и лес.

— Но ты же… Прости, я должна была догадаться. — Ларин виновато потупилась, и я обняла ее, желая отвлечь от неприятных мыслей.

— Все хорошо. Пусть каникулы и не были моими самыми любимыми днями, я знаю — что ими было. Дни с тобой, здесь. Я ждала их, как праздника. А ты была моим подарком, самым лучшим. — Признание далось на редкость легко. Я хотела, чтобы она знала, но боялась рассказать. Боялась, что не поймет, посмеется, но… как же это было глупо!

— Ринталь… — По щеке Ларин скользнула одинокая слеза. Она быстро стерла ее ладонью, но смотреть на меня спокойно не смогла. Ресницы дрожали. И, судя по расплывающейся перед глазами картинке, не у нее одной. — Держи. — Она протянула мне туго набитый кошель. — Я не знаю, сколько тебе удалось скопить, но вот. — Монеты звякнули, когда она вложила мне в руку мешочек. — На свое имя купишь билеты на почтовый дилижанс до Висталя, в Килоту и Дотран. Если Шарлотта начнет искать, пусть думает, куда именно ты отправилась. Ставлю, что она будет искать в Вистале. Ведь, если ты сбежишь, то, конечно, со мной. — Ларин самодовольно усмехнулась, но улыбка вышла какой-то грустной. — А сама поедешь в Лорквин, Жаон или Грастин. Я купила билеты, они в ячейке на станции, вместе с твоим багажом. Не понимаю, зачем тебе было брать то розовое… Но ладно, пусть уже так. Вот ключ от ячейки. — Мне в руку ткнулся новый, еще блестящий ключик. — Тридцать седьмая.