Иллюзорное солнце

Новенькая. Недавно стала гражданкой Страны. Говорят, прибилась к возвращавшейся с операции бригаде Гром. Элита! Да, повезло ей, другие бы не стали тащить обузу через неподконтрольные территории. Тут бы самому вернуться. А эти привели! С гражданством, правда, промурыжили около года. Проверяли на принадлежность к рейдерам, мародерам, и главное, к Врагу. В итоге признали, что знаний и навыков диверсионного и шпионского характера не выявлено, психика устойчива (насколько это возможно), а тело, не имея патологий, пригодно для деторождения. Так она стала гражданкой категории "В". Стране нужна лишняя пара рук. Хотя с категорией они явно промахнулись. Лично я думаю, и уверен, что многие бы согласились – для нас стоило бы сделать еще одну категорию и назвать ее категория "Г". Эта буква лучше бы охарактеризовала наш быт и условия существования. Людей, не имеющих ничего. Людей без прошлого, без будущего. Даже не людей, так, сырья для воплощения в жизнь великих планов Верховного главнокомандующего.

Вот с этими мыслями я и дошел до турникета, который, само собой, был закрыт, а над ним, нацелившись мне в грудь, висели подвешенные к потолку два веерных пулемета. Явно не бутафорские. Говорят, точно такие же турели положили полсотни человек в западном крыле, когда там лет двадцать назад вспыхнул бунт неповиновения. Правда, тогда они были замаскированы пластиком и зеркалами. И каким же, наверное, сюрпризом для бунтовщиков стали автоматически выдвинувшиеся, – пробивая пластик и разбивая вдребезги прикрывавшие их до этого зеркала, – два пулемета. Осколки зеркал не успели долететь до людей, чтобы поцарапать кожу и отразить в их глазах бессмысленность прожитой жизни, а тела уже кучно повалились на пол, поливаемые свинцом с потолка. Впоследствии этот бунт назовут "Бунт зеркал". Рабская жизнь – следствие рабской идеологии, свободная смерть – следствие осознания необходимости перемен, пусть не к лучшему, но хотя бы к чему-то. Они свой выбор сделали.

Стук в стекло вывел из размышлений. Справа от меня во всю стену находилось зеркало. Я должен был поднести к нему свой магнитный обруч, надетый на правую руку, прислонив ладонь ребром. Зеркала на пропускных, к слову сказать, тоже появились после того бунта. Все знали, что за ними находятся несколько человек. В данный момент они заряжают энергией мой обруч и сканируют номер, выжженный на ребре ладони. Над моей головой раздается щелчок и непродолжительное жужжание – это пулеметы получили отбой и возвратились в исходное положение, устремив свой взор вдоль потолка.

Значит, я последний, остальные уже в Зале. Словно услышав мои мысли, турникет завертелся, приглашая пройти. Я же не мог оторваться от отражения в зеркале. На кого я похож? Грязная одежда, немытые сальные волосы черными патлами падают на плечи. Когда-то зеленые глаза приобрели неестественный серо-металлический оттенок. Худое лицо с высокими скулами, впалые щеки. Хорошо еще, что принял участие в тестировании нового геля для удаления волосяного покрова с лица. Борода и усы действительно теперь не росли, побочным эффектом, правда, стало то, что заодно выпали и брови.

Надо мной снова послышался щелчок и жужжание. Я поднял голову и уперся взглядом в беспристрастные дула пулеметов. С другой стороны зеркала постучали. Они явно не понимали, что хочу я разглядеть, вглядываясь в отражение, – может быть, их?,  – и нервничали. Я решил, что совершенно не хочу знать, насколько еще хватит их терпения и большими шагами прошел через турникет. За спиной послышалось привычное жужжание, а еще показалось, что кто-то облегченно вздохнул.

Вот я и в Зале. Он представляет собой огромную квадратную комнату. В любое время суток он освещается ровным желтым светом. Потолки, находившиеся от пола на расстоянии в десять с небольшим метров, внушают уважение. В Зале много дверей, но разобраться, какая куда ведет и куда следует идти после распределения, смог бы даже новичок. При этих мыслях я потянулся взглядом к новенькой, но так и не смог отыскать её среди сотен столпившихся вокруг людей. Двери за моей спиной, их десять – это спальные сектора, за ними скрываются турникеты, пропускные пункты, коридоры и такие же милые и уютные комнаты, как моя.

Двери по левую руку, их семь – это двери, ведущие на нижние ярусы нашего комплекса. Три двери напротив меня почти всегда закрыты, это двери на выход из корпуса. Наверно, совсем уж заржавели, уж больно редко кого посылают на работы под купол или в другой корпус. Ну а двери по правую руку, их шесть – это лифты и запасные лестницы, ведущие на верхние ярусы корпуса. Кстати, наш корпус носит имя Главнокомандующего. Поверх дверей стены украшают незамысловатые и давно выцветшие мозаики. Сюжет на всех практически одинаков и патриотичен до безобразия. На одной граждане Страны спасают от рейдеров детей-сирот на неподконтрольных территориях. Спасенные несказанно рады, лица их так и говорят: "Мы тоже хотим быть гражданами Страны!". 

На другой бригада Гром побеждает отряд Врага, вражеские воины в панике бегут. Лица их полны ужаса. Один из солдат Грома прицелился в спину солдату врага, но на дуле его винтовки рука рядом стоящего, по всей видимости, старшего по званию, и он как бы говорит – не стоит, мы выше этого, товарищ! Ну и все остальные мозаики выдержаны примерно в этом же стиле.

В центре комнаты стоит статуя метров семи в высоту, занимая довольно много места в периметре. Само собой, это статуя тому, чье имя носит наш корпус. Он стоит, высоко запрокинув голову и раскинув руки. Трактуется это здесь как целеустремленность к единственно верной цели, открытость для любого гражданина, широта души и прочее, прочее, прочее…

Но вот на большом циферблате, расположенном аккурат над центральной дверью выхода за пределы нашего корпуса, высвечивается 6:00. Раздается троекратный гудок. По толпе катится волна шорохов и нервных предчувствий. Кого куда сегодня? И, наконец, из головы статуи начинает лить свет на потолок. Заработал проекционник. Лица статуи мы, конечно, не видим, уж больно сильно задран этот целеустремленный подбородок. Но почему-то все уверены, что проекционник установлен на месте глаз. Это, по всей видимости, символизировало то, что Главнокомандующий видит то же, что и мы, и так же неудобно задирает голову.

На потолке уже можно различить лицо довольно молодого юноши с глазами, пылающими фанатизмом. Он начал свою вступительно-патриотическую тираду, как всегда забыв о том, что динамики включаются на несколько секунд позже. Как обычно, рассказал, что за прошедшую ночь мы потеснили Врага, выявили и предали справедливому наказанию энное количество шпионов и диверсантов, разгромили несколько групп мародеров, хозяйничавших на неподконтрольных территориях. О том, что ученые Страны близки к разгадке появления пупырчатого пегматита кожи и все в том же духе.

Меня же больше мучил вопрос, сколько людей заморили в ЛИГО, борясь с этим пегматитом, будь он трижды неладен. С них станется и самим заразу в массы запустить, лишь бы больше подопытных для экспериментов поставляли.

Пока с потолка на нас падали новости о победах да завоеваниях, люди вокруг меня шептались о другом. От них узнавал более правдоподобные известия. Шептались о том, что Враг того и гляди уже по Стране пойдет, кто-то утверждал, что границы уже попраны. Что в связи с этим время, отведенное для сна и прочих физиологических нужд, будет сокращено, что в связи с нехваткой электричества в коридорах погасят все лампы, а выдадут всем фосфорные палочки с какими-то примесями, чрезвычайно вредными для здоровья, но очень дешевыми в производстве. И главное, сколько же не выдержало этой ночи? Сколько их, канувших в небытие людей, пришедших в этот мир из ниоткуда и ушедших в никуда, так ничем и не запомнившихся этому беспощадному миру. Кто-то говорил о десяти, кто-то о пятнадцати. "Нет в этом ничего зазорного, – подумал я. – Сколько человек может терпеть подобное существование?"